Честь шахматной короны

Если вы сегодня спросите у прохожего, кто смотрит на Землю сверху вниз, то, уверен, вам сразу и не ответят. Сперва почешут где–нибудь за лысиной, а потом хорошо если и брякнут «Бог». Да уж, неисповедимы пути Господни. Куда делось то время, когда каждый из нас мог без запинки назвать имена находящихся на орбите космонавтов, когда мы были молоды, а колбаса — просто хорошо, если была. Когда дети мечтали стать Фирсовыми, а их деды не матерились почем зря у подъездов, а интеллигентно так объявляли друг дружке мат в тиши городских скверов! Когда какой–то там «Мерседес» в стране могли иметь только Брежнев, Карпов и Высоцкий!

Ох вы, мускулы стальные,

Пальцы цепкие мои!

Эх, резные, расписные

Деревянные ладьи!..


Ох вы, сильные ладони,

Мышцы крепкие спины!

Эх вы, кони мои, кони,

Ох вы, милые слоны!..


Ох, рельеф мускулатуры!

Дельтовидные — сильны!

Что мне его легкие фигуры,

Эти кони да слоны!


Ох мы — крепкие орешки!

Мы корону — привезем!

Спать ложусь я — вроде пешки,

Просыпаюся — ферзем!

Высоцкий горазд играть словами, но реальная жизнь будет покруче барда: она играет не словами, а судьбами. И такая чудная игра получается...

9 марта 1943 года в Чикаго родился мальчик Бобби. Еще до своего совершеннолетия он станет известен миру как Роберт Джеймс Фишер, гений, возникший из ниоткуда. Репортеры бросятся узнавать его родословную и, еще не остывшие от маккартизма, будут ошарашены сведениями о том, что этот американец вполне мог стать гражданином СССР. Его мать — Регина Вендер — родом из Германии, после прихода к власти Гитлера перебралась в СССР. И уже в Москве во время учебы в медицинском институте познакомилась с биофизиком Герхардом Фишером. Они поженились и в 1938 году перебрались в Штаты. Удивительно, но никто не строил на их пути никаких барьеров.

Шестилетнему Бобби старшая сестра подарила картонные шахматы. К тому времени его отец уже оставил семью, а мать перебралась с детьми в Нью–Йорк. И вот едва познав, как ходят фигуры, Фишер в Бруклине стал громить своих соперников прямо–таки со «слоновьим» изяществом.

Приблизительно в это же время в семье потомственных златоустовских рабочих появился мальчик Толя. Жили бедно. «Помню, родители шинковали капусту, а мы с сестрой сидели и ждали, когда нам перепадет самое вкусное — кочерыжка». Такой быт в «просторной» коммуналке на улице Ленина невольно подвигал семью Карповых к коротанию вечеров за шахматной доской. В итоге в те же шесть лет, что и Бобби, Толе надоели партии с родственниками, и он вышел с доской во двор. Первым дворовым соперником младшего Карпова оказался Саша Колышкин, позднее ставший его другом. Он учился в одном классе с его сестрой Ларисой и был на пять лет старше. Чтобы Толя лучше мог видеть шахматную доску, на скамейку поставили деревянный ящик. Карпов, однако, проиграл и, как ребенок, заплакал. Много позже, когда Анатолий Евгеньевич Карпов приедет в свой родной Златоуст в ранге 12–го чемпиона мира по шахматам, он вспомнит о той неудаче, но в ходе сеанса одновременной игры благородно предложит ничью своему давнему обидчику Колышкину.

Я кричал: «Вы что там, обалдели? —

Уронили шахматный престиж!»

Ну а мне сказали в спортотделе:

«Вот прекрасно — ты и защитишь!

Но учти, что Фишер очень ярок, —

Даже спит с доскою — сила в нем,

Он играет чисто, без помарок...»

— Ничего, я тоже не подарок, —

У меня в запасе — ход конем.

Упоминание о спортотделе у Высоцкого не случайно. О партии власти в шахматных партиях сказано у нас пересказано. Но давайте попробуем не повторяться. Как, скажем, мог относиться к Ботвиннику Сталин, как он мог его не лелеять, если тот стал первым советским чемпионом мира по шахматам?! Шахматы ведь по праву считались у нас народным видом спорта. Когда Карпов играл с Корчным, результаты его матчей сообщали даже в ходе футбольных матчей, и это никого не удивляло. В СССР звание гроссмейстера всегда было престижнее ученой степени, а чемпионов мира знали даже далекие от шахматной доски люди. Гениев игры выдвигали в депутаты, им помогали, о них заботились. Отсюда и немыслимые ожидания, немыслимые ставки.

