На хоккее с Борисом МихайловымСправка «СБ»
Борис Петрович Михайлов родился 6 октября 1944 года в Москве. Заслуженный мастер спорта. 11–кратный чемпион СССР (1968, 1970 — 1973, 1975, 1977 — 1981), 8–кратный чемпион мира (1969 — 1971, 1973 — 1975, 1978, 1979), двукратный олимпийский чемпион (1972, 1976), серебряный призер Олимпиады (1980). Обладатель абсолютного рекорда по заброшенным шайбам чемпионатов СССР — 427. Заслуженный тренер России. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Почета.
На гомельском Кубке Дружбы начинался первый матч: встречались «Кристалл» из Электростали и «Титан» из Клина. Ко мне подошел директор местного хоккейного клуба Игорь Молчанов и жестом пригласил следовать за ним. «У тебя 15 минут, — констатировал Игорь Петрович, открывая дверь в VIP–ложу. — Михайлов ждет». 15 минут? Жалких 15 минут? Да с таким собеседником, как Борис Михайлов, целый день говорить можно. Обменявшись рукопожатиями, с надеждой произнес: «Борис Петрович, может быть, договоримся с вами на завтра? Очень хотелось бы, чтобы вы уделили мне не меньше часа». «Молодой человек, вы читали Ленина? — с усмешкой вогнал меня Михайлов в замешательство, но, не дождавшись ответа, продолжил. — Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?» Игра началась...
Первый период
О современном российском хоккее
— Борис Петрович, в ваше время играли по–другому? — киваю в сторону площадки.
— Давайте не будем сравнивать. Мы были хороши для своего времени, а игроки, которые выступают сейчас, хороши сегодня.
— А какова, на ваш взгляд, главная тенденция развития российского хоккея?
— Мы всегда славились коллективной игрой. Если канадцы больше действовали индивидуально, то советские хоккеисты предпочитали игру в пас. Сейчас этот стиль в России начинает возрождаться.
— Вас не смущает, что в российском хоккее все решают огромные деньги — кто богаче, тот и прав?
— Это ведь хорошо, когда вид спорта богатый. Правда, думаю, это не вечно. Со временем гонка бюджетов прекратится.
— В 1993 году вы привели сборную России к победе на чемпионате мира. Последней. Почему вашей сборной не удается повторить успех вот уже 14 лет?
— Много причин. Главная — на команду постоянно давит груз ответственности, ожидание высоких результатов. После развала СССР произошел развал и в спорте. А ведь дом не строится без фундамента, на это надо время. Вот когда у нас будет прочный фундамент, тогда и сборная начнет выигрывать. А еще не забывайте, что все конкуренты сильно прибавили в мастерстве и сегодня, не то что в мои времена, целый ряд сборных может обоснованно претендовать на победу в чемпионате мира.
— Как вы относитесь к тому, что Вячеслав Фетисов и Владислав Третьяк сейчас заправляют российским спортом и хоккеем?
— Положительно. Если руководитель знает тонкости изнутри, прочувствовал в прошлом все проблемы на себе, он сможет сделать гораздо больше. Не против, если я хоккей посмотрю? Приходи в перерыве. Мы с тобой, как настоящие хоккеисты, будем общаться периодами.
Второй период Воспоминания
— Великий Всеволод Бобров во многих интервью прославлял ваш бойцовский характер. Поговаривали, что вы не боялись даже отъявленного костолома — канадца Кувалду–Шульца.
— Как–то играли в Филадельфии. В одном из эпизодов я подъехал к Третьяку, чтобы огородить его. Кувалда–Шульц, который боролся на пятачке, двумя пальцами через перчатку схватил меня за челюсть. Я думал, кость сейчас раздробится, такая мертвая была у него хватка. «Захват» продолжался не более двух–трех секунд. Если бы он и дальше пошел на конфликт, я бы ответил. Не знаю как, но в долгу не остался бы. Хотя потом в номере, глядя на себя в зеркало, стало немного не по себе. У Кувалды–Шульца были мышцы быка, а у меня — курицы. Но, несмотря на это, я действительно никого не боялся на льду.
— Какие еще у вас были сильные стороны?
— Трудолюбие, неуступчивость. Даже если терял шайбу, то сразу же вступал в борьбу за нее. Самоотверженность, ведь работать на пятаке не каждый сможет. Там постоянно бьют. Спина вся синяя была.
— О вашем несгибаемом характере ходят легенды. Читал, что на Олимпиаде в Саппоро вы вышли на лед с травмой, а потом месяц лежали в больнице...
— Не совсем так. В игре с финнами мне повредили колено — надрыв связок. Через день играл «на одной ноге» против сборной Польши. После этого матча консилиум врачей сделал заключение, что мне вообще нельзя двигаться месяц. Через 2 дня нам предстоял решающий матч с Чехословакией. Главный тренер Тарасов сказал тогда докторам: «Делайте что хотите, но Михайлов должен играть». Мне же Тарасов пообещал отдых после Олимпиады по возвращении в Москву. И я играл, несмотря на боль. Забросил шайбу, а мы победили 5:2 и стали чемпионами. После Игр у нас было 2 дня выходных. Прихожу потом на тренировку, а Тарасов меня подзывает и с раздражением спрашивает: «Почему ты не переодеваешься?» Я отвечаю: «Вы же мне обещали отдых». Тогда он спросил: «Ты деньги в ЦСКА получаешь или в сборной?» Я молча пошел, переоделся и вышел на тренировку. Правда, Тарасов все же поощрил за характер — после сезона меня отправили отдыхать в Болгарию.
