Чей мальчиш–плохиш?

...Задержавшись до семи часов вечера в редакции, я как раз успеваю на троллейбус номер... а вот и не скажу какой, потому что цифра в принципе общую картинку не меняет. Дорога домой без перекладных получается долгая, зато нескучная. Потому что почти каждый раз в салоне разыгрывается сюжет на вечную как мир тему — конфликт отцов и детей. Точнее даже, дедушек и внуков. А если еще точнее, стоящих дедушек–бабушек и сидящих внуков.

— А вы сгоните этого молодого человека с сиденья — ишь развалился, — советует одна пожилая женщина, стоящая в забитом пассажирами проходе, другой.

Занявший удобное место впереди юный меломан с плейером, в чей адрес звучит угроза, и ухом не ведет. Пристроившиеся у окон счастливчики его возраста тоже. Крепкие мужчины на дерматиновых сиденьях старательно делают вид, что также не слышат разговор старушек.

— Да как его согнать — они теперь все больные, слабые, — иронизирует в ответ прижатая к ней товарка, нагруженная тяжелыми авоськами.

— Ну и молодежь нынче пошла! В метро сидят прямо под стеклом, где нарисованы старики да инвалиды. А вот мы в их возрасте всем места в транспорте уступали...

Я, балансируя, как цапля, на одной ноге — вторая ждет очереди на получение жизненного пространства в виде дюйма троллейбусного пола, прикидываю, сколько же лет мудрой фразе: «О времена, о нравы!» Много лет конфликту поколений — гораздо больше, чем Минскому метро.

На поворотах, когда нас всех кидает друг на дружку, как тюки с картошкой, гневные тирады набирают силу бурного горного потока.

— А вон там кобыла расселась, тоже могла б уступить, — старушки переносят прицельные залпы на мощную пассажирку с тремя парами сережек в ушах.

«Кобыла» удивленно разворачивается, не веря, что это ее сгоняют с места, и оказывается беременной особой лет 25. Побагровев от ушей до пяток, резко огрызается:

— А чего я должна уступать: право имею.

Ага, из гендерного направления психической атаки ничего не вышло. Значит, пора вновь разворачивать пушки на джинсово–безусый авангард. Ну берегись, племя молодое–незнакомое!..

Произносимые в адрес подростков гневные слова я цитировать не хочу. Не должны так выражаться представители старшего поколения — даже в воспитательных целях. Тем более — в воспитательных целях. Не должны ни в общественных местах, ни дома. Таким способом уважения к себе вряд ли прибавишь.

Свои «крамольные» мысли о методах воспитания подрастающего поколения я держу в троллейбусе при себе. Упаси Бог высказать вслух — распнут авоськами на месте, а у меня и без того ноги подкашиваются. Я бы тоже присела, если б кто место уступил. Вроде тоже право ехать сидя уже заработала.

Пока я мрачно раздумываю о своих транспортных правах, ветераны троллейбусного движения одерживают убедительную победу, согнав юнцов с нагретых сидений.

Заняв вожделенные сиденья, пассажирки вытирают пот с покрасневшего чела и демонстрируют... чудную метаморфозу. Весьма быстро превращаясь в миролюбивых и добродушных старушек, которым самое время потолковать остаток пути о пенсии, ценах на рынке и в магазинах. Ну и, конечно же, о внуках.

Вы, конечно, догадываетесь, что внуки у них замечательные. И в школе хорошо учатся, и в кружки ходят, и спортом успевают заниматься.

Одно только неясно: а чужим бабулям место в общественном транспорте они уступают?

Но об этом мои спутницы молчат.

Как думаете, с чего бы это?

Лично я думаю: потому, что в душе прекрасно знают ответ. Да и вы его также знаете, дорогие читатели. Поскольку не раз, полагаю, видели типичную картину: заботливые бабушки (о мамах я уж не говорю), стоит им выбраться в дорогу с кровным наследником, старательно усаживают его рядом. У окошечка. И всю дорогу, прямо как верная пулеметчица Анка своего любимого командира Чапаева, прикрывают своим телом. От чужих неприятных вопросов. От чужих недовольных глаз. А главное — от возможных притязаний на сидячее место.

И не всегда, ой не всегда возрастная солидарность (даже просто сочувствие) оказывается сильнее кровного родства.

Потому что согнать с сиденья чужого мальчиша–плохиша — это одно. Чужой — увалень, невежа и — «ишь, гриву отпустил». Усадить своего — совсем другое. Свой ведь хороший, заслуживающий исключения из правил. Своего ведь жалко — он еще настоится. Своего надо оберегать от сложностей жизни. Значит, вежливым и уступающим место должен быть чужой.

Ну а когда свои и чужие меняются местами — жизнь–то не всегда водит чад за мамину или бабушкину руку — наступает конфликт интересов. И получается тот самый сюжет, который я только что описала.