Книгу с таким названием издал недавно бывший радист-кавалерист минувшей войны Иван Кухновец
Воспоминания уникальные, основанные на дневниковых записях. Как известно, дневники солдатам вести запрещалось. Но Иван Григорьевич делал записи с тех пор, как попал на фронт, и хранил их в карманах, личных вещах, в бричке связи…
Об этом мне рассказал сам участник Сталинградской битвы и операции «Багратион», на груди которого три медали солдатской славы «За отвагу», ордена Красной Звезды и Отечественной войны, награды за участие в знаковых операциях. Мало осталось в живых тех, кто провел более трех лет на передовой и уцелел, кто изведал горечь отступления и радость Победы, встретившись на Эльбе с американцами.
Ивану Григорьевичу повезло: он один из них.
— Родом я из деревни Барбаров Наровлянского района. Оттуда и уходил на войну 24 июня 1941 года. Но вначале нас почему-то долго-долго везли в тыл, в Новосибирск, где готовили связистов для разных воинских подразделений — от авиации до сухопутных войск, — вспоминает Иван Григорьевич. — Однако неожиданно я попал в кавалерию, а точнее, в 27-й артиллерийско-минометный дивизион 5-й кавалерийской дивизии имени Котовского, третьего гвардейского корпуса. Попал, когда этот корпус отступал из-под Харькова. Путь отступления был тяжелым: догоняли немецкие танки, пикировали вражеские самолеты. Но мы давали сдачи…
Помню, заняли позицию за хутором Крутовским. Плацдарм вонзался как бы в шею наступающим на Сталинград немецким войскам.
Я был при командире батареи на передовой линии, обеспечивал связь. А дело это опасное, когда вокруг кромешный ад. Связь прерывается — поднимайся и беги ее восстанавливать, несмотря на ураганный огонь.
Из книги воспоминаний: «Раннее утро, пасмурно. Уже более часа бесперебойно гремит артиллерийская канонада, а на малой высоте летят и летят в сторону врага самолеты, бомбят передовые позиции. Но вот по колоннам прокатилась радостная весть: «Оборона прорвана». И сразу послышались команды: «По коням!», «Вперед, в прорыв!» Переправились через реку наши сабельные эскадроны и устремились вперед по степи, изрезанной балками и невысокими холмами. Широким разрозненным фронтом, отстреливаясь, отступают румыны и немцы, в степи виднеются брошенные пушки, пулеметы, автоматы, вокруг чернеют воронки от бомб и снарядов да лежат убитые, стонут тяжелораненые. Румынские солдаты в шинельках, у которых под вывернутыми пилотками полотенца, сдаются в плен, с трудом поднимая промерзшие руки. Жалкая картина…»
— В тот день, — продолжает Иван Григорьевич, — наше подразделение соединилось с частями южной группы советских войск, образовав кольцо, замкнувшее мощную группировку врага. Тяжело пришлось, но с поставленной задачей справились. 2 февраля 1943 года гитлеровцы сдались. За те бои я получил награду — медаль «За отвагу».
— Иван Григорьевич, такую же медаль вы получили и за участие в операции «Багратион»…
— Мы вели тяжелые бои на Витебщине, под Городком. Подошли к заболоченному месту, а впереди, за кустарником, — железная дорога, и по ней курсирует немецкий бронепоезд. Фашисты заметили нас и стали вести обстрел. Все бросились назад — что против бронепоезда с автоматом сделаешь? Но мы с моим командиром — капитаном Михаилом Горобчуком — решили поквитаться с этим грохочущим идолом. Залегли и начали корректировать огонь наших пушек. Он был точным.
Из книги воспоминаний: «Желая спасти свою лошадь, я побежал к ней, вскочил в седло, чтобы перегнать за стену дома. Тут и угодил в мою ногу осколок от мины, которая разорвалась рядом. Я почувствовал, как опалило бедро, как сапог наполняется теплой кровью. Но лошадь я все-таки поставил в укрытое место. А карабин не бросил, продолжая стрелять по наступающему врагу.
Вскоре стрельба стихла, оставшиеся в живых фашисты подняли руки, сдались. Видя, что я сильно хромаю, ко мне подбежал санврач, оголил ногу и пинцетом достал один небольшой осколок, а второй достать не смог. Поэтому, перевязав, велел везти меня в санбат. Но я отказался…»
— Осколок тот и по сей день в моей ноге сидит, — вздыхает ветеран.
— А лошадь свою вы спасли?
— Да. Я за войну двух лошадей сменил. Особенно мне нравился конь, которого доставили из Сибири — высокий такой, серый. Благодаря ему я первый из своей части встретил американцев, — улыбается ветеран.
— Расскажите, Иван Григорьевич, как это произошло?
— Берлин мы не брали. Видимо, командование решило, что коннице в штурме фашистского логова делать нечего. Нам дали задание: пробиваться только на Запад. За двое суток мы продвинулись на 150 километров и остановились в населенном пункте Ленцен, что рядом с Эльбой. Все сильно устали, и нам разрешили отдых.
Кто-то сразу завалился спать, а я с напарником Александром Коноваловым пошел искать место, где можно воду брать для лошадей. Саша побежал вперед, а я вразвалочку за ним. Вышел на середину улицы и слышу шум автомобиля. Оглянулся — приближается на большой скорости открытая машина. Рядом с шофером сидят солдаты и наводят на меня автоматы. Сказать честно, я не из трусливых, а тут, думаю, все: война для меня окончилась, сейчас дадут очередь — и все, капут. Но вдруг машина остановилась. Солдаты на незнакомом языке задают вопрос, насколько я понял, кто ты? Наверное, потому, что на мне были кубанка с крестом, китель, галифе, сапоги…
Кричу: «Русский!» Ну, думаю: сейчас будут брать в плен. Сжимаю лимонку в кармане, а сбоку у меня пистолет. Будут брать — рвану… Но они подошли ближе, разводят дружелюбно руки и говорят: «Американский солдат!» И кинулись обниматься...
Вот такой была моя встреча с союзниками на Эльбе 3 мая 1945 года. Потом мы еще много раз виделись, ходили в гости. Мне они подарили бинокль, который и сейчас цел.
— А как сложилась ваша судьба после войны?
— Я с девятого класса ушел на войну. Естественно, после нее доучивался. Окончил техникум, затем педагогический институт в Гомеле. Был директором сельской школы, вел биологию и химию. И на пенсии трудился. Последнее место работы — экспериментальный завод сельскохозяйственного машиностроения Национальной академии наук Беларуси. Много лет отдано и общественным делам. Вот только недавно попросился в отставку с поста председателя совета ветеранов одного из жилищных управлений столицы…
К сказанному Иваном Григорьевичем хочу добавить следующее. Вы никогда не дадите ветерану его годы, хотя ему под 90. Высокий, стройный, красивый. У него не было перерыва на отдых. И вряд ли будет, пусть он и попросился в отставку. Бывший радист-кавалерист не привык сидеть сложа руки.
На снимке: Иван Григорьевич КУХНОВЕЦ.
