Дети не выбирают родителей. Они любят их в любом виде и состоянии. Безусловно и безгранично. Прощая все. Защищая перед всем миром. А родители? В прошлом году почти 2,4 тысячи матерей и отцов лишились права воспитывать своих кровинушек. Родительские права — это не паспорт, который можно в один день потерять и за месяц восстановить. Детей теряют не мгновенно (если, конечно, от них сразу в роддоме не отказываются). Лишение прав — это крайняя мера. И до суда соцслужбы стараются дело не доводить. Отбирая детей у нерадивых родителей, им оставляют шанс — в течение полугода все исправить: бросить пить, найти работу, привести в порядок жилье. Не так уж и много... ради ребенка. Но, увы, этот шанс используют не все. И тогда суд выносит решение, невзирая на слезы и обещания. Не для того, чтобы разделить родных людей навсегда. Даже тогда есть еще возможность вернуться к отправной точке. Просто жизнь доказывает: чтобы оценить что–то, нужно сперва это потерять.
Напрасные слова
У Ирины забрали двоих сыновей, 14 и 15 лет, еще в ноябре. Отрезвило это ее ненадолго. Три месяца регулярно навещала детей в социально–педагогическом центре, приносила гостинцы и вещи, затеяла ремонт в квартире, трудоустроилась кухонной рабочей в больницу, стала погашать долги по квартплате, которые выросли до 7 млн. рублей. А в феврале — сорвалась. Заперлась дома ото всех, перестала ходить на работу, запила. Ни учителя, ни инспектора по делам несовершеннолетних, ни соцслужба больше достучаться до нее не смогли. Три месяца не видели ее и дети. Не пришла она и на судебное заседание по лишению родительских прав.
— Ирина Николаевна, откройте двери, иначе нам придется ее взломать! — сотрудники милиции уже переходят от слов к делу, когда за дверями раздается шорох: «Все–все, открываем». Ирина дома. С опухшим лицом, слипшимися волосами и в ночной сорочке она сидит на постели и нервно курит. На полу пустая водочная бутылка. Рядом спит мертвецким сном мужчина. Из ванной комнаты молча выглядывает с накрученной на бигуди челкой и таким же испитым лицом сестра.
— Одевайтесь, вы уже должны быть в суде. Вы хоть помните, что сегодня решается судьба ваших детей? — торопит мамашу участковый инспектор ИДН Оксана Дикун.
Ирина с глупой ухмылкой кивает головой и не двигается с места.
— Если вы сейчас же не оденетесь, нам придется под конвоем вас привести в суд прямо в нижнем белье!
Ирине все–таки не удается утопить этот день в бутылке. На суде она то гордо взмахивает головой, с вызовом глядя на судью, то опускает плечи и глотает слезы.
— В иске написано, что вы не работаете, злоупотребляете спиртными напитками. Это верно? — спрашивает судья суда Минского района Елена Шевченко.
— Да.
— Вы предпринимали какие–то меры, чтобы изменить ситуацию? Лечились?
— От чего мне лечиться? Хочу — бухаю, хочу — не бухаю.
— Дети вам когда–нибудь говорили: «Мама, не надо пить!»?
— Да.
— И что вы на это отвечали?
— Не буду.
— А почему сейчас пьете?
— Потому что их рядом нет.
— А что вы сделали для того, чтобы они были с вами? Вот есть выбор: детей вернуть или и дальше пьянка. Что выберете?
— Детей.
— А почему вы не закончили с пьянкой?
— Я только начала.
В зале повисает напряжение. Кто–то тяжело вздыхает, кто–то шмыгает носом, кто–то тихо возмущается: «Она вообще трезвая?» Тут же сидят такие же горе–матери, которых пригласили на выездное открытое судебное заседание для назидания. Своеобразная шокотерапия. Чтобы прочувствовали то, что никакими словами не объяснить. Увидели со стороны себе подобную. Ведь дети каждой из них — в «социально опасном положении». У некоторых отобрали 
детей, кому–то вернули, кого–то так же лишили прав... Сейчас им не нужно отчитываться перед судом, но каждая, наверное, думает о том, есть ли ей что ответить на эти вопросы.
— Как вы думаете, вашим детям повезло, что у них такая мать? — пытается достучаться до Ирины судья.
— Очень.
— В чем же это везение? Расскажите, какая вы хорошая.
— Любимая! Вы спросите у них. Спросите! Почему–то же они хотят ко мне...
Артур и Валентин ни разу не жаловались на маму — ни когда из–за ее пьянок засыпали на лестничной площадке, ни когда целый день ничего не ели. Они всегда говорили, что просто забыли ключи. И когда их забрали из семьи, до последнего надеялись, что мама за ними придет. А она однажды не пришла. Старший брат навещал. Мама — нет. И тогда они признались, что им стыдно...
— За всю свою практику я встречала только три семьи, в которых дети отказались возвращаться к родителям, — вспоминает Ольга Захария, социальный педагог Минского районного СПЦ. — Все остальные говорили, что хотят домой, что любят. Потому что это дети.
Разряд, еще разряд!
И дело ведь не в силе материнской любви. А в том, что пьяная мама — это чума нашего времени. Рак души, который не вытравишь никакими лекарствами. Если мужчины завязывают под влиянием семьи, жен, детей, то пьющие матери, как правило, одиноки в своей беде. И обращаются к врачам лишь в том случае, когда уже дальше падать некуда. У них алкоголизм скрытый. Оттого и более коварный.
— Я прошу не лишайте меня родительских прав! Я, я виновата. Но у меня такое первый раз. Говорят, что я пью. А они как пьют, посмотрите! — оправдывается перед судом уже другая мама, Жанна.
— Это же не соревнование, кто больше, — недоумевает судья. — Вы можете к себе критически отнестись? Вам говорят: «Жанна Михайловна, остановитесь, пожалуйста. Проблема с алкоголем может стать препятствием для возвращения детей. Нельзя компании водить. На работу надо выходить». До вас что, не доходит?
— Доходит. Давайте я закодируюсь! Только не лишайте, пожалуйста, прав.
Своего рода шантаж. Лишить мать самого дорогого — детей, а потом выставить условие: или заканчивайте с разгульной жизнью, или ребенка не вернем! Но почему бы и нет, если на некоторых это действует как ушат холодной воды? Чаще всего такой встряски родителям бывает достаточно. Но некоторым нужен разряд посильнее. У Жанны Тимофея забрали, когда ему не было еще и двух месяцев. Сейчас малышу 9 месяцев, и он даже не знает, кто его мама. Потому что она приезжала к нему всего два раза. Не баловала вниманием и старшего Илью. Ходить на работу Жанна тоже считала необязательным. Ее трудоустроили в НИИ онкологии и медицинской радиологии как обязанное лицо. И каждый месяц у нее пропуски. Неделю–две могла не появляться. Мол, «отдыхала на речке, сгорела спина» или «давление подскочило, до врача не дошла». В итоге к долгу за квартплату в 3 млн. рублей добавилась задолженность за содержание детей. Дома ремонт недоделан. Средств нет даже на поездки к сыновьям. Свидетели были неумолимы: «Жанна ни на что не идет ради детей. За эти несколько месяцев все стало только хуже».
— Я буду стараться, — только и смогла сказать Жанна.
Да, в судебной практике бывали случаи, когда отказывали в иске о лишении родительских прав, вспоминает Елена Шевченко. Но те матери брались за себя, шли на 2 — 3 работы, выполняли все требования. Из одной семьи ребенка не раз забирали. Но родители ради дочки из кожи вон лезли: «Скажите только что — и мы сделаем». И дочка говорила: «Я им верю». Действительно, слушали, делали, исправляли. В очередной раз закодировались, отказались от «друзей». Навели порядок в доме, заготовили дрова, побелили потолки, повесили шторы, люстры. Мама даже обнаружила в себе талант рукоделия: навязала ковриков...
