Но еще сорок лет тому назад люди здесь испытывали неимоверные трудности и в жилье, и в пище, и в поисках работы. Те, кому посчастливилось найти ее, трудились не покладая рук по 16—18 часов в сутки. Одним из таких людей был и нынешний президент Республики Корея Ли Мён Бак. Материал о нем, опубликованный в одном из октябрьских номеров “Народной газеты”, вызвал большой интерес у наших читателей. Сегодня мы продолжаем рассказ об этой уникальной и интересной личности, рассказ о человеке, который из бедной крестьянской семьи сумел подняться до вершин известной во всем мире компании “Хендэ” и сделать головокружительную карьеру в политике. Это похоже на чудо. Но чудо совершает тот, кто доводит любое на первый взгляд невозможное, но достойное дело — до конца. Именно об этом книга президента Республики Корея Ли Мён Бака “Чудес не бывает”, отрывки из которой сегодня и публикуются.
Примеры отца
Ноябрь 1945 года после освобождения Кореи. Наконец наша семья из восьми человек собрала свои пожитки в Осака, чтобы возвращаться на родину.
Отец, мать, старшая сестра Кви Сун, старший брат Санг Ын, второй брат Санг Дык, вторая сестра Кви Э, я и младшая сестренка Кви Бун — все поднялись в порту Симоносеки на пассажирское судно, которое отправлялось в Пусан. Мы взяли с собой все, что с таким трудом нажили в Японии, на земле вечных унижений и тоски, — немного денег, поношенную одежду, принадлежности первой необходимости. Это было все наше жалкое имущество.
На корабле людей было больше, чем положено: все теснились, мучились от качки, но все-таки пребывали в радостном возбуждении. Это был путь возвращения на родину, о которой все так тосковали. И самое главное было то, что мы не пропали на чужбине и живыми возвращались домой.
Но это судно, переполненное возбужденными, счастливыми корейцами, затонуло у острова Цусима. Все люди в конце концов были спасены, но их вещи и сбережения ушли на дно вместе с кораблем. И мы возвратились на родину с пустыми руками.
Мне было четыре года, когда я впервые ступил на берег Кореи. Я ничего не помню о потерпевшем крушение судне. Первые воспоминания о родине — это сплошная нищета на рынке в Поханге. Так нас, счастливчиков, оставшихся в живых, встретила родная земля. Бедность для нашей семьи была, словно устрица, прилипшая к ракушке, и так было на протяжении многих лет, пока мне не исполнилось двадцать.
Отец мой (Ли Чунг У) был младшим из трех сыновей в семье крестьянина в деревне Доксонг города Хынгхе в 12 километрах к северу от центрального города Поханг провинции Кенгсангбукдо. Небольшой кусок земли перешел в наследство двум старшим братьям, а отец уже в молодости уехал из родных мест и странствовал. Его судьба была такой же, как у множества молодых людей, потерявших родину в период японской колонизации. Во время своих странствий отец научился уходу за скотом, коровами, свиньями — этим и подрабатывал.
В конце концов в поисках заработка отец с друзьями отправился в Японию, где недалеко от Осака он нанялся работать на ферму. Он работал пастухом: смотрел за скотом, вставал на рассвете и доил коров, заготавливал корм. Понятно, что жизнь отца в Японии была намного тяжелей и сложней, чем если бы он работал на родной земле, но он терпел, продолжая работать. И смог накопить какие-то деньги.
Устроившись в Японии, он поехал в Корею и там женился. Женился на девушке из семьи Че, которая жила в Бантьяволе, ныне город Тэгу.
Прошло немного времени после свадьбы, и молодожены уехали в Японию и там проживали, воспитывая шестерых детей, рожденных на чужбине.
Вернувшись в Корею перед началом гражданской войны, отец с трудом нашел работу. Это была ферма заместителя директора фонда коммерческой старшей школы Тонгджи. Работа там была нелегкой, но все же больше подходила отцу по характеру и опыту, чем подрабатывать на рынке. Отец по поведению был самый настоящий дворянин с заложенными в нем конфуцианскими (одно из религиозных направлений в стране) традициями и ценностями. Он всегда говорил о хороших отношениях между братьями и всеми членами семьи, учил нас, как надо относиться к старшим, как делать поклоны. И все это очень повлияло на формирование наших характеров.
