Чужая земля

Современный теннис пронизан конкуренцией. На корте сражаются друг с другом игроки, за их спинами самый «лакомый кусочек» пытаются урвать рекламные агенты и разного рода папарацци. Соперничают друг с другом даже турниры. Еще 10 лет назад разница между четырьмя этапами «Большого шлема» была гораздо значительнее: где–то были большие призовые, где–то — более удобная доставка и проживание... Сегодня все уравнялось: желание заполучить на свои корты как можно больше звезд с мировым именем вынудило организаторов держать максимально высокую планку. Эта «унификация» касается всех сторон спортивной жизни: начиная от встречи в аэропорту на официальной машине «Большого шлема» и заканчивая получением все тех же гонораров. И все же у каждого из этих турниров по–прежнему остается свой неповторимый шарм, своя «фишка».

Есть она и у стартующего в понедельник «Ролан Гарроса». Однако у меня с Открытым чемпионатом Франции отношения достаточно сложные. С одной стороны, это вполне приятный турнир, с привычным набором участников — ничего экстраординарного. И все же французская часть «Большого шлема» не относится к числу моих любимых. Да, в прошлом году я вместе с Йонасом Бьоркманом одержал здесь победу в парном разряде, в то время как на том же «Уимблдоне» могу похвастаться пока лишь попаданием в финал. Но все равно, выходя на корт «Ролана», я не испытываю большого волнения и возбуждения. Наверное, потому что прекрасно понимаю: вряд ли смогу претендовать на большой успех. Статистика моих выступлений давно вынесла вердикт: Максим Мирный куда более комфортно чувствует себя на более скоростных покрытиях, и именно на таких кортах он имеет наибольшие шансы одерживать большие победы над сильнейшими теннисистами АТР–тура. Слишком уж отличается специфика игры.

Впрочем, мое мнение разделяют многие. Так сложилось, что «Ролан Гаррос» — «южный» турнир. В том смысле, что теннисисты из Испании или Аргентины чувствуют себя на парижских кортах гораздо увереннее, чем их «северные» коллеги. Почему — догадаться нетрудно. Открытый чемпионат Франции — «грунтовый» турнир. В южных странах теннис зарождался на земляных кортах, с ними же связаны основные этапы его развития... Традиции сильны по сей день: несмотря на то что грунтовое покрытие более дорогое и капризное, чем другие, из года в год аргентинцы и испанцы именно на нем предпочитают растить новых чемпионов.

Ну и, конечно, большую роль здесь играет климат. Австралия, например, в свое время была английской колонией, и в соответствии с английскими же традициями в теннис там начинали играть на травяных кортах. Однако вопрос погоды для местных игроков не стоит так остро, как, например, в Беларуси: они могут круглый год играть на тех покрытиях, на которых хотят, а потому и на «земле» они традиционно сильны. Вдобавок к этому отсутствие зимы позволяет эксплуатировать земляные корты круглый год и окупать их дорогое содержание.

Однако все сказанное выше отнюдь не значит, что ребята готовы вот так запросто взять и отдать победу только потому, что их соперник испанец или, скажем, аргентинец. Я, например, с большим уважением отношусь к «грунтовым» игрокам, тем более что сила того или иного теннисиста, играющего в основной сетке турнира «Большого шлема», не может определяться исключительно предрасположенностью к игре на том или ином покрытии. Но в то же время наш опыт выступления в Кубке Дэвиса показывает, что побеждать можно и испанцев, и аргентинцев.

Оптимизм, как известно, штука живучая. Каждый год я приезжаю в Париж с... любопытством. Мне интересно посмотреть, чего я смог достичь за это время, мне хочется еще раз попробовать сыграть с теми же испанцами на «их территории». Что бы там ни говорили, но человек живет мечтами и, достигнув одной цели, сразу начинает искать другую. Пока я конкурентоспособен и имею возможность выходить на корт против Рафаэля Надаля, Роджера Федерера, Ллейтона Хьюитта или Марата Сафина, я всегда буду верить в то, что могу их победить. Вне зависимости от того, что в этот момент будет у меня под ногами — трава, грунт или «хард».