В каждую деталь военного мундира «вшита» историяОна существует столько же, сколько и мир, а точнее, войны. Поначалу униформа защищала. Позже сохранила лишь отличительное свое предназначение. Она есть у каждого государства, у которого есть армия. И для каждой страны форма ее защитника — своего рода символ. Доблести, благородства, преемственности. При такой истории у нее богатая биография. И целая индустрия собственной жизни. Той, которую она проживает, прежде чем станет привычным кителем на широких плечах.
Армейское прет–а–порте
Латы и кольчуги — такая же униформа, как и привычный сегодня армейский китель. Всю трансформацию мундира можно увидеть в музее военной истории Беларуси. Расположенный в упраздненном гарнизонном Доме офицеров в столичном Уручье, аккуратный и досмотренный музей сильно контрастирует с обветшалым строением.
— Маленькая толика от музея Белорусского военного округа, — вздыхает директор Николай Печень.
Это, конечно, Николай Гаврилович скромничает. Помимо всего прочего здесь хранится самая богатая коллекция униформы: от обмундирования рядового регимента гвардии пешей литовской 1792 года до парадного мундира маршала Жукова. Между прочим, подлинного, переданного в минский музей тещей великого полководца. Кстати, это он в свое время сделал офицерский китель более европейским. Прежде мундир застегивался наглухо, а по предложению Георгия Константиновича обрел лацканы, стал более открытым и светским — из–под кителя выглянула рубашка и галстук.
Но если музей военной истории — хранилище мундиров разных эпох, то склады готовой продукции Дома военной одежды — музей современной униформы. Экскурсию по нему провел для меня директор Михаил Палей:
— Это — форма МВД, это — прокуратуры, а здесь — погранвойск.
В цехе на манекене дожидается отбытия «к месту службы» шитый золотой нитью («канитель 5–процентная золотая» — поясняет Палей) генеральский мундир. Вышивка на лацканах пиджака и на фуражке действительно ювелирная. Выполняется раньше, чем начинают шить сам костюм. Расход нити строго регламентирован, и права на ошибку у вышивальщицы нет — распороть и перешить не удастся. Поэтому такую работу доверяют мастерам экстра–класса. Вот только пообщаться с золотошвейкой мне не удалось.
— Место это нынче вакантное, — вздыхает Михаил Григорьевич, — женщина, которая работала у нас много лет, заболела — началась аллергическая реакция. Вот так–то...
Армейское прет–а–порте требует особого мастерства: при любых жизненных обстоятельствах костюм должен сидеть идеально. И еще. Дом военной одежды — единственное ателье, в котором закройщик не интересуется пожеланиями заказчика. Здесь лирика ни к чему. Все должно соответствовать ГОСТу.
Галифе — это генерал
В каждую деталь военного мундира «вшита» своя история. Кандидат исторических наук, униформист Виктор Острога занимается изучением всех этих трансформаций уже не одно десятилетие.
— Как появилось галифе? Просто однажды одному генералу по фамилии, между прочим, Галифе, пришла в голову идея: скакать на лошади будет легче, если широкие брюки заправить в сапоги. Кто же ему замечание за неуставной вид одежды сделает? А после приноровились — действительно удобнее. Так генерал навсегда увековечил свое имя. Хотя о том, каким он был полководцем, история умалчивает.
Впервые форменную одежду, похожую на современную, примерили в XVI веке в Швеции. Самыми элегантными историки–униформисты считают мундиры XIX века. В ту пору армия была не только символом доблести, но и изящного щегольства: каждый полк имел свой цвет, китель, и петлицы расшивали непременно золотом. Такой мундир был настоящим произведением искусства. Правда, и стоил огромных денег. Платил за него сам мундироносец. За казенный счет одевали лишь солдата.
На самом деле вариантов современного армейского обмундирования в мире не так и много. (Форма швейцарских гвардейцев, охраняющих Ватикан, не в счет. Она не менялась с тех пор, как ее придумал Микеланджело.) Есть лишь два основных колера: либо английский вид, так называемый хаки (используется в белорусской армии и большинстве армий мира), либо немецкий фельдграу. Первый вариант — наследие колонизаторов, дословно с хинди переводится как «грязь, песок». «Фельдграу» с немецкого — полевой серый. Впрочем, в свое время французы пытались стать законодателями не только в гражданской, но и в военной моде. Разработали свой колер — серо–синий и дали ему звучное имя «горизонт». Но этот самый «горизонт» как раз и не читался на горизонте, а вот ближе — на расстоянии, доступном для оптического прицела, — напротив, заметен был слишком хорошо.
