В одно из руководящих кресел был подсажен шибко возжаждавший «управлять и контролировать» кадр. Ну что тут плохого: человек зарекомендовал себя на прежней работе, вроде «хвостов» никаких не имеет, пусть делает себе карьеру. Честно. Ведь карьера и карьеризм — слова хоть и одного корня, но имеют совсем обратный смысл. Товарищу и была предоставлена возможность расти.
Начал он, мягко говоря, чуть-чуть не с того. Может, от переизбытка чувств за оказанное доверие, возможно, малость переоценил себя, переусердствовал. Но амбиции взыграли. Через неделю-другую новоиспеченный руководитель чмокал пухлыми «а-ля Гайдар» реформаторскими губками: все до него тут было плохо, и там предшественники недоглядели, и здесь напортачили… Оно бы, конечно, после солидных достижений да реализации самолично выношенных идей не грех было и пожурить упустивших бразды правления, несколько подзасидевшихся на лаврах господ-товарищей.
Подчиненные же с прохладцей восприняли самоуважительно-рекламное рвение начальника. Мол, покажи еще, на что способен, охаивать прошлое все мы нынче мастаки. А когда из напыжившегося кресла прозвучала оригинально-сакраментальная фраза: «Что вы тут сидите лёжа в потолок!» — видимо, просигналили куда следует.
Сверху была спущена указиловка: администраторский пыл унять!
Следует признать: она была своевременной. «Руккадр» после соответствующей проработки и элементарного устыжения критичнее стал относиться к своим поступкам, сменил княжеский гнев местечкового розлива на обдуманную, будничную работу.
Но «вирус» подхватила родная супружница. Она в мгновение ока возомнила себя — хоть в районе, но первой леди, этакой Раей Горбачевой. Покупки — доставлять на дом, о новых поступлениях товаров — сообщать незамедлительно, по ее высочайшему повелению скрести до блеска улицу, по которой она передвигается (иногда — пешком). Но верхом возмущения для сферы обслуживания стало повеление дамы причесать ее как следует не в захолустной парикмахерской «для всех», а в собственной, пока еще служебной квартире. В высокие гости отправлялась.
Смотришь на подобные «выбрыки» некоторых выдвиженцев и диву даешься: ну откуда у них это барство, почему не о порученном деле пекутся, а надувают щеки, раскладывают их по плечам — на козе не подъедешь. Да, барствуй, сооружай супермодные наслоения на голове и дома, и в отдельном зале, но, извините, за свой счет. Казенный он и есть казенный, не тебе принадлежащий. Как и машина, которая предназначена для наилучшего исполнения служебных обязанностей, а не для выезда семейства.
Помните, какой скандал разразился в благополучных Штатах, когда стало известно, что жены и прочие домочадцы высокопоставленных чиновников воспользовались их «членовозами», слетали на дармовщинку на модные курорты, понежились там за гроши. После обнародования этих фактов многие покинули свой «олимп», предварительно возместив нанесенный казне ущерб, чтобы другим не было повадно.
Нашего разнокалиберного чиновника на испуг не возьмешь. Он делает выводы из уроков погоревшего собрата: как бы половчее вывернуться из пикантной ситуации, не загреметь за решетку. Потом появляется уверенность в собственной непо-грешимости, далее — самоуверенное чванство. И — урвать. Где втихаря, а где и вовсе беспардонно. В зависимости от обстоятельств.
А таковые возникли у заместителя председателя одного из райисполкомов. Потом их охарактеризуют как «несовместимые со статусом государственного служащего». В чем же это противоречие?
Если коротко — в лоббировании интересов фермерского хозяйства. Зарегистрировано оно на отца. Хотя всю деятельность под «отцовской крышей» выполнял сын. В справке по итогам проверки написали: и манипулировал ею, то есть деятельностью. А именно: «при распределении бюджетных средств, выделенных на развитие фермерских хозяйств района, большая часть их была направлена его отцу». Читай: самому себе. Затем денежный аппетит «фермер» поунял, направив его на более зримое материальное воплощение: строительство дороги с твердым покрытием, монтаж новой линии электропередачи и трансформаторной подстанции. Сколько этой электроэнергии потреблено зерноочистительным устройством, зернодробилкой да прочими приборами — даже Чубайсу неизвестно.
Не красит заместителя председателя по экономике и его забывчивость сродни амнезии эстрадной старушенции Вероники Маврикиевны. Представил в личное дело декларацию о доходах и имуществе, не соответствующую действительности. В ней не отражены садовый участок и второй дом.
Ну что тут комментировать, о чем рассуждать? Взывать к совести, порядочности? Упрекать тех, кто выдвигал и двигал кадра, кто отводил глаза от происходящего? Бесполезно. Дело, как говорится, сделано.
