Всем угодить невозможно, особенно хорошо это видно со снегом. Он тут как та самая знаменитая лакмусовая бумажка. По отношению человека к снегу можно даже его характер определить...
Вышел я утром во двор, а все белое. На ветровых стеклах машин, заполнивших двор, надписи. Какой–то школьник, а может, и группа детей, оставил короткие, как телеграммы, сообщения без знаков препинания: «первый снег», «зима пришла», «поздравляем». Видишь эти надписи на автомобилях и тихо радуешься. А тут дворник идет по двору, оставляя за собой черные следы. В руках у него большущая самодельная лопата и метла. Его снег не радует, но и он улыбается. Ему надоело, он устал за последние дни октября сгребать рыжие листья. Снег для него — разнообразие.
...Давным–давно, когда мне было лет пять, оказался я в деревне. Вечером темно, холодно, тучи темные и низкие. Смотреть в окно не хочется, и я заснул у печки. А утром все изменилось — выпал снег. Всю ночь шел. Так вот, дед, когда я выскочил на крыльцо, тот снег уже убирал, орудуя большущей самодельной лопатой. Я хотел ему помочь. Он посмотрел на меня, шарф затянул на моей шее и дал свою лопату. Сколько я ни пытался сдвигать снег, не получалось. Лопата та была больше, чем я. И тогда дед хмыкнул и пошел в сарай, где и смастерил для меня рабочий инструмент. Лезвием стала фанерная спинка поломанного венского стула, а рукоятку я уже и не помню из чего он сделал. Работали мы с ним долго и усердно. Двор очистили, дорожку от маленьких ворот к большим. Устали. Мне даже жарко стало. Дверь дома открылась, и бабка позвала нас завтракать.
Та детская лопатка служила мне несколько лет. Уже школьником был, а ей пользовался. Потом уже и большая мне пришлась по силам. Вот что я вспомнил, когда увидел дворника и его самодельный инструмент.
А еще я люблю снег, потому что 6 ноября 1995 года его было много. Жена тогда лежала в роддоме. Я зашел в гастроном, накупил помидоров и зеленых яблок, чтобы ехать к ней. Подошел к телефонной будке в микрорайоне (сейчас их уже нет), дождался своей очереди, бросил монетку, набрал номер — и мне сказали, что утром жена родила. Тут я и потерял сознание. Упал в снег рядом с телефонной будкой. Народ испугался, меня начали хлопать по щекам, тереть снегом лоб. А я сидел и пробовал объяснить присутствующим, что я уже отец. Потом собирал в пакет рассыпавшиеся помидоры и яблоки и смеялся. Помню, что, когда шел к остановке такси, ел снег. Каким он был на вкус, не скажу, но наверняка вкусным. Так что снег я люблю и всегда его жду...
Поэту было за восемьдесят. Он, большой, грузный, тяжело дышал. Свои стихи читал по книжке. Все они были про любовь, весну, дождь, радугу. Трава в каплях, волосы девушки мокрые, на загорелых коленях капли и мокрое платье прилипает к ее телу... Читал он монотонно, с улыбкой, время от времени сбивался с ритма, забывал и подсматривал, поправляя очки. Как–то от его стихов, горячего чая, теплой квартиры и я расслабился, разомлел, размяк. Подошел к окну, отодвинул штору. На улице шел снег. Большими хлопьями падал и падал, растворяя проспект, автобусы, людей. Даже большой памятник Якубу Коласу стал почти невидимым, только угадывался. Я улыбался. Мне было хорошо. Поэт отложил книжечку, подошел, глянул в окно и быстро задернул шторы. «Не люблю снег и холод, не люблю... Когда вижу, сердце начинает болеть... Давай подпишу тебе книжку и пойду прилягу... Приму двадцать капель...» — сердясь, но не на меня, а на снег, сказал старый поэт. Он не стал пояснять свою нелюбовь к снегу, да и не надо было. Я и сам знал, что он отсидел долгих 20 лет в сталинских лагерях, на Севере, там, где снег, снег, снег, сопки да тайга...
У каждого свой жизненный опыт, определяющий его отношение к настоящему. У меня была самодельная лопатка, которой я разгребал снег. Давно это было... Но как вчера.
ladzimir@tut.by
