Будущее покажет прошлое

Терапия судьбы во многом зависит от выбора политического

Попробуем предложить читателям психолого–политическую гипотезу, связанную с пониманием предопределенности жизни людей конкретного народа, конкретной нации. Если очень кратко, то суть этой гипотезы выглядит следующим образом. Каждое последующее поколение людей репродуцирует образ своего предка. Существует некий архетип, концентрирующий в себе узловые ментальные особенности. Можно смело говорить о «родовом бессознательном», как выражался кто–то из психологов, которое (родовое бессознательное) определяет судьбу и конкретного человека, и целых народов.

Приведем несколько примеров. Наугад, навскидку. Эрнест Хемингуэй, как утверждают, застрелился из того же ружья, что и его отец. Что может свидетельствовать в пользу бессознательного выбора формы смерти. Немецкая нация на протяжении только одного ХХ века инициировала две мировые войны. Что можно интерпретировать как бессознательный выбор формы социального существования. Россию часто называют полигоном социальных экспериментов. В русле предложенной гипотезы в этом нет ничего странного, поскольку россияне «повторяют» выбор своих предков.

Можно сослаться и на иные примеры. Вы никогда не замечали, что со временем все больше начинаете напоминать своего отца или мать? У вас стала похожей походка. Вы так же смотрите, так же опираетесь на ограду, так же спите, начинаете говорить те же фразы. Именно с возрастом, поскольку для того, чтобы «воплотиться» в предка, необходимо время. Часто говорят: «Ты все больше напоминаешь своего отца», и в этой фразе нет никакой мистики. Ты просто возвращаешься к себе.

Но этот психологический контекст немыслим без контекста социального. Поскольку касается и многих людей, и их существования в общежитии, и их совместной истории, и их будущего. Поэтому можно и нужно говорить о терапии судьбы как отдельного человека, так и отдельных народов. Ведь репродуцирование в потомках не означает, что выбора не было. Фатализма здесь нет. Это как отношение к религиозным догматам: можно считать их закосневшими аксиомами, а можно — верстовыми столбами, обозначающими путь к истине.

Терапия судьбы во многом зависит от выбора политического. Немцы, избрав в 30–х годах на высший государственный пост известного «крутого» парня, во многом выбрали свою судьбу. Здесь принципиально важно понятие «выбор». Поскольку никто им этого психа не навязал, они его действительно выбрали. Англичане, призвав в этот же период Уинстона Черчилля, так же достаточно ясно и недвусмысленно обозначили свой социальный выбор. К слову, он, этот выбор, проявляется и сейчас, в политике кабинета Тони Блэра: это и антисоветизм, и атлантизм, и рецидивы имперского мышления. К слову, американцы, когда–то на заре становления собственной цивилизационной модели обозначив приоритеты национального развития, на них же и остановились, репродуцируя и свободолюбивый дух, и страсть к политике револьвера (канонерок), и преданность конституционным идеалам, и многое иное, как хорошее, так и не очень.

Белорусы определились тоже сразу и, если судить по нынешней ситуации, надолго. Выбор конкретного политика на высший государственный пост есть следствие не только его личной харизмы, не только его способности убеждать и выбирать команду, — это и следствие ментальных предпочтений. В каком–то смысле можно говорить, что, выбирая, выбираем не мы, а те, кто стоял перед нами