Что думали великие о техническом прогрессе

Бинокуляр
Обнаружила недавно в книжечке одного нашего молодого поэта «пагер»–стихи и SМS–стихи... То есть стихотворения, предназначенные для пересылки по пейджерам и мобильным телефонам. Да, вот оно, влияние прогресса... А вообще–то писатели когда–то с содроганием душевным отказывались от гусиного пера в пользу стальных перьев, потом так же подозрительно относились к шариковым ручкам, а некоторые демонстративно отказываются иметь дело с компьютером... Впрочем, то, что прогресс — явление неизбежное, признавали еще древние, например Тит Лукреций Кар: «Ибо наличная вещь, коль приятней ее мы не знаем,/Нравится больше всего и кажется полной достоинств./Но постепенно предмет, оказавшийся лучше,/Губит ее и всегда устарелые вкусы меняет».

Но есть в сей процедуре как плюсы, так и минусы. «Прогресс, без устали вертя колес сцепленье, то движет что–нибудь, то давит под собой», — меланхолически изрекал Гюго. Он же говаривал и о том, что прогресс — поступь Бога. Александр Сергеевич Пушкин пессимистичен: «Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни». Видимо, осознавая эту опасность, американский философ Генри Торо с его «Люди становятся орудиями своих орудий» призывал вернуться к природе, к натуральному существованию. «Благоприятствуя возвышению заработка, машины не благоприятствуют артистической удали», — нравоучительно изрек Лесков в «Левше». Но литераторы даже сами придумывали технические новинки. «Чемпионом» в этом был, разумеется, Жюль Верн... Но вот по жизни Верн отнюдь не являлся поклонником новшеств. Например, ненавидел автомобили. И за всю жизнь так ни разу не сел в авто. Но были среди писателей и «продвинутые». Станиславского, который ехал на встречу с Метерлинком, на железнодорожной станции встретил автомобиль с шофером в положенной шоферской амуниции. По дороге Станиславский стал расспрашивать о здоровье Метерлинка, и шофер с удивлением ответил: «Я и есть Метерлинк». А вот пролетарский писатель Максим Горький в свое время был насмерть перепуган синематографическим сеансом. Зато знаменитый принц де Лень, а именно писатель Иван Гончаров, списавший своего героя Обломова с самого себя, однажды потряс Москву тем, что отправился в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада», и вообще радовался новым технологиям. Наверное, ему понравился бы рай будущего в виде хрустального дворца с алюминиевыми колоннами, описанный Чернышевским, сказавшим, что «...отвергать прогресс — такая же нелепость, как отвергать силу падения». Когда Достоевскому пришлось срочно сдавать заказанный роман, он прибегнул к новейшей методике — помощи стенографистки. Последняя, кстати, стала его женой. Чехов одним из первых установил у себя телефон. Но с началом ХХ века люди стали осознавать угрозу машинерии. Появляются антиутопии вроде «Мы» Замятина, в которых человека порабощают машины. Однако некоторых это обстоятельство только обрадовало бы. Филиппо Томмазо Маринетти в «Техническом манифесте футуристической литературы» вещал, что «мы сначала познакомимся с техникой, потом подружимся с ней и подготовим появление механического человека в комплекте с запчастями».

В рабоче–крестьянском государстве поэты наперебой восхваляют изменения быта — от лампочки Ильича до аэропланов. Павлюк Трус посвящает свою поэму «Дзесяты падмурак» пуску первого трамвая в Минске. Янка Купала, правда, без особого вдохновения, описывает мелиорацию Полесья и то, как паровозик «i павёз, i павёз за возiкам возiк». Кондрат Крапива создает в поэме «Хвядос — Чырвоны Нос» картину будущего с движущимися тротуарами... А Валерий Моряков после очередного посещения производства пишет стихотворение «Адзiн дзень на запалкавай фабрыцы», в котором, однако, не столько воспевает производство, сколько утверждает, что «чалавек — гэта вам не мумiя». Да и Михаил Булгаков устами своего героя, профессора Преображенского, говорит: «Вот что получается, когда исследователь вместо того, чтобы идти параллельно и ощупью с природой, форсирует вопрос и приподнимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей». Так что нынче человечество все более и более приходит к мысли Гюстава Флобера: «Весь прогресс, на который можно надеяться, — это сделать людей несколько менее злыми».
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter