«Я не согласен с вашим мнением, но готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли его свободно высказывать». ВольтерНа этот афоризм часто любят ссылаться к месту и не к месту. Тем не менее мировая история не зафиксировала ни одного факта, чтобы кто–либо осознанно пошел на смерть только лишь за свободу слова, особенно за чужую (не сделал этого, кстати, и сам Вольтер). Люди осознанно жертвуют жизнью во имя семьи, родины, религии, защищая собственную свободу или честь... Иными словами, сама по себе свобода слова не относится к настолько абсолютным ценностям, но споры о том, что же несет в себе это понятие и какой должна быть степень ответственности журналиста, ведутся на протяжении столетий. Не менее актуальной остается эта проблема и сегодня...
Мы пригласили в наш конференц–зал обсудить злободневную тему людей известных и уважаемых: заместителя министра информации Сергея Булацкого, председателя общественного объединения «Белорусский союз журналистов» Леонида Екеля, председателя Постоянной комиссии по правам человека, национальным отношениям и СМИ Палаты представителей Национального собрания Юрия Кулаковского, заместителя генерального директора Агентства телевизионных новостей Белтелерадиокомпании Людмилу Ковалеву, главного редактора газеты «Рэспублiка» Анатолия Лемешенка, главного редактора газеты «АиФ в Беларуси» и председателя совета Белорусского института общественных связей Игоря Соколова.
Ирина Завадская, «СБ»: Вопрос свободы слова и журналистской этики остается спорным и неоднозначным по сей день. И, конечно, нам с вами, уважаемые коллеги, едва ли удастся поставить точку в дискуссии, начатой задолго до нас. И все же, пожалуй, стоит попытаться определить, что представляют собой эти понятия в нашей стране на сегодняшний день, поскольку во многом именно они определяют тенденции развития средств массовой информации в любом государстве.
Леонид Екель: Безусловно, не может быть каких–то единых классических норм и определений свободы слова. Дескать, вот вам образец, его и придерживайтесь, есть у вас в стране такое — значит, есть свобода слова. Неправильная и невозможная точка зрения. Хотя довольно распространенная. Особенно устаешь от диалогов, споров с западными благожелателями, которые ко всему подходят со своей шкалой ценностей. Но у каждого государства своя история, свои этапы развития, свои пути становления демократии...
Игорь Соколов: Свобода слова может быть как прогосударственная, так и негосударственная — в зависимости от того, кто лоббирует эти понятия. Поэтому лично мне, чтобы прочувствовать, что такое свобода слова, проще задаться вопросом, а есть ли у нас свобода убеждений? Не боятся ли люди их высказывать? Не считает ли кто–то, что мнение общественности — это мнение тех, кого ни о чем не спрашивали?..
Ирина Завадская: Ну право на свободное выражение мнений гражданам Беларуси гарантирует Конституция. А вот обилие мнений в газетах — всегда ли такое безусловное благо? Абсолютная свобода слова в печати, плюрализм точек зрения обычно приводят к тому, что в силу различных причин наиболее громко звучат маргинальные, экстремальные, дезинтеграционные мнения. Причем эффект их воздействия на текущую политику вполне может привести к распаду общества или государства, что, собственно, и происходило у нас с 1987 по 1991 годы — я имею в виду развал СССР... Кстати, ведь даже в США, где свобода печати максимально защищена Конституцией, и легально, и нелегально действуют механизмы противодействия использованию этой свободы журналистами в ущерб интересам общества, государственной власти или отдельных граждан.
Сергей Булацкий: Свобода слова для журналиста отнюдь не подразумевает вседозволенность. Безусловно, журналисту необходимо чувство внутренней свободы, но должен быть и некий внутренний цензор. И вот здесь мы впрямую подходим к вопросу о профессиональной этике.
Юрий Кулаковский: В любом государстве свобода слова, особенно для журналистов, определяется тем, что не запрещено законом. Не разрешено, а именно не запрещено — здесь есть существенная разница. И если в законе говорится о защите прав на частную информацию, то журналист не имеет права наносить урон личности человека точно так же, как и распространять антиобщественную информацию. Недавно, кстати, на таком основании администрация Буша наложила вето на одну из американских газет... Хотя я помню, как в Польше на саммите по линии ОБСЕ американский представитель стал высказывать претензии к пункту нашего закона о защите чести и достоинства главы государства в средствах массовой информации. Но дело в том, что пункт этот мы практически «списали» с австрийского и французского аналогов...