Хаки — цвет отнюдь не универсальный: имеет сотни оттенков. И специалисты тщательно отслеживают, чтоб эти оттенки у армий разных стран не «сливались». А вот столь любимый нынче камуфляж долгое время считался лишь спецодеждой. Чем–то вроде маскхалата. И его моделированием никому и в голову не приходило заниматься. Какая мода может быть для робы?
— Не стоит считать камуфляж придумкой последних лет, — уточняет Виктор Острога, — еще до войны солдаты носили плащи с огромными коричневыми пятнами. Расцветку эту называли «амеба». Она и была такой — никакой: маскировочные свойства слабые и от снайперской пули защищала не важно. Основная функция камуфляжа ведь в чем? В первую очередь размыть контур, не дать снайперу прицелиться.
Не без участия маскульта камуфляж стал модным. А позже — даже политическим. Каждая страна старалась придумать собственный рисунок и расцветку. Сейчас в белорусской армии используется так называемый крупнопятнистый камуфляж — тонировка под местную растительность. Такая вот иносказательная оборонная доктрина: воевать на чужой территории мы не собираемся, но свою защитить готовы всегда.
В мундире, нетрудно догадаться, зашифрована масса информации, легко читаемой посвященными. Впрочем, это не секрет. Это — наука.
— Конструкция форменной одежды должна быть безупречной. Иначе в ее прочтении могут быть ошибки, — рассказывает Виктор Острога. — Кокарда на головном уборе свидетельствует о государственной принадлежности, околыш определяет род войск. Основная же информация зашифрована на погонах: воинское звание, род войск, форма одежды. В мундире все регламентировано, даже стороны: на какой полагается носить награды, а на какой — иные знаки отличия. Канты, петлички, околыш и просветы на погонах — все должно быть одного цвета. Красный — общевойсковой, голубой — мобильные силы, васильковый — КГБ, зеленый — погранвойска. Цвета эти универсальны для многих армий. И если происходит подмена, может случиться серьезная путаница. К примеру, в 1968 году у советских десантников появились голубые береты. Во всем мире цвет беретов ВДВ — красный. А у нас этот цвет – крап, уже использовался во внутренних войсках. Ну и заменили голубым. Когда советские войска были направлены в Чехословакию, наших десантников приняли за войска ООН из–за их голубых беретов.
О буденовке и «золотых погонах»
Военная форма весьма консервативна. Здесь тяжело приживаются нововведения. Скорее, напротив. Периодически возвращаются к опыту прошлых лет. Скажем, после революции все традиции царской армии были начисто отвергнуты. Сочетание «золотые погоны» произносилось скорее с презрением, чем с почитанием. Симпатизировавшие революции художники Кустодиев и Васнецов придумывали форму для солдат Красной Армии. Предложенный Васнецовым шлем–богатырка подразумевал, что воин–красноармеец — наследник Ильи Муромца. Выглядел шлем невероятно эффектно, стал символом РККА. Вот только в носке был крайне неудобен.
— Когда началась финская война, — рассказывает Виктор Острога, — стояли морозы. На буденовку надо было надевать каску. А она не застегивалась. Да и холодная была, хоть и красивая.
Вместо «золотых погон» информацию о военном сообщали «ромбы» и «шпалы» — петлицы. В годы Великой Отечественной войны вспомнили славные традиции офицерского мундира дедов. Вернули забытые имена Суворова, Кутузова, Невского и погоны.
— Когда советские войска встречались с союзническими, наши офицеры выглядели более внушительно и элегантно, — рассказывает Острога. — У союзников покрой формы был проще, офицерская не слишком отличалась от солдатской.
Жизнь еще не однажды корректировала униформу. Скажем, в горах Афганистана невозможно было передвигаться в сапогах. Потому на черно–белых фотографиях наши бойцы часто обуты в неуставные кроссовки и кеды. Отчасти поэтому появились берцы, высокие ботинки, которые нынче повсеместно заменили приснопамятные «кирзачи». Теперь носить сапоги дозволено лишь солдатам роты почетного караула. Понятное дело, не кирзовые. Форма для этих бойцов — вообще отдельная строка армейского бюджета. Ведь они — лицо нашей армии.
Китель от кутюр
После распада Советского Союза наша страна одной из первых ввела собственную форму сначала для милиции, а после — и для армии. Художник–модельер Валерий Гайсенок в ту пору работал в Доме моделей. Пришлось спешно менять амплуа — из конструктора гражданской одежды переквалифицироваться в разработчика униформы.