Свой феерический путь к шахматной вершине Роберт Фишер начал в 1970 году в претендентском матче с Марком Таймановым. Этот поединок потряс мир шахмат. Такого еще не было, чтобы один мастер громил другого с унизительным счетом 6:0. У проигравшего Тайманова начались большие неприятности. Его чуть ли не обвиняли в предательстве социалистической системы. В аэропорту по прилете в Москву Тайманов был подвергнут тщательному досмотру, и — вот те на — в его багаже таможня нашла томик «Ракового корпуса». Позже Мстислав Ростропович придумает по этому поводу замечательный анекдот: «Вы слышали? У Солженицына большие неприятности!» — «Неужели! Что случилось?» — «Вы не знаете? У него нашли книгу Тайманова «Защита Нимцовича»!» Фиаско советского гроссмейстера в матче с Фишером разбиралось в Федерации шахмат СССР, и когда казалось, что советчикам и гонителям не будет конца, помощь к Тайманову пришла от... его противника. В очередном претендентском матче Фишер точно с таким же счетом разгромил Бента Ларсена, а уж, согласитесь, датчанина заподозрить в тайном сговоре с «проклятым капиталистом» было трудновато. От Тайманова отстали.

«Не спеши и, главное, не горбись, —

Так боксер беседовал со мной, —

В ближний бой не лезь, работай в корпус,

Помни, что коронный твой — прямой».

Честь короны шахматной — на карте, —

Он от пораженья не уйдет.

Мы сыграли с Талем десять партий —

В преферанс, в очко и на бильярде.

Таль сказал: «Такой не подведет!»

Фишер между тем не останавливался. Он выиграл еще и у Тиграна Петросяна. На пути к короне оставался только действующий чемпион мира Борис Спасский. Не знаю, как с Талем в преферанс, а вот с Карповым испанскую партию перед отъездом в Рейкьявик Спасский играл. «Тогда Борис Васильевич попросил меня присоединиться к его тренерской группе — играть тренировочные матчи. Честно говоря, ни он, ни я не умели их играть — без зрителей сложно настроиться на борьбу, — вспоминал позже Карпов. — Была сыграна всего одна испанская партия, в которой я сначала получил белыми преимущество, но затем просчитался и проиграл. Вдохновленный выигрышем, Спасский успокоился и, очевидно, решил, что к матчу с Фишером он готов...»

Некоторые исследователи шахматной истории сегодня утверждают, что Борис Спасский был неплохим журналистом, но бледным чемпионом. Можно даже сказать, что этот скромный человек тяготился высоким титулом. Ни до него, ни после не было другого случая, чтобы шахматный король столь доброжелательно относился к претенденту, как Спасский к Фишеру. Даже когда американец по–детски зевнул в первой партии финального матча и не явился на вторую, советский гроссмейстер утверждал, что американец — экстраординарное явление. А Фишер словно этого ждал. Он начал сражаться. И вот — партия отложена, Фишер протягивает судье конверт со своим ходом и, улыбаясь, произносит: «Я запечатал нокаут». На следующий день Спасский сдал партию...

В мире шахмат пешка может выйти,

Если тренируется, — в ферзи!

С 1972 по 1975 год мир жил ожиданием нового советско–американского противостояния. А Фишер словно перенес шахматную партию в свою жизнь. Он комбинировал, выставляя ФИДЕ немыслимые требования, жертвовал, пересылая одной из сект почти весь свой гонорар за чемпионский титул, шел на осложнения, видя в себе то ли пешку, то ли ферзя. И в то же время он был прост, как доска. Рассказывают, как в 1959 году в Югославии на своем первом претендентском турнире 16–летний Бобби зашел в комнату Василия Смыслова. В шахматных кругах последний слыл замечательным певцом, и тут, услышав, как Фишер напевает что–то под нос, не удержался от соблазна пошутить над не имевшим ни слуха, ни голоса юношей: «Да у вас несомненный талант». Вечером к Смыслову присоединились другие шахматисты, уговорившие Фишера устроить концерт в ресторане. Слушать гроссмейстера было невыносимо, но Пауль Керес опять–таки добавил: «Бобби, вам надо бросить шахматы и полностью переключиться на пение». Непосредственный Фишер ответил: «Да, я знаю об этом, но, к сожалению, слишком хорошо играю в шахматы».

