Четверо против Макрона

Французский президент Эммануэль Макрон — символ новой надежды Евросоюза. Надежды на обновление и реформы. Символ нового настроения: в ЕС теперь превалирует оптимизм, пусть и не слишком обоснованный, но точно давно желанный. В Евросоюзе Макрона приветствуют как рок-звезду, а моя коллега из Германии утверждает, что с ним заигрывает (не политически, а чисто по-женски) сама фрау Меркель. И только, кажется, Восточная Европа не поддалась его обаянию, более того, осталась недовольна первой встречей.

Макрон, пеняя странам Вышеградской четверки (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия) на нехватку солидарности, выражающейся в отказе принимать беженцев по квотам (в связи с этим ЕС начал официальное разбирательство против Венгрии, Польши и Чехии), заявил, что ЕС, мол, вам не супермаркет, где вы выбираете то, что вам нравится. Как, мол, деньги получать на развитие — так пожалуйста, а как солидарность — так пусть другие. Хотя, если честно, и у других с солидарностью плоховато: старая Европа никак не может помочь Италии, которая буквально задыхается от нелегальных мигрантов, плывущих к ее берегам. Прямо сейчас я в Падуе, ищу следы Франциска нашего Скорины (он, как известно, в Падуанском университете защитил степень доктора медицинских наук) и могу засвидетельствовать: доплыли многие. Италия чернеет на глазах. Но ЕС на помощь не спешит, хотя в отсутствии солидарности упрекает в основном Восточную Европу. Президент Чехии Милош Земан, известный своей прямотой, недавно сказал, что термин “разделенный суверенитет”, который все чаще употребляют в Европейском союзе, очень напоминает ему термин “ограниченный суверенитет”, который был в ходу в отношении стран Варшавского договора. И странам, которые когда-то в этот договор входили (а из стран Вышеградской четверки там были все), эта схожесть терминологии явно не по душе. Непонимание между Европой старой (Западной) и новой (Восточной) растет. Европа двух скоростей, очертания которой при усиливающемся союзе Германии и Франции становятся все очевиднее, многих не устраивает.

Настолько, что недавно в Словакии впервые за многие годы прошла забастовка на заводах “Фольксваген”. В 2005 году Словакия производила 200 тысяч автомобилей, в прошлом — более миллиона. Когда несколько лет назад я была в Словакии и говорила с людьми об автомобильном буме, дальновидные (в том числе первый премьер-министр независимой Словакии Владимир Мечьяр) высказывали опасения: страна слишком зависит от автомобильной промышленности. А она остается в Словакии ровно до тех пор, пока страна имеет неоспоримое конкурентное преимущество: дешевую рабочую силу. Зарплаты рабочих в Братиславе, которые делают то же самое, что и рабочие в германском Вольфсбурге, в два с половиной раза меньше. Сегодня на автомобильную промышленность в Словакии приходится 40% занятых, треть экспорта и всего 4% добавленной стоимости.

Восточная Европа устала быть младшим братом: она долго играла эту роль по отношению к СССР и, вступая в ЕС, надеялась на равноправные отношения. Поэтому здесь так чувствительны к тому, что, например, продукты одних и тех же марок в Западной и Восточной Европе часто оказываются разного качества (догадайтесь, где лучше), а чехи, например, по-прежнему живут значительно беднее немцев.

И это недовольство — одна из причин, почему в Восточной Европе популизм — удел не оппозиции, а находящихся у власти (и стремящихся эту власть сохранить) политиков. Обратили ли вы внимание, что первой европейской страной, в которую направился Дональд Трамп, была не Германия, место проведения G20, а Польша? В Варшаве Трамп под практически неутихающие аплодисменты говорил о великой истории Польши (музыка для ушей правящей партии правого популиста Ярослава Качиньского, которая, как в старые недобрые советские времена, свозила аплодирующую публику автобусами со всей Польши) и о великом совместном будущем. Против кого готовы дружить Качиньский и Трамп? Против Брюсселя. И Макрона с Меркель. Восточная Европа требует уважения.

sbchina@mail.ru