Чем пахнет?

На этой неделе было модно принюхиваться — на экраны вышел фильм, снятый по роману Зюскинда, «Парфюмер», и кажется, все люди мира раздули ноздри и стали короткими рывками вбирать в себя воздух в попытке ответить на вопрос — чем пахнет?

Кому чем!

Запахи, видимо, теснее всего связаны с эмоциональной памятью, и может даже, они определяют наши решения и поступки. Думая про себя, что живем и выбираем самостоятельно, мы на самом деле просто берем след и идем на запах, который то усиливается, обнадеживая, а то исчезает, оставляя нас в недоумении. От разнообразия ассоциаций мир становится многослойным, как торт. Надушенные туалетной водой люди пахнут аэропортами, аэропорты — заграницей, заграница — круассанами, круассаны — утром, утро — кофе, кофе — сигаретами, сигареты — разговорами, разговоры могут пахнуть чем угодно...

Всплывают темы — появляются запахи. Чтобы понять и принять незнакомое, мы сравниваем его с известным. Помните, когда впервые на овощных лотках появился невиданный фрукт киви, все говорили, что пахнет земляникой, и приятно улыбались, потому что земляника — это дело понятное: теплый летний лес и счастливое чумазое лицо, отражающееся в домашнем зеркале. И бабушкино укоризненное: «Мой поросенок...» И крепкий дневной сон после прогулки по лесу, а во сне — полет над тем же лесом и полем и крышами домов, и пробуждение с улыбкой. Киви... Значит, и в киви есть понемногу всего этого.

Ароматизированные блески для губ, пусть они хоть сто тысяч раз французские — фирменные, дорогие, для меня навсегда будут пахнуть Польшей. И яркими розовыми и салатовыми шнурками, и жевательной резинкой. Наши родители собирали в баулы хрусталь и тащили на польские рынки, а поляки делали свой бизнес на наших базарах, радуя младших школьниц яркостью своих маек и крепко пахнущими блесками для губ.

— Пани, иле каштуе?

— Девьёнц.

— Дзенькуе бардзо!

В первые годы жизни память, как губка, впитывает в себя информацию об этом мире. Картинки, звуки, тактильные ощущения — все подвергается родительской цензуре. Нам не показывают и не рассказывают всего, но запахи... Запахи невозможно запретить, они самый честный источник информации. И чувствуя это, мы то и дело раздуваем ноздри, вычленяя из мира не только сладкий аромат домашних пирогов, но и запах злобы, страха, конечности существования. Запретный запах секса.

Самого главного глазами не увидишь, и Экзюпери советовал зреть в суть сердцем, но часто ведь сердце молчит. А нос — нет! В нос бьет, нос держится по ветру, нос воротят, за него водят, его комар не подточит. Нет в народе о сердце столько поговорок, сколько о носе. С сердцем осторожничают, о нем говорят шепотом. О носе всегда говорят правдиво. Он нам о жизни правдиво — и мы о нем правдиво. Правда с ним, как говорится, встречается нос к носу. И только те, кто дальше носа своего не хочет ничего видеть, никогда к его мнению не прислушиваются.

Классики пишут о нем повести, режиссеры снимают фильмы, дамы совершенствуют под ножом пластического хирурга, а боксеры ломают. И страшно даже подумать, как бы мы жили, не будь у нас носа со всеми его положительными и отрицательными качествами. Мир бы стал менее чувственным и более прямолинейным.

Хотя у меня есть один коллега, ко
торый вовсе не ощущает запахов. Врожденное это у него. Я все время об этом забываю и то и дело жалуюсь: бензином воняет, краской... Он только сочувственно улыбается. Но когда пахнет свежеиспеченным хлебом, а он не слышит этого, сочувственно улыбаюсь я. И есть еще один повод порадоваться дару этой жизни — дару ощущать ее запахи и понимать суть волшебства, о котором писал Зюскинд.