Еще вспоминаю, как, работая над первой редакцией закона о печати и других средствах массовой информации, мы рассылали первый проект этого закона заинтересованным лицам. Между прочим, из районных газет предложений по его усовершенствованию пришло гораздо больше, чем из центральных! Когда будет готова новая редакция, непременно нужно вынести ее на всеобщее обсуждение.
Анатолий Лемешенок: Хотя сейчас ведется работа над новым вариантом закона о печати, прежний также успешно работает... Но сказать я хочу о другом. Журналист обязан быть интеллигентным независимо от какого бы то ни было закона. И знать простую латинскую поговорку: ничего не доказывает тот, кто доказывает грубо. Приведу вам чисто житейский пример. Встречаюсь я недавно с коллегой, с которым много лет назад трудился в одном издании. Сейчас он работает в оппозиционной газете. Слушай, говорю ему, ну почему вы так грубо все преподносите, реальность ведь не настолько неприглядна, как ваша газета пытается это представить. «А чтобы нас власть услышала», — отвечает он мне. Но я, например, всегда считал, что газеты делаются не для власти, а для читателя... Ну и какой у вас тираж? — спрашиваю. Говорит, пока только начинаем, тысячи две... И я сильно сомневаюсь, что у нас в стране найдется столько любителей хамства, чтобы это издание когда–нибудь стало процветающим. Поскольку хорошо помню, сколько таких газет начиналось и заканчивалось... К сожалению, сегодня не так уж мало журналистов, чьи внутренние ограничители в определенной степени размыты, что и становится предпосылкой к возбуждению судебных процессов о защите чести и достоинства.
Ирина Завадская: Кстати, совсем недавно новый закон о печати обсуждался в России. И кое–кто из чиновников всерьез предлагал ввести лицензирование на журналистскую деятельность — мол, работают же по лицензии адвокаты... Скажем, зачисляют журналиста в штат редакции — автоматически выдают и лицензию. Первое проигранное дело в суде — предупреждение. Три предупреждения — приостановка действия лицензии...
Юрий Кулаковский: Хочу вернуться к первой редакции нашего закона о печати и других СМИ. Об этом мало кто знает, но первоначально там предусматривалась одна маленькая деталь: прежде чем зарегистрировать то или иное издание, требовалось зарегистрировать его устав. Это ж какую власть получал чиновник! Не так составлен текст, не так напечатано — мало ли к чему можно придраться... Я сразу обратил на это внимание, и в конце концов удалось убедить парламентариев, чтобы скользкий пункт убрали... Вот и лицензирование, на мой взгляд, позволит спекулировать на этом любому чиновнику.
Леонид Екель: В том числе коррумпированному, подкупленному... Если редактор озабочен тиражом и популярностью своей газеты, сам и будет следить за добросовестностью своих журналистов.
Сергей Булацкий: Я также не поддерживаю идею лицензирования. Адвокат — это, как правило, один человек, газету же делает коллектив. И свидетельство о регистрации СМИ вполне можно приравнять к такой лицензии.
Игорь Соколов: Считается, что журналист уполномочен выражать точку зрения общественности, народа. Лицензия же может превратиться в документ, дающий разрешение на единственно возможную, «правильную» точку зрения. Это будет «лицензия на убийство» альтернативных мнений.
Людмила Ковалева: Так можно вообще до запрета на профессию дойти...
Леонид Екель: Я был на последнем съезде Союза журналистов России и наблюдал реакцию зала на новый закон — резко отрицательную реакцию, скажу я вам. Российские коллеги восприняли его появление однозначно — как завинчивание гаек, как навязывание нового закона. Хотя никто из представителей власти так и не смог объяснить, чем же был плох старый закон...
Сергей Булацкий: В нашем случае речь о другом законе не идет. И могу гарантировать — как только проект его новой редакции будет внесен на рассмотрение в Палату представителей, тут же будет доступен для всеобщего ознакомления и обсуждения.
Юрий Кулаковский: Буквально неделю назад здесь же, в Доме прессы, этажом ниже состоялось выездное заседание нашей комиссии по правам человека, национальным отношениям и СМИ. И я вспомнил, как уполномоченный по правам человека в Польше пан Адам Зелинский предупреждал меня: мол, не сделайте такую ошибку в законе об уполномоченном по правам человека, как мы, когда не установили срок давности обращений граждан по поводу защиты чести и достоинства. Некоторые дела польским правозащитникам пришлось поднимать чуть ли не с 30–х годов прошлого века...
