Для нашего лучшего лыжника Сергея Долидовича предстоящая Олимпиада станет пятой. Он дебютировал на Играх в Лиллехаммере в далеком 1994 году, а в Турине стал, наверное, самым невезучим нашим спортсменом. Сперва из–за повышенного уровня гемоглобина в крови он был отстранен от гонок и вернулся в Минск, где тренировался на лыжероллерной трассе в Дроздах. Вернулся в Италию лишь для того, чтобы в последний день Игр пробежать свою любимую дистанцию — 50 километров. На 40–м Долидович вышел на первое место. Однако судьба будто бы продолжала издеваться. Именно в этот момент один из тренеров австрийской сборной вдруг выбежал на трассу. Произошло столкновение. Сергей упал, сломал палку и с отставанием в десять секунд занял двенадцатое место.
— Такой цепи нелепостей и злоключений, как накануне прошлой Олимпиады, и врагу не пожелаешь...
— Сейчас раны зарубцевались, но все равно не покидает ощущение, что это был какой–то злой рок. Так хорошо 50 километров мне давно не бежалось, гонка моя была, а тут этот австриец... Самое смешное, что он выбежал, чтобы дать стаканчик с водой моему давнему знакомому — Мише Ботвинову, с которым я вместе на Олимпиаду летел. Вот и еще одна случайность. Ботвинов, кстати, бронзовым призером стал.
— Были еще у вас и проблемы с гемоглобином...
— Накануне Игр все было нормально. Перед Олимпиадой провели сбор на высокогорье в Рамзау, гемоглобин существенно поднялся. В Турине перебрались на высоту 1.600 метров, потом разместились в Олимпийской деревне на высоте 2.000. Что и спровоцировало новый скачок. Меня отстранили от соревнований.
— Сейчас подобных проблем не будет?
— Мне наконец–то должны выдать кровяной паспорт спортсмена. Что это такое? Не буду вдаваться в специализированную терминологию, скажу кратко: теперь я вхожу в группу людей, у которых от природы повышенный уровень гемоглобина. Они могут быть допущены к соревнованиям.
— Почему вам лучше удаются марафонские и сверхмарафонские дистанции?
— Я воспитанник советской школы, а тогда делался акцент на выносливость. Конституция тела у меня такая, что на мощные рывки не способен. Взрывных качеств нет. Понимаю, что надо было больше внимания спринту уделять, но уже поздно.
— Мне друг–лыжник, чемпион СССР, рассказывал, что настоящий марафон начинается после 45–го километра.
— Правильно. После 45 — 46 километров, как правило, начинается увеличение темпа. Особенно это видно на примере масс–стартов. Бежим все в куче — 20 — 30 человек. Начинается отрыв. Удержался в нем — можешь быть в призерах, нет — свалишься далеко за пределы двадцатки. Нужно стиснуть зубы и последние 5 километров рубиться.
— Какие ощущения перед нынешним олимпийским сезоном?
— Главное, ничего не болит.
— В прошлом сезоне вы решили не лететь в Канаду на этап Кубка мира. А ведь могли познакомиться с олимпийской трассой.
— Не видел смысла в этом длинном перелете. В феврале проведем перед стартом в Ванкувере 8 дней. Времени для знакомства достаточно. Шансы есть. На «полтинник», как всегда, главная надежда. Есть мысли и по поводу дуатлона. На прошлом чемпионате мира пробежал первые 15 километров «классикой» лучше, чем «коньком». В спринтерской эстафете планирую взять старт вместе с Леонидом Корнеенко. Надеюсь, у нас получится...