— Олимпиада 1980 года в Лейк–Плэсиде до сих пор является вашим самым большим разочарованием?
— Тогда проиграла не только команда, но и руководители. Задолго до Игр нас настроили, что мы обязательно станем чемпионами. И где–то подсознательно мы уверовали в это, за что и поплатились. Вышли в решающем матче против американцев психологически не готовые, хотя в плане мастерства были на полголовы сильнее. Особенно обидно, что для меня это была последняя Олимпиада.
— Вас не задевало, что ваши партнеры по звену Харламов и Петров пользовались большей популярностью у болельщиков?
— Я не обделен славой, поэтому обижаться мне не на что. Кто что заслужил, тот то и получил. С Петровым до сих пор находимся в хороших отношениях. Дружим семьями.
— Все те же Харламов и Петров куда чаще вас срывали овации красивыми заброшенными шайбами, ваши же голы в основном были трудовыми и не слишком изящными. Для вас эстетика в хоккее вообще что–то значит?
— Любого спортсмена украшают не красивая обводка или дриблинг, а голы. Ведь принцип коллективной игры — это результат, а результат — это шайбы. Так что для меня всегда главным было забить, а как это делал, меня не волновало.
— И какая же самая памятная из ваших шайб?
— Четырехсотая. Когда у меня было 399 голов, на протяжении семи матчей не мог забить. Так терзался, вы не представляете. Так что юбилейная шайба доставила мне действительно огромную радость.
— Как вы относитесь к отъезду первых российских игроков Могильного, Федорова в НХЛ? Вы бы решились на такой шаг?
— Знаете, в 1972 году всю нашу тройку приглашали в «Торонто». Мы отказались. Решили, что наш долг — выступать на родине.
— После завершения карьеры вы сразу решили стать тренером?
— Нет. Занялся этим по настоянию знакомых, а не по собственной инициативе.
— И что вам больше нравилось: играть или тренировать?
— Хоккеист никогда не виноват, а тренер — всегда. Если бы была возможность, я до 100 лет играл бы.
— Нередко в СМИ проскакивают критические отзывы о вашей тренерской карьере. Вы сами ею довольны?
— Конечно. В ней было немало светлых моментов, хотя бы та же победа на чемпионате мира в 1993 году.
Третий период Белорусский
— На последнем чемпионате мира вы следили за сборной Беларуси?
— Ваша команда мне больше приглянулась не в Москве, а на предыдущем первенстве. В этом году у белорусов что–то пропало. Если честно, то мне не понравилась игра команды.
— Приглашение североамериканских тренеров в нашу сборную, на ваш взгляд, оправданный ход?
— В этом, безусловно, есть положительные черты, но глубоко рассуждать на эту тему не могу, поскольку не слишком в ней компетентен.
— Насколько справедливо, что в суперлиге белорусские игроки считаются легионерами?
— Отвечу вопросом на вопрос. Беларусь — самостоятельная страна? Нельзя ведь сидеть на двух стульях одновременно.
— Вы что–нибудь знаете о нашей экстралиге?
— Честно говоря, нет. Но я в курсе, что тут работают многие российские специалисты. Огромный ваш плюс — наличие собственного, довольно сильного чемпионата, в отличие от той же Латвии, Украины, Казахстана.
— Какие белорусские хоккеисты вам известны?
— Хорошо знаю Антоненко, Скабелку, Сидоренко как игрока и тренера.
— А Алексея Калюжного?
— Настоящий лидер, сильный игрок суперлиги, уверен, что и в сборной он на ведущих ролях.
— В последнее время Калюжный не выступает за национальную команду...
— Видимо, по тем же легионерским причинам. Я прав?
— Не совсем, у него были травмы. А из наших тренеров вы с кем–нибудь знакомы?
— Пожалуй, только с Сидоренко. Хотя назовите фамилии, может, я припомню.
— Михаил Захаров, например.
— Кажется, я против него играл. Вроде бы пару лет назад он работал со сборной, но ничего о нем сказать не могу.
— Если вам поступит предложение возглавить сборную Беларуси, вы согласитесь?
— Всегда руководствуюсь принципом: сначала должно быть приглашение, а потом ответ... Мечтать не вредно...
— Мечтать в смысле нам о вашем приглашении?
— И вам, и мне.
При этих словах Борис Петрович поднялся и начал собираться: «Пора». Это была финальная сирена нашего матча. Чувствовал себя двояко. С одной стороны, я проиграл, ведь еще столько можно было спросить. С другой — выиграл. Общение с Борисом Петровичем Михайловым сама по себе уже журналистская победа.
Овертайм
Курт Фрэйзер о Борисе Михайлове:
— Слышал ли я о Борисе Михайлове? Да его весь мир знает! Для меня было огромной честью встретиться с человеком, который является живой легендой хоккея. С Гомелем у меня вообще связаны только приятные воспоминания: сначала прекрасный Кубок Полесья, теперь вот знакомство с Михайловым...
Фото БЕЛТА.