Наблюдаешь за кой-какими выдвиженцами, за их вдруг возникшей основательностью в походке и осанке, за умением усаживать себя в легковушку и думаешь: не с того, ребята, начинаете. Покажите себя в еже-дневной черновой, с множеством проблем, работе, добейтесь мало-мальского результата — и вас заметят, оценят. Нет, мнят себя авторитетами и умницами. Назначенными. Но так не бывает. Утверждать себя надо только делами.
Как это делает, к примеру, уже много лет директор свиноводческого комплекса «Борисовский» А.Ф. Акулич. Человек исключительной порядочности, лишенный какого-либо позерства, настоящий лидер. Люди верят ему, он близко к сердцу принимает их заботы и нужды. И не потому ли такое своеобразное огромное предприятие держится, выполняет поставленные перед ним задачи. Александр Федорович не теряется в самых сложных ситуациях, умеет шуткой-прибауткой приободрить подчиненных, вселить в них уверенность. Не о таких ли писали когда-то: прост, как правда. Недаром он избирался в Совет республики Национального собрания Республики Беларусь, заслуженно отмечен высокими государственными наградами. Скромный человек, требовательный руководитель, он видит цель и знает, как мобилизовать коллектив на ее достижение.
Есть категория выдвиженцев, которые искренне считают, что вместе с должностью им в качестве бесплатного приложения вручается и незыблемый авторитет, новое мышление этакого всезнайки. Сомнения прочь!
Он уже не говорит — изрекает, не ходит — несет себя, чуть склонив при этом буйну головушку. Немало заботят внешние атрибуты: машина покруче, кабинет пошикарнее. А сколько стоит этот лоск, откуда он? Не задумываются иные тузы и тузики. Подскажем: из кармана налогоплательщика. Ему же — гражданину налогоплательщику — обязан и служить чиновник. Не чинуша.
Нет, мы не призываем даже мелкого столоначальника к аскетизму, не призываем хлебать из плошки, «быть при исполнении» на своих двоих. Отнюдь. Но во всем нужны мера, законность и, конечно, результат, чтобы все ощущали плоды твоей деятельности. Тогда, как любил повторять временный хозяин одного высокого кабинета, открывай дверь ногой ко мне. Правда, ног смелых да как следует «подкованных», говорят, нашлась только одна: на всякий пожарный засвидетельствовать свое почтение.
Впрочем, зачем интеллигентным, уважающим себя и других людям хамить? Я далек от мысли, чтобы, скажем, впадал в подобное подобострастие недавно ушедший на заслуженный отдых председатель Червенского райисполкома А.И.Лопатко. И сам не опустится до такого, и другим не позволит. Человек всегда остается самим собой, со своими плюсами и минусами. Идеалов, как известно, не бывает.
Александр Илларионович крепко врос в родную землю. Послевоенная безотцовщина, когда ему, мальчишке, пришлось испытать голод и холод, взвалить на хрупкие плечи ответственность — не по годам — за младших… Да, он закален невзгодами, немыслимыми испытаниями, тем, что было суждено пережить и его народу. Не дай Бог никому такой закалки!
И кем бы он не работал — рядовым землепашцем, руководителем хозяйства, отрасли, целого района, — ни тени зазнайства, ни намека на превосходство. А уж чтобы использовать служебное положение в личных, корыстных целях —упаси Господь. Не думаю, что кто-то уличит его в административной нечистоплотности, двуличии, ханжестве. Эта шелуха к сыну павшего фронтовика никогда не пристанет!
Одному из недавних коллег Александра Илларионовича посчастливилось почувствовать ласку и крепость отцовской руки с малолетства. Любил он при случае (и прекрасно!) прихвастнуть о «батяне-комбате». Только руке той, судя по всему, стоило чаще проявлять свою твердость. Возможно, она помогла бы укрепить нравственные принципы и человеческие устои уже многоопытному деятелю. А то накренились они, порушили, затмили и то, что было доброго у человека.
Не выдержал, соблазнился вызывающим теремом для себя с кралей, забывал оплачивать застолья, заграничные турне, создал режим наибольшего благоприятствования в приватизировании для супружницы… Сегодня бывшие подчиненные с шуткой «вдруг» вспомнили, что шеф и сигаретой баловаться начал, поскольку дармовщинкой пахла. Они же тогда из-за дыма табачного ничего не видели, мрак такой на глаза напал…
Бывает. Ильич портретный, снятый со стенки кабинета, и Ильич, зримо воцарившийся за столом, — две противоположности. Второй — все более входил в раж, уже начал сам себя цитировать, прославлять, соответствующим образом обставлять. В том же кабинете появились атрибуты «солидного» руководителя: двухкамерный холодильник с надлежащим набором яств и питья, альбомы семейных фотографий на широком столе для лицезрения подхалимами, а для глазоумиления — зеленый аквариум с золотыми рыбками… Иконка — для поддержания духа в трудах праведных.