На самом деле в бедной семье сохранять уважение друг к другу не просто. Обычно в таких случаях родственные отношения сводились к избиению детей, пьянству отца, к полному отрицанию, от бессилия, семейного существования. Но даже в таких условиях отец смог сохранить среди нас свой авторитет.
Пока он работал на ферме, наша большая семья могла жить в относительном спокойствии. Но после начала войны, 25 июня 1950 года, и от этого семейного гнездышка ничего не осталось. Поханг, находившийся на самом востоке линии обороны реки Нактонг, стал местом ожесточенной борьбы между войсками Севера и Юга. Когда северяне захватили этот город, наша семья укрылась в родных местах в Хынгхе, а отец, чтобы сохранить скот, не покидал ферму. Причем хозяин уже давно покинул эти места, а отец не мог просто так оставить скот. Линия фронта продвинулась на север, и когда наша семья собралась в Поханге, отец уже был без работы.
Соответственно с младших классов начальной школы я начал “работать”. Работа моя сводилась к тому, что я ходил по пятам за своим высоким, статным отцом, проводя все время на рынках, близ Поханга, в Енгдоке, Хынгхе, Анканге, Гокканге.
Отец тогда начал торговать тканями по совету одного перебежчика с Севера. В такой торговле вся выгода зависела от деления на линейке. Продавец тканей с Севера подсказал отцу отмерять чуть меньше при продаже шелка. Принцип был таков, что “оставшаяся ткань давалась, как бы в надбавку”. Но это была уловка, будто даешь немного материи в подарок.
Отец никогда так не делал. Он отмерял ровно столько, сколько положено, и даже немного добавлял. И всегда давал людям в долг, не спрашивая при этом у них ни имени, ни адреса. Он только записывал, во что был одет человек, так что если деньги не возвращали, должника невозможно было найти. Отец был честным и добрым человеком.
Одно время в молодости он ходил в церковь, но однажды, в возрасте 28 лет, сильно поспорил с пастором, после чего перестал посещать службу. В деревенской церкви в дни благодарения помимо денежных пожертвований люди делились и своим урожаем. Отец поссорился с пастором из-за того, что тот благословлял в молитве лишь тех людей, которые приносили пожертвования.
— Как же вы так молитесь только за тех, кто принес пожертвования? Ведь именно за тех, кто хотел, но не смог ничего принести, нужно молиться особенно.
Отец не мог простить пастора, подменявшего любовь Иисуса Христа примитивным корыстолюбием. Но при этом он не препятствовал своей семье в посещении церкви. И никогда не делал замечаний по поводу стойкой веры нашей матери.
На примере отца, честно продававшего ткань на рынке и поспорившего с пастором, я понял, что человек, верный своей совести, никогда не совершит противоправных действий. Внутренний закон личной порядочности сводился к очень простой логике, но обладал большой силой.
Спустя много лет отец вновь стал ходить в церковь. Ему не нравились большие церкви, он ходил в маленькую, помогал там, как мог, отдавая в пожертвование часть своего небольшого имущества. Он подружился с пастором и часто играл с ним в корейские шашки. Спустя неделю после крещения в этой церкви он тихо скончался.
Военный самолет одним летним утром
После гражданской войны Поханг был маленьким грязным морским портом, пропахшим гнилой рыбой. Там, на краю рынка, мать расстилала картон и продавала фрукты. С четырех-пяти лет я обитал на этом рынке, помогал ей по мелочам.
Гражданская война началась, когда я только пошел в школу, и воспоминания тех времен врезались в память. Ибо тогда на моих глазах погибли моя сестра Кви Э и младший брат Санг Пиль.
Отец работал на ферме, а мы укрылись в родных местах Хынгхе, в доме дяди, брата отца. Был душный и скучный летний день, первая половина, когда солнце еще сильно не пекло. Сестра Кви Э взяла на спину плачущего младшего братишку и вышла во двор, чтобы его успокоить. Тут послышалось гудение приближающегося самолета, затем страшный, невыносимый грохот, как будто по жестяной крыше бил град размером с кулак.
Неизвестно, сколько прошло времени. Но когда я поднял голову, самолета уже не было. А где же сестра и братишка? Родные в панике выбежали из дома во двор и увидели ужасную картину. Кви Э и Санг Пиль лежали посреди двора на земле. По их телам и лицам текла кровь, они были в ожогах...
Увидев это, мать чуть было не потеряла сознание. Но, удостоверившись в том, что дети еще живы, она побежала в горы. Нарвала полыни, растолкла и натерла ею тела сестры и братишки. В разгар войны, в условиях нищеты какие-либо лекарства достать было невозможно.
Взрослые тяжело вздыхали, вспоминая, что американские солдаты сообщили, что прошлой ночью в деревню пришли северяне и перестреляли всю деревню.
В самом центре деревни продолжался бой, и мать увела семью в безопасное место. Она была совсем одна в таком опасном месте, где повсюду взрывались бомбы, пыталась спасти жизнь детей, которые в своем тяжелом состоянии не могли двигаться. И несмотря на все ее горячие молитвы, сестра и братишка продержались только два месяца и скончались в страшных мучениях.
Ужасный вид сестры и братишки, несчастная мать, ухаживавшая за ними, — все это до сих пор стоит перед моими глазами. С тех пор война и раскол страны для меня совсем не абстрактные понятия. Раскол и разделение Юга и Севера в первую очередь связаны для меня с погибшим братом и сестрой.
Их трагическая гибель после воздушного налета стала в дальнейшем, в мою бытность президентом компании “Хендэ”, главным психологическим фактором, который заставлял меня глубже узнавать Север, бывший Советский Союз и Китай. Когда я пробивался сквозь всевозможные идеологические разногласия, ставшие причиной войны, я твердо решил для себя, что надо во что бы то ни стало противостоять всем возможным трагедиям, происходящим из-за столкновения политических режимов и идеологий.
Мальчик, который зимой носил соломенную шляпу
Когда я учился в вечерней старшей школе, по дому могли помогать матери только я и сестренка Кви Бун. Я был уже старшеклассником, поэтому мог делать работу за взрослого. Продавать роллы из морской капусты, которые я делал, когда учился в средней школе, стало легче для меня. В зависимости от времени года я продавал рисовые ириски, мороженое, попкорн из риса.
Когда я поступил в старшую школу, мама рядом с аппаратом по выпечке хлебцев поставила аппарат для попкорна из риса, и мы продавали и то, и другое. С утра приходили покупатели, и из-за суеты я сильно потел, а по лицу текла сажа.
Я продавал попкорн в школьной форме. Потому что мне нечего было больше надеть, да и сразу после работы надо было идти в школу. Мы продавали рядом с улицей, которая вела в женскую старшую школу. Каждый день, когда девочки шли по улице и поглядывали на меня, я становился от стыда пунцовым.
Девочки насмешливо смотрели на меня, на мою школьную форму и грязь, текущую по лицу, на то, как я делаю поп-корн, и я никак не мог справиться со своим стыдом. Я был очень гордым и замкнутым. К тому же у меня был переходный возраст. Еще сложнее, чем избавиться от бедности, было для меня освободиться от страшного смущения по отношению к противоположному полу.
В конце концов я где-то раздобыл соломенную шляпу, натянул ее на глаза и так жарил рис. И каждый раз, когда я надевал эту шляпу, мать надо мной подтрунивала.
— Чего же ты носишь зимой соломенную шляпу?
Эта книга — не только моя личная биография. Надеюсь, что, читая описание моей жизни, вы очень многое узнаете и о современной истории Кореи, ознакомившись с достоверными фактами, изложенными на этих страницах. Я уверен, что книга поможет вам более глубоко понять Корею и корейский народ.
Ли Мён Бак, президент Республики Корея.
Апрель 2009 года
