Артиста Юрия Сидорова вспоминает дочь, актриса Елена Сидорова

Юрий Сидоров

Окрестности одного из озер Витебщины недавно снова наполнились хорошо поставленными голосами — на заветное «место силы» Валерия Раевского, Юрия Сидорова и Августа Милованова пришло новое театральное поколение. Стоило только молодым актерам–купаловцам сообщить в соцсетях о своем желании глубокой психологической разгрузки где–нибудь в глухом лесу, как тут же всплыли координаты той самой стоянки на берегу озера, о которой в Русском и Купаловском театрах знали, пожалуй, все. Много лет накануне каждого нового сезона театральные патриархи привозили оттуда своим коллегам не только вкуснейшую рыбу, но и массу творческих идей. И уже не первый год это «намоленное» место зарастало травой забвения. Как оказалось, зарастало зря — съездив туда однажды (пока однажды), купаловская молодежь обнаружила ценный источник эмоций и вдохновения: не одной лишь добротной театральной школой были сильны их патриархи.

О том, что у актерской стоянки появились новые хозяева, Елена Сидорова узнала одной из первых. Молодые коллеги сами сообщили ей об этом. Не для того, чтобы получить разрешение, но все же... К памяти корифеев белорусской сцены молодежь Купаловского и Русского театров относится с глубоким уважением, не разделяя их на своих и чужих. Да и не был чужим Юрий Сидоров купаловцам. Для многих из них здесь он стал любимым педагогом в театрально–художественном институте и образцом для подражания на профессиональной сцене. Густой голос и чистейшая «мова» Сидорова (актера русского театра, кстати, и отнюдь не белоруса по рождению) часто звучали на белорусском радио. И немало наших поэтов соглашались выпустить в радиоэфир свои новые стихи с условием, что прочтет их именно он... А сейчас в Национальном академическом театре имени Купалы служит его дочь — даром что выросла за другими кулисами.

Волны

— В раннем детстве лето начиналось для меня с того, что мы отправлялись в театральный дом отдыха, который только открылся в Острошицком Городке, — вспоминает Елена Сидорова. — В то время это было — всего три деревянных дома, но какая актерская компания собиралась на берегу местного, тогда еще чистейшего озера! Дядя Рома Филиппов, близкий папин друг, шутки которого вызывали хохот с утра до вечера. Вера Павловна Редлих, легендарная актриса, режиссер и профессор театрально–художественного института. И ее внучка — моя подруга... Чай со смородиновым листом, грибы, рыбалка, розыгрыши и непременный преферанс — любимая игра старших по вечерам. Катались на лодках и пели, плавали... Кстати, папа был прекрасным пловцом — он же вырос на Волге. И куда бы ни попал с гастролями, везде переплывал речку или озеро, для нас обоих это стало вопросом чести — летом родители не отправляли меня в пионерские лагеря, брали с собой на гастроли, и в каждом городе мы с папой обязательно переплывали все реки. Волгу, Днепр, Неман, Двину...

Но папа был не просто отличным пловцом — даже на моих глазах он спас из воды несколько человек. В такой ситуации он ни секунды не раздумывал, сбрасывал с себя одежду, прыгал в воду и вытаскивал. И меня учил этому. Был, например, случай, когда во время гастролей в Херсоне актерам устроили прогулку на пароходике, а после предложили понырять прямо оттуда. И когда Элла Овчинникова, замечательная актриса Русского театра, стала тонуть, папа, хорошо помню, отреагировал мгновенно. Сейчас Юля, дочка Овчинниковой и моя подруга детства, рассказывает, что папа тогда спас тетю Эллу, а я — тонущую Юлю. Вот этого не помню...

Объявление

Папа родился под Саратовом в когда–то зажиточной крестьянской семье. Но, пройдя через все прелести «коллективизации», голода и репрессий, к моменту его рождения семья уже ничем не отличалась от многих, таких же бедных крестьянских хозяйств. Спасаясь от голодной смерти, они переехали в Нижний Новгород (в те годы — город Горький), где и прожили до начала Второй мировой войны. Папины отец и старший брат ушли на фронт и оттуда уже не вернулись...