— Тогда нам хотелось изменить все. Сначала работали над формой МВД, после — пограничников, потом — армейской. Хотелось изменить устоявшееся мнение, что тяготы и лишения воинской жизни — это в том числе и ношение неудобной формы. Хотелось сделать ее более комфортной и практичной. Кстати, разработанный тогда китель офицера используется до сих пор. А вот милицейская униформа с тех пор сильно изменилась. Цветовая гамма, которую мы придумали, называлась «полынь». Нам казалось, что она подходит к нашему климату, созвучна с туманами. Но со временем милиция вернулась к универсальному цвету — серому. Не прижилась и фуражка–восьмиклинка.
У дизайнера униформы — полная свобода творчества в жестких рамках. Моделирование формы для силовых структур — дело непростое. Но модельеры всегда любили работать в этом, ограниченном, казалось бы, для маневра поле. Скажем, униформу для российской милиции в свое время придумывал Вячеслав Зайцев. Правда, его задумки внедрились лишь частично.
— Например, в виде двух рядов пуговиц на мундирах, — припоминает модельер Гайсенок.
Впрочем, может оно и к лучшему, что прижились не все фантазии законодателя российской моды. Потому как по его дерзкой идее омоновец поражал бы преступника красным нарядом, инспектор ГАИ в кожаном плаще больше походил бы на Бэтмена, а участковый радовал глаз зеленым костюмчиком — этот цвет, мол, вызывает доверие.
...С первого взгляда — человек как человек. Ничего особенного. Скромный, незаметный. Но сколько же генералов его дожидаются! Вацлав Струк — старейший закройщик Дома военной одежды. Недавно он был в отпуске — практически все его высокопоставленные клиенты терпеливо справлялись, когда выйдет мастер.
Нынче военную форму шьют за государственный счет. Раз в три года офицер меняет униформу. Раз в четыре года — парадный китель. И здесь аршином общим не измеришь. К каждому свой подход нужен. Потому как офицер, на котором мундир мешковат, не грозен, а, скорее, смешон. Так что закройщики здесь куда искуснее, чем на гражданке: любые недостатки фигуры могут превратить в достоинства.
— Наша армия должна выглядеть как армия с большой буквы. И мы прилагаем для этого все усилия, — убежден Михаил Палей. — Лучшее подтверждение моих слов — военные парады. Впечатляет, правда? Хотя, признаюсь, обычно перед такими мероприятиями нам приходится работать чуть ли не сутками.
Шерсть с лавсаном — тот универсальный материал, из которого уже многие годы шьют военную форму. И никаких ультрасовременных тканей.
— Все проверено: тепло, и немарко, и не мнется, — говорит Палей.
— Жаль только, конский волос уже не используется, — вздыхает мастер Струк, — ни один дублерин не удержит так форму пиджака, как каркас из конского волоса.
— Говорят, вы можете любую фигуру элегантной сделать? — спрашиваю у закройщика. Его клиенты — в основном генералитет нашей армии.
— Нет, что вы. Но генералами–то не в 20 лет становятся... А ведь должна быть стать! За 20 лет работы с мундиром я много секретов наработал. Их, конечно, я вам раскрывать не буду, а то мои клиенты обидятся.
— Работать с генералами сложно, наверное...
— Я вам так скажу: чем высокопоставленнее клиент, тем проще, тем меньше у него претензий. Наверное, это тоже профессионализм — уметь отличить действительно важное от несущественного.
«Вы, чьи широкие шинели напоминали паруса», — писала Марина Цветаева почти век назад об элегантных молодых генералах 1812 года. И историки–униформисты, и дизайнеры единогласны в своих оценках: самая импозантная военная форма была в XIX веке. Вот только позументы на сдержанном армейском кителе сегодня будут выглядеть нелепо. А романтичное стихотворение поэтессы чаще всего встречается в Интернете в разделе «коллекция русского шансона». «Каждому времени — свои ордена», — сказал другой поэт, современный. Чем, впрочем, еще раз подтвердил очевидное: тема мундира, а скорее тема защитника родины, в этот самый мундир облаченного, в истории, культуре и литературе остается одной из самых образных и символичных. Думаю, и через столетие будут писать о золотых погонах. Ведь, как мы уже говорили, люди служивые больше любят традиции, чем нововведения. Главное, чтобы те, кому выпадет носить форму, не забывали об этом.
Фото Александра Ружечка, «СБ».