Впрочем, раньше специалисты говорили о совсем других случаях как о редчайших, исключительных. Пока не заработал Декрет № 18, замечает начальник отдела социально–педагогической работы и охраны детства Министерства образования Галина Руденкова, у нас даже не велась статистика о том, сколько детей удалось вернуть в семью, а вот данные за последние 4 года: у 1.700 детей (это количество воспитанников 17 школ–интернатов!) родители по решению суда восстановились в правах. «Хорошо известно, что бесполезно осуждать человека за пьянство, — считает Галина Ивановна. — Но можно помочь ему осознать свою проблему, заставить искать лечения. Увы, тут нет стопроцентного рецепта. Недаром врачи говорят не «вылечили», а «началась ремиссия», «состояние улучшилось». Но болезнь, к сожалению, дает свои рецидивы». Поэтому больше детей органы опеки были вынуждены изъять из семьи, меньше — по сути, эти цифры нельзя оценивать со знаком «плюс» или «минус». Даже если ребенка забирают повторно, это ведь не значит, что кто–то, в принципе, не способен быть хорошим родителем, что ему больше нельзя доверять. Нужно судить, считают специалисты, по тому, как человек барахтается, пытается выкарабкаться, и не важно, в который раз он сорвался...
Прямая речь
Мама Ольга (11–летнего сына у нее забрали 4 месяца назад):
— Претензии ко мне были не потому, что меня находили или видели нетрезвой. А потому, что я отсутствовала дома. Ведь я не могу привести в квартиру мужчину: живем в 2–комнатной квартире впятером, поэтому я уходила сама. Получается, что нерегулярно уделяла внимание детям... Ирину знаю много лет. Но я бы не позволила себе такого, все ноги бы истоптала, но за детей боролась бы до последнего. У каждого человека есть своя внутренняя свобода. Насильно не заставишь ни пить, ни курить. Не хочешь — поставь точку. Если дети дороже. Я сама полгода не пью вообще. Раньше? Бывало. Сейчас работаю кухонной рабочей в больнице — тяжелый, адский труд с 6 утра до 7 вечера.
Мама Анастасия (три года как лишена родительских прав на 7–летнюю дочку, вторую, 6–месячную, отобрали месяц назад):
— Почему забрали? Не легла вовремя с малышкой в больницу, а когда пришел врач, была в нетрезвом состоянии. Я не спорю, да, я виновата... Но делаю все! В этот раз я без всяких уговоров сама сразу поехала к наркологу, прошла курс лечения, закодировалась. И маме сказала: «Мама, пожалуйста, не пей, потому что мне могут не отдать ребенка». И она мне помогает. Работаю без выходных и праздников, езжу регулярно к дочке в больницу. И с первой дочкой каждый день созваниваюсь. Она живет в приемной семье. Сейчас поедет в лагерь, я ее и там навещать буду. Думаю, мне бы уже вернули детей, но у меня нет нормальных жилищных условий: мы снимаем комнату с мамой. Хозяин квартиры — алкоголик, у которого случаются припадки. Но снять другое жилье — нет денег. Поэтому ищу любую работу, где бы мне выделили комнату. Пока безуспешно. В свое время три года отработала дояркой, теперь вот хочу поехать в колхоз, чтобы дали какой–нибудь дом.
Компетентно
Начальник ИДН Минского РУВД Ольга Чемоданова:
— Подобные судебные процессы — это не просто показательное выступление. Суд выезжает в район и проводит заседание с участием родителей, чьи дети признаны «находящимися в социальноопасном положении», чтобы каждый из них осознал, что любой неверный шаг в отношении ребенка карается таким вот жестким способом. Хорошо если один из 10 сделает из этого должные выводы. Но практика показывает, что пьющие люди — слабые, по характеру, по силе воле. Их нужно постоянно дергать, контролировать: «вы должны», «вам нужно», «вы обязаны»... Только за полгода мы вынуждены были забрать 70 детей, из них 17 — повторно.