Людмила Ковалева: Практически сегодня у нас начинаются судебные слушания по делу нашей редакции — на АТН подали иск за сюжет, который прошел в эфире еще в марте прошлого года. А по закону мы обязаны хранить свои материалы на видеоносителях месяц. Если же вдруг начнем архивировать все сюжеты с учетом того, что потом кто–то захочет подать на нас в суд, — представляете, в какие деньги это обойдется государству!.. Есть смысл, на мой взгляд, подумать и о том, как защитить журналистов от необоснованных претензий.
Сергей Булацкий: Тем не менее журналист всегда должен думать, о чем и как он пишет. Стереотип советских времен живуч до сих пор — читатели у нас и сейчас то, что написано в газете, прозвучало по телевидению или было услышано по радио, склонны принимать за истину в последней инстанции. Я не раз убеждался в этом.
Игорь Соколов: Безусловно, этика важна и в журналистике, и в любой другой профессии. Но зачастую мораль определяют земные блага. Образно говоря, когда мы сыты, то склонны размышлять о литературе, когда же еды недостаточно, все видится весьма приземленно... В результате критерий свободы слова во многом определяет уровень экономического развития общества, его образованность, масса других факторов.
Ирина Завадская: Кстати, накануне в Интернете мне попалась на глаза информация о социологическом исследовании, проведенном в России, в результате которого 58 процентов опрошенных журналистов признались, что готовы нарушить закон ради денег, выгодных связей и тому подобного. Если бы такое исследование провели у нас, каким, на ваш взгляд, мог быть результат?
Леонид Екель: Вне всяких сомнений, итоговая цифра была бы гораздо ниже.
Юрий Кулаковский: Знаете, когда мы говорим о российских журналистах, чаще имеются в виду московские СМИ. Но мне не раз доводилось бывать в российской глубинке — поверьте, там журналистам так же, как и нашим, свойственна определенная рассудительность, «памяркоўнасць». Это московские издания гонятся за сенсацией, «жареным» фактом — зачастую вопреки элементарной морали.
Людмила Ковалева: Ну да, и противопоставляя себя нам, называют белорусские СМИ скучными, неинтересными... А вот я, например, предпочитаю работать на «скучном» телевидении, нежели смаковать бесконечные разборки и заказные убийства. Потому что пресса, на мой взгляд, должна нести прежде всего созидательное, а не разрушительное начало.
Игорь Соколов: Вот мы говорим о морали журналиста, о повышении ответственности за написанное или высказанное слово, хотя, в принципе, все это должно быть закреплено в кодексе профессионального поведения журналиста, которому важно следовать...
Леонид Екель: Так ведь еще в 1995 году такой кодекс был разработан и принят нашим союзом! Там говорится и о социальной ответственности журналиста, и о необходимости правдивости и объективности, о добросовестности и уважении общечеловеческих ценностей... Четко расписано, что считается нарушением профессиональной этики и так далее. Дело в том, что в начале 90–х, когда судебные процессы о защите чести и достоинства пошли сплошным потоком, многие судьи оказались в весьма затруднительном положении, не имея представления обо всех тонкостях журналистской профессии. И довольно часто обращались в наш комитет по этике, возглавляемый, кстати, уважаемым мэтром журналистики Борисом Стрельцовым... Теперь этот поток заметно уменьшился, но время от времени к нашим экспертам все же обращаются. Как правило, обращаются тогда, когда, как говорится, петух уже крепко клюнет. Причем на приличную сумму — от 50 миллионов и выше. А для иной газеты такой штраф равноценен закрытию.
Анатолий Лемешенок: Но заметьте, журналисты государственных изданий все–таки гораздо реже оказываются в подобных ситуациях, поскольку чувство ответственности у них выше.
Леонид Екель: Государственным СМИ в Беларуси удалось сохранить уважение к классической журналистике. Хотя некоторые наши издания в разное время пытались перенимать стиль «желтых» московских газет — не приживается у нас это! С другой стороны, здесь довольно большой процент действующих журналистов, кому сейчас за 40, за 50. Как правило, у них сформированы крепкая внутренняя стержневая основа, твердые взгляды, принципы. Эти ребята никогда не сжигали партийных билетов публично, не гнались за дешевой популярностью...