Справедливости ради — Ильич старался. Недаром журналисты, которых он особо привечал, окрестили его заводным, моторным, неистовым. Он и докладывал им, «стрельнув» предварительно сигаретку: это я вспахал, ферму перестроил, здесь дорогу провел, там фасад покрасил… Скромностью не страдал, но все-таки что-то и делал. Если бы на него да еще бы и «пуга» того Ильича, цены бы ему не было. А так — тормоза отказали, и пошел «наш Ильич» под откос: должности лишили. Только зная его пронырливость и беззастенчивое умение выпутываться и не из таких передряг, можно не сомневаться: всплывет, отряхнется и опять пойдет куролесить…
Чувство ответственности во времена безвременья пенсионеров-младодемократов девальвировалось основательно. Возобладало чувство вседозволенности, а в решении проблем личного обустройства — просто беспредел, изворотливость изумительная. Хватательный рефлекс довели до совершенства. Хапают все подряд: холодное и раскаленное, колючее и обоюдоострое… И что удивительно, холеная ручка и не царапается, и не ранится, настолько закалилась за годы смуты. Примеров таких «ручек» более чем достаточно. Иные уже успели сменить зэковскую робу на цивильный костюм, иные с содроганием ждут переодевания перед дорогой дальней, арестантской. А ведь посты вон какие занимали, вон как нижестоящих учили уму-разуму! Сами бы следовали декларируемым заповедям да клятвам в высоких кабинетах при назначении на должность — глядишь, и всем нам жилось бы чуток полегче, поувереннее. Двурушничество да стяжательство еще никого до добра не доводили, никому еще добрую службу не сослужили. Самодовольно выброшенный вперед палец — чин чинарем! — утешение призрачное. И для слабонервных. Для самоуспокоения. На самом деле «пальчику» суждено беспомощно обмякнуть. Обюрократившимся, зарвавшимся не место в органах управления, в том числе и с помощью нашей негативной реакции. Только не согласен с тем, что во власть пробираются сплошь мздоимцы и проходимцы. Конечно, это не так. Большинство там людей честных, настоящих трудяг. Ведь административная работа — дело нелегкое, требующее и знаний, и физического напряжения, смелости взвалить ответственность на себя, принять правильное решение, от которого зависят судьбы многих людей. Но хватает и стяжателей, очковтирателей, любителей на дармовщинку «заложить за галстук», просто покрасоваться.
Рано или поздно им дают принципиальную оценку, не будем тут и слишком обобщать, мазать всех только черной краской. Мир тем и хорош, что многоцветен. И нельзя сводить его только к черному и розовому. Хотя многовато тех, кто не чтит даже собственную репутацию, не задумывается серьезно о последствиях каких-то сиюминутных призрачных выгод, одним неосторожным росчерком пера заставляет усомниться в совестливости, искренности в руководящей деятельности.
Знал одного уважаемого директора совхоза. Долгие годы хозяйство, возглавляемое им, было лучшим в районе, чествовали, награждали руководителя. И вот на тебе: «использовал свое служебное положение в целях извлечения личной выгоды и получения доходов за счет государственных средств». Верить не хочется, но факты — вещь упрямая. Бес попутал за-служенного человека.
Вернее, сынок родной. Имеет он фермерское хозяйство. Отпустил сердобольный папаша ему семенного картофеля, дизтоплива, а также зерна, минеральных удобрений, средства защиты растений, оказывал прочие услуги. Расчеты производились, как отмечали ревизоры, без должного экономического обоснования — встречной поставкой сена-соломы, нестандартного картофеля, моркови с ботвой, листа капустного и прочего, что было списано на корм скоту. Что тот скот употребил — только ему, бедолаге, известно. Доиться лучше и прирастать в весе он не стал.
Грустно завершил свою руководящую карьеру директор. С обильно подмоченной репутацией. А ведь мог стать одним из тех, с кого «жизнь делать можно». В становление и развитие хозяйства он вложил предостаточно ума и энергии, был не обделен вниманием властей, да вот незадача…
Грустно. На время все списываем. Но ведь при любых обстоятельствах надо печься об имени своем. Ведь худое долго помнится. И с именем твоим будут связывать не победы, добытые тяжким трудом, а махинации, порой случайные и мелкопакостные.