Фишер как–то признался, что его партия с Богом скорее всего завершилась бы вничью. Но потом задумался и добавил: «Впрочем, я не представляю, как бы Бог ответил на мой е2 — е4».

За один только этот ход мир в 1975–м был готов отвалить Фишеру гигантскую сумму — призовой фонд его матча с Карповым составил 5 миллионов долларов, но гений окончательно превратился в злодея. Когда Карпову сообщили об отказе американца защищать свой титул, он играл в теннис на подмосковной базе в Новогорске. Потом, как и было рекомендовано программой тренировочного сбора, пошел в бассейн... Ну а деньги финансовые воротилы потратили на организацию другого феерического матча Мохаммед Али — Джо Фрэзер.

Выпало ходить ему, задире, —

Говорят, он белыми мастак! —

Сделал ход с е2 на е4...

Что–то мне знакомое... Так–так!

Ход за мной — что делать!? Надо, Сева, —

Наугад, как ночью по тайге...

Помню — всех главнее королева:

Ходит взад–вперед и вправо–влево,

Ну а кони вроде — только буквой «Г».


Эх, спасибо заводскому другу —

Научил, как ходят, как сдают...

Выяснилось позже — я с испугу

Разыграл классический дебют!

Все следил, чтоб не было промашки,

Вспоминал все повара в тоске.

Эх, сменить бы пешки на рюмашки —

Живо б прояснилось на доске!..

Вижу, он нацеливает вилку —

Хочет съесть, — и я бы съел ферзя...

Под такой бы закусь — да бутылку!

Но во время матча пить нельзя.


Не мычу, не телюсь, весь — как вата.

Надо что–то бить — уже пора!

Чем же бить? Ладьею — страшновато,

Справа в челюсть — вроде рановато,

Неудобно — первая игра...


Я его фигурку смерил оком,

И когда он объявил мне шах —

Обнажил я бицепс ненароком,

Даже снял для верности пиджак.

И мгновенно в зале стало тише,

Он заметил, что я привстаю...

Видно, ему стало не до фишек —

И хваленый, пресловутый Фишер

Тут же согласился на ничью.

Это в стихах, а на самом деле Роберт Джеймс Фишер на ничью никогда не разменивался. Этот чудак брал банк в Пасадене, изобретал шахматные часы, в нарушение санкций играл в Югославии, поливал грязью Америку, восторгался 11 сентября и только теперь, когда благодарная Исландия («Он прославил нашу страну») предоставила ему убежище от преследований, кажется, получил возможность спокойного эндшпиля в своей партии с жизнью.

У Карпова все фишки стояли заранее. Председатель Фонда мира, член ЦК ВЛКСМ, он имел не только бешеную популярность, но и права, в которых прямо так и было написано «Без права проверки». Во все времена он мог позволить себе любое увлечение. Сегодня, скажем, он может выиграть у любого в подкидного дурака. Еще он собирает марки. На филателистической выставке, проходившей в 2000 году во время летней Олимпиады в Сиднее, экспозиция Карпова заняла третье место. И все же, несмотря на приклеенный к нему титул «бумажного чемпиона», Карпов за свою карьеру выиграл больше турниров, чем смогли выиграть два любых других шахматных короля, вместе взятых. Он грустит, но не может перерезать незримую пуповину, связывающую его с Фишером.

Токио. Место, откуда 23 марта 2005 года Фишер улетел в Рейкьявик.

Токио. Место, где 25 июля 1976 года Карпов постучал в номер Фишера, чтобы попробовать уговорить того на организацию матча. В тот же день на другом конце света — в Амстердаме — в дверь полицейского участка постучал Виктор Корчной. Обезумевшие от такой череды событий наши спецслужбы вскоре запустили «утку» о якобы имевшемся желании Карпова продать Фишеру титул чемпиона мира. Запад в этой партии пошел с Корчного...

Токио. Место, где всегда восходит солнце. Но в шахматном королевстве давно уже тьма. Слоны — и те размениваются на мелочь, кони скачут, короли вповалку спят с ферзями. От осознания такой жизни матерятся даже пешки.