Виталия Кравченко нередко узнают на улице — чаще, правда, не в лицо, а по голосу, хорошо знакомому слушателям «Радио–Рокс» и «Радиус FM». Хотя и с телевидением отношения у него складываются совсем неплохо: еще недавно на телеканале «Лад» выходила программа «Внеклассный час» с Виталием в качестве ведущего, занят он и в документальных телепроектах «Лада», отличительной чертой которых в последнее время становится реконструкция исторических событий. А еще сериалы... Но в жизни он абсолютно неузнаваем! Распахнув дверь одной из гримерок Русского театра, где служит Кравченко, я поначалу даже решила, что обозналась: молодой человек, встретивший меня там, показался совершенно незнакомым. Пока я не услышала его голос...
Впрочем, сам Виталий смотрит на эту ситуацию иначе. Своим дебютом в кино, например, он считает роль князя Анджея Радзивилла в сериале классиков телевизионного кинематографа Валерия Ускова и Владимира Краснопольского «Ермоловы», который скоро выйдет на наши экраны. Хотя фактически это отнюдь не первая кинороль Кравченко... Оказалось, он во всем такой принципиальный. Театра и зрителей это тоже касается.
— Знаете, Виталий, начну, пожалуй, с вопроса чисто бытового: каким допингом нужно себя поддерживать, чтобы совмещать работу ведущего утреннего радиоэфира с вечерними спектаклями в театре?
— Ну вообще–то раньше и я думал, что так жить невозможно. Но подъем в 6 утра стал для меня уже привычным делом, хотя домой попадаю чаще за полночь. Видите ли, тут какая штука... Во–первых, радио дает ощущение настоящей жизни, которого, увы, нет в театре. Дает возможность для безусловного общения, абсолютного самовыражения... Признаю, есть здесь и момент эгоизма. Но ведь и на сцену мы выходим ради чего? Чтобы «нести свет искусства»? Возможно, но после этого ждем как минимум аплодисментов. Не исключено, что актер не лукавит, когда говорит, что хочет сделать счастливыми своих зрителей. Однако на деле посредством других людей мы пытаемся сделать счастливыми себя. Забыть о проблемах, болезнях, получить ни с чем не сравнимое удовольствие... Актеры, режиссеры — это же вампиры! Почему я ночью прихожу домой и у меня куча энергии? А потому, что я забрал ее у зрителей. Их много, я — один... И так происходит практически всегда, хотя ни актеры, ни публика не задумываются об этом.
— Не думаю, что в Лоеве, где вы родились, была возможность сделать столь тонкое наблюдение...
— В театр я влюбился, можно сказать, внезапно — лет с 12 стал выписывать «Культуру», «ЛiМ», «СБ», собирал всевозможные интервью с актерами, рецензии на спектакли... До сих пор помню позывные Первого канала Белорусского радио: «Дваццаць гадзiн дзесяць хвiлiн! «Тэатр ля мiкрафона»!» И все родные знали, что в этот момент нужно уйти и оставить меня в покое... Еще я страстно мечтал познакомиться со Стефанией Станютой — мы родились с ней в один день... А на сцену впервые вышел в 13 лет — в роли медведя на новогоднем утреннике. Роль была без слов, нужно было всего лишь побегать в шубе вместе со всеми. И там оказался маленький мальчик, который за всеми не успевал. И тогда я взял его на руки... Потом этот мальчик приходил в наш ДК на все утренники, и все утренники я таскал его на себе. Года через 4 встретил его на улице. И он узнал меня: «Медведь»! Так приятно было...
— А к Краснопольскому вы как попали?
— Пришел с другом за компанию на кастинг. Участвовать в нем я не собирался — у меня действительно специфическая внешность, и не раз бывало такое, что, выбрав меня по фотографии в базе киностудии, а потом увидев «живьем», режиссеры отказывали в роли. Мол, совсем не тот типаж... Не важно, что я могу быть другим, сейчас в кино нужен готовый типаж, выстраивать образы режиссерам некогда... Тем не менее тогда я почему–то согласился сфотографироваться еще раз. И Краснопольский меня выбрал. А потом в отличие от многих других захотел поговорить по душам. И утвердил на роль... Других таких режиссеров я пока не встречал. Помню, по сценарию у меня была легкая постельная сцена — я дома уснуть не мог, все думал, как я буду это играть. А Владимир Аркадьевич увел с площадки всех рабочих, расстелил покрывала, чтобы мы не замерзли во время репетиции (все происходило на берегу озера), принес магнитофон с лирической музыкой и предложил всем вместе решить, как сделать это красиво... И я не понимаю неадекватной реакции некоторых режиссеров, ехидно ухмыляющихся, когда я говорю им о Краснопольском. Но расстаться мне с такими не жалко. Я ведь тоже имею право выбирать, говорить то, что думаю, пусть это кому–то и не понравится...
— С такой позицией рискуете остаться без работы...
— Не думаю. Скажем, в театре у меня был один тяжелый год, вообще ничего не играл. Я брал телефонный справочник и звонил, скажем, в «Минскавтотранс» — не нужен ли им актер для объявления остановок в автобусах? Оказалось, не нужен... Тогда я обошел все радиостанции и наконец реализовал мечту своего детства — попал на радио. После стал сотрудничать с телевидением, преподавать, сниматься в кино. Если человек ищет — он ведь всегда находит.
— Тем не менее от сегодняшних «картонных» сериалов уже никуда не деться — ни нам, зрителям, ни вам, актерам. Это наше будущее...
— Не хочу такого будущего! Я, конечно, не идеалист и не верю, что кино или театр могут что–то глобально изменить. Но и там и там должен подниматься какой–то вопрос... Без этого все теряет смысл. И когда на кастингах мне говорят: «Будь ближе к народу!» — я этого не понимаю. Если бы Смоктуновский был ближе к народу, им бы никто не восхищался! Я очень люблю зрителей и поэтому хочу, чтобы они умели отличать хорошее от халтуры, от конвейера. К сожалению, сейчас и у зрителей это умение утрачивается...
— А ваш тезка — известный продюсер Виталий Кравченко, давший миру «Тату», например, утверждает, что артист сегодня просто обязан быть пробивным...
— Я слишком хорошо знаю себе цену, чтобы бороться с коллегами за место под софитами. И готов до 50 лет играть эпизоды, если буду знать, что в 50 сыграю Войницкого. Если уж сражаться, так не меньше чем за Чехова...