Ирина Завадская: Выходит, советская школа журналистики укрепляла этот стержень? А сейчас и о существовании кодекса профессиональной этики, уверена, не все наши молодые коллеги подозревают...
Людмила Ковалева: На журфаке университета с профессиональным воспитанием проблемы нынче как раз–таки имеются. Могу судить об этом по тем молодым специалистам, которые приходят к нам работать.
Леонид Екель: Знаете, тут дело не только в образовании. На мой взгляд, тогда в любой редакции существовала круговая порука в хорошем смысле. Претендовать на редакторское кресло могли в большинстве своем убежденные, устойчивые люди... Да, это была идейная устойчивость, и не надо этого слова бояться. Многие идеологические аспекты — те, которые не топорные, не примитивные, — действительно были очень сильны. Сколько замечательных журналистов, редакторов союзного масштаба появилось в те годы, настоящая творческая интеллигенция... Общение с такими людьми для многих молодых было вторым факультетом после журфака. А много ли нынешних редакторов озабочены нравственностью своих подопечных журналистов? Это же позор, когда юный коллега скачивает текст из Интернета и выдает его за свое вдохновенное творение... Впрочем, как мне кажется, сейчас и у нас, и в России намечается тенденция возврата к нормальной журналистике.
Ирина Завадская: Вы имеете в виду публицистику, аналитику? Прямо скажем, пока в наших СМИ ее не особенно много...
Юрий Кулаковский: Но в борьбе за рекламу и тиражи реально может помочь старая добрая классика.
Сергей Булацкий: Сегодня информацию в первую очередь несут радио и телевидение. Поэтому газета должна либо комментировать событие, либо переключаться на так называемый человеческий фактор, используя все журналистские жанры.
Юрий Кулаковский: При этом избегая крайностей в оценках. Могу сказать, что при всех положительных качествах государственных СМИ некоторым из них свойственно излишнее угодничество по отношению к власти. А ведь недаром говорят: услужливый дурак хуже врага... Когда я работал помощником Президента, не раз наблюдал, как раздражают его такие вещи.
Сергей Булацкий: Зато оппозиционные СМИ априори дают любым действиям официальной власти негативную оценку... К сожалению, в Беларуси пока не настолько много изданий, как хотелось бы, где в наличии положительный баланс между нормальным и отрицательным в жизни страны. С центристской позицией, которой старается придерживаться, например, «Советская Белоруссия»... Пожалуй, вот это и есть самое больное место нашей журналистики.
Ирина Завадская: Иными словами, белорусским СМИ не хватает центризма и публицистики?
Сергей Булацкий: Согласен. Но, думаю, со временем совместными усилиями нам удастся это преодолеть. Так или иначе, белорусская пресса вернется и к очерку, и к фельетону, и к другим незаслуженно забытым жанрам журналистики, научится избегать крайностей в своих оценках...
Юрий Кулаковский: А как же иначе, ведь, если разобраться, и общество у нас такое — центристское...
Ирина Завадская: Спасибо всем за участие в дискуссии. Думается, наши читатели сами сделают выводы и в продолжение разговора поделятся с редакцией своими мыслями. Позволю себе лишь краткое резюме. Как выяснилось, свобода слова в нашем представлении — это весьма объемное, многозначное понятие. Но совершенно очевидно то, что у современного человека есть нужда в размышлениях о сложных процессах, происходящих в обществе, о том, чем живут люди и что их беспокоит. Все–таки десять раз был прав знаменитый Анатолий Аграновский, заметив, что хорошо пишет не тот, кто хорошо пишет, а тот, кто хорошо думает...
На 1 января 2005 года в Беларуси зарегистрировано 1.221 периодическое издание, в том числе 784 газеты и 395 журналов. Более 2/3 зарегистрированных изданий являются негосударственными.
В 2004 году Министерство информации временно приостанавливало деятельность 25 белорусских СМИ, одновременно было вынесено 160 письменных предупреждений 81 периодическому изданию.
Заметно возросли подписные тиражи периодических изданий. «Это свидетельствует о том, что население отдает предпочтение государственной прессе как наиболее объективному источнику информации», — заявил вице–премьер Владимир Дражин на итоговом заседании коллегии Министерства информации 28 января.
