Эти стражи не знают жалости.
Беззаветно влюблен в его брестский спектакль «Новая зямля» по Якубу Коласу. Какими точными и простыми средствами режиссер выстроил там богатый духовный мир белорусской деревни. «Стражи Тадж‑Махала» погружает нас совсем в иной мир. В основе пьесы легенда о том, как возникало одно из величайших архитектурных строений — индийский мавзолей‑мечеть Тадж‑Махал. Драматург Раджив Джозеф очень искусно плетет кружева своей притчи. Драматургические кульбиты и перевертыши следуют один за другим. И хотя в пьесе всего два действующих героя, как водится, представители
противоположных мировоззрений, остается впечатление густонаселенного и масштабного полотна. Настолько объемным получился мир у режиссера Янушкевича и его постоянного соавтора художника Татьяны Нерсисян, тоже лауреата всевозможных театральных премий. Молодые артисты Иван Кушнерук и Александр Ратько разыгрывают настоящую психологическую дуэль. Нервы тут обнажены до предела, и в какой‑то момент история получает невероятный эмоциональный взрыв, за которым, кажется, только тупик и опустошение, но циничный герой Ивана Кушнерука по имени Хумаюн быстро приходит в себя и снова бодро и деловито приступает к исполнению своих служебных обязанностей. Долг и совесть, карьера и предательство — эти темы универсальны в мировой драматургии, но автору пьесы «Стражи Тадж‑Махала» удалось найти им какой‑то свежий и современный эквивалент. Да, сюжет, безусловно, может кого‑то шокировать, но это будет положительная встряска, столь необходимая нам, толстокожим и благополучным обывателям с большой дороги жизни. При всех выкрутасах пьеса все равно сводится к вопросу, заданному когда‑то Федором Михайловичем: «Тварь я дрожащая или право имею?» И каждое поколение снова и снова задает себе этот вопрос, он стучит в висках, и никакой лайфхак к нему не применишь. Потому ответ у каждого тоже только свой, индивидуальный. Ведь психологи до сих пор не пришли к общему определению того, что такое сознание, как заметила недавно ученый Татьяна Черниговская. А уж что такое совесть, я думаю, и подавно. Дебри, потемки и непроходимый лес, в который чем дальше едешь, тем больше ломаешь дров. 
У режиссера Янушкевича получился невероятно мускулистый спектакль, где нет места сантиментам и слезам. Длится он час и пять минут — а все сказано. В шестьдесят пять минут уложилась история о потере и обретении себя. Непростой, но такой нужный разговор затеяли режиссер и его команда. Это большое и удачное высказывание, которое вдруг так исподволь, играючи задает всему театральному процессу новую планку и этическую, и эстетическую.
Добрый зритель в 9‑м ряду.