Не думаю, что подобное когда-нибудь можно было бы приписать много лет возглавлявшему племзавод «Красная звезда» Клецкого района Герою Социалистического Труда И.И. Плавскому. Человек скромный и непритязательный, остающийся всегда самим собой, непоказушным, он в заботах о подчиненных, а значит, и обо всем многогранном хозяйстве. Нет, он не аскет эдакий и не рафинированный интеллигент. Он жизнь принимает во всем ее разнообразии и со всеми ее сложностями. Но на сделку с совестью не пойдет ни при каких обстоятельствах. Да, Иосиф Иосифович может быть жестким, может быть непреклонным, когда уверен в своей правоте (когда-то самому П.М.Машерову возражал по некоторым аспектам развития сельского хозяйства), только не злобным и отрешенным. Он на виду у сельчан, ему нечего скрывать и нечего прятать. Поэтому авторитет и уважение у него не приказные, а нечто само собой разумеющееся, присущее его деятельной натуре.
Как-то услышал от одного профессора-агрария: «Вот, мол, мы ссылаемся на Израиль с его восьмитысячными удоями от коровы, как недостижимое у нас. А ведь Плавский давно превзошел их. Если он доит шесть тысяч литров при 4-процентной жирности, а там жирность эта почти вдвое меньше… Считайте и решайте, кому у кого надо учиться».
Поверьте, такого результата у самодовольного, чванливого руководителя не будет. Это плод неустанного, разумного труда и поисков самого лидера, всего коллектива. Вот это использование служебного положения! Так, как положено, так, как должно быть. Кто и что может заставить взять под сомнение репутацию И.И. Плавского как честного, принципиального, испытанного временем и обстоятельствами, не скроем зачастую и весьма соблазнительными, руководителя?
Искушения пощекотать собственную ручку заокеанской «зеленью», застолбить квадратные допметры на дурницу, засвидетельствовать свое почтение вышестоящему нижайшим подношением не все способны преодолеть. Сам видел, как один крупный (в прямом смысле слова) начальник, прогнувшись, подобострастно вопрошал у еще более крупного: «Позвольте получить от вас замечание!» Почти по Гоголю. И тот жевал что-то насчет «оно, конечно, было бы несправедливо, но тем не менее…»
Любят у нас при случае прослезиться в жилетку: тяжелое время, всякие прочие неурядицы одолевают. Слушаешь этот «плач Ярославны» на местный манер и невольно задаешься вопросом: а не отвлекающий ли маневр эти сетования, эти притворные охи да вздохи в стиле бездарного актера? Потому что конкретные деяния «плакальщика» зачастую вступают в вопиющие противоречия с его словесными намерениями, поправ и стыд, и совесть, и страх. Некоторые же и на экранах телевизоров светились, и на трибунах славословили, все о народе радели.
Один областной руководитель так своего водителя донимал то ли за переезженный, то ли, действительно, слитый бензин, так фиксировал километры пробега, что бедолага уже заикаться начал. А когда шеф обнаружил расхождение в своих записях с показаниями спидометра в пользу шофера на
— Из гаража в контору задом ехал!
Водитель крутит и нынче свою баранку, а вот шеф, такой показушно-принципиальный, крутит срок за присвоенные государственные средства в особо крупных размерах.
Известный белорусский журналист, к сожалению уже покойный, Степан Васильевич Бородовский рассказывал такую историю. Он и еще несколько мастеров пера шлифовали доклад первого секретаря ЦК КПБ к очередному пленуму. В помещение, где они работали, заглянул вечером П.М.Машеров. Отредактированный текст ему понравился, но был Петр Миронович чем-то огорчен, взволнован. За чаем стала понятна его расстроенность:
— Вот никак не возьму в толк, что делать. Напасть, да и только: чем больше начальник, тем больше ворует. Где найти лекарство от этой болезни?
Аппаратчики сокрушались, стараясь потрафить Машерову, а острому на суждения газетчику терять нечего. Степан Васильевич и выпалил:
— Петр Миронович, я знаю!
Тот удивленно глянул на него:
— Ну давай выкладывай!
— Надо брать министра (наугад назвал фамилию), снимать штаны и на специальном пьедестале на Центральной площади Минска принародно периодически сечь. Чтобы и ему, и другим не было повадно.
Петр Миронович долго смеялся по поводу рецепта:
— А что ты думаешь, может, и возымело бы действие…
Да, иные чинуши, не заботясь о своей репутации, репутации власти, которую они представляют, выкидывают коленца, доверчивому простому смертному необъяснимые. И прав был Петр Миронович: каждый творит делишки согласно своему ранжиру, уровню и положению. Оговорюсь опять: я не обобщаю! Но негатива, к сожалению, более чем достаточно.
Конечно, нельзя видеть в каждом пройдоху, взяточника, для которых ничего не стоят честь, доброе имя, незапятнанная репутация, авторитет. На хороших людях мир держится. И я не согласен с одним из читателей-пессимистов, который утверждает: мол, сколько ни пишите — проку все равно не будет, пустой разговор. Как пустой, если вас, дорогой, задело!
А главное — кем бы ни был, где бы ни был, как писал гениальный А.С.Пушкин, — не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи!