А папа после войны окончил школу с золотой медалью и поступил в Ленинградский кораблестроительный институт. Но через год почувствовал, что это не его, и поехал в Москву — поступать в институт международных отношений. Через несколько дней, обнаружив свою фамилию в списках зачисленных, отправился гулять по Москве и наткнулся на объявление: «Проводится дополнительный набор в Щепкинское училище на курс Пашенной и Дикого». С чего его вдруг туда понесло, так никогда и не объяснил. Но в тот самый момент папина судьба была решена.

Дата

Зоя Осмоловская

Ну а мама (актриса Национального академического драмтеатра имени Горького Зоя Осмоловская. — Авт.) бредила театром с детства. Перед войной ее семья жила в Могилеве, где работал тогда нынешний Русский театр. В театр ходили часто, и мама вспоминала актрису Анну Обухович, которая с ярко–красной помадой на губах и в элегантных брюках была так похожа на Марлен Дитрих. Вдобавок в соседней квартире жила семья оперных артистов, с дочкой которых мама дружила. Там часто пели, «Евгений Онегин», например, исполнялся целиком — свободно, просто, дома... Годы спустя именно мама передала папе музыкальность белорусского языка, который он выучил по поэмам Якуба Коласа «Новая зямля» и «Сымон–музыка».

Вы знаете, я верю в судьбу. Папа родился 8 мая 1927 года. Точно такая же дата значится в свидетельстве о браке маминых родителей. Видимо, встреча моих родителей была предопределена и должна была состояться вопреки всему. Могла ведь и не состояться. Репрессии 1937 года не обошли маминого отца. И в войну мама с бабушкой спаслись чудом — смогли выскочить из подожженной фашистами избы, куда согнали всю деревню. Потом шли в сторону Москвы и чудом же встретились с моим дедушкой... Он прошел всю войну и закончил ее в Германии.

Несмотря на все, что им довелось пережить, родители были очень легкими людьми. Все, что с ними связано, хранится в моей памяти вместе с ощущением безоблачного счастья.

Карта

В детстве папа прочел мне всего Жюля Верна. Географию в школе я знала лучше всех — он же не просто читал, у нас была карта, по которой мы следили за приключениями героев. Всю эту романтику папа обожал. И когда я подросла, в дом отдыха с нами больше не ездил. Отпуск стал для него синонимом рыбалки, которую он предвкушал весь год. Собралась замечательная команда — Владимир Андреевич Маланкин (кстати, мамин одноклас-

сник и однокурсник, который стал папиным другом на всю жизнь), бессменный капитан. Папа — боцман. И Анатолий Федорович Кашкер — матрос. Втроем они разрабатывали маршрут — Припять, Сож и все притоки — грузились в моторную лодку и отправлялись за приключениями. Иногда к ним присоединялись другие «матросы», но эта компания долго была неразлучна. Наверное, сейчас это назвали бы ролевой игрой... Была и команда «конкурентов» — Валерий Николаевич Раевский и Август Лазаревич Милованов. Когда не стало Кашкера и Маланкина, папа присоединился к компании Милованова. С годами их отпуск стал более оседлым, но приключения и романтика остались.

После каждого путешествия папа привозил впечатляющие дневники, которые потом вслух зачитывал всей нашей семье. Это было очень увлекательно. И рассказчиком он был редким. «Юрий Владимирович, вам нужно собрать эти истории в одну книгу!» — говорил мой муж и, в конце концов, подарил ему диктофон. Но времени на книгу у папы так и не нашлось.

Шаг

Но все же, пожалуй, самым близким театральным другом папы был Ростислав Иванович Янковский, хотя они и соперничали всю жизнь, ведь часто играли одни и те же роли на одной сцене. На любых гастролях папа и Янковский еще до завтрака успевали сделать не один заплыв в бассейне, речке или в море. И на сцену в последний раз он вышел благодаря Ростиславу Ивановичу. Много лет у них был замечательный спектакль на двоих «Ужин», где они играли Фуше и Талейрана. Папа был уже очень болен, но Янковский буквально заставил его еще раз сыграть спектакль, преодолеть себя, не поддаваться болезни. Тогда каждый шаг по сцене давался папе через боль, и моя бедная мама то и дело всхлипывала в зрительном зале, чувствуя все вместе с ним. Но после того спектакля он воспрял. Увы, ненадолго...

После папиного ухода место в их когда–то общей с Янковским гримерке никто не занял. Хотя стол Сидорова остался — и папины фотографии на нем. Теперь и Ростислава Ивановича нет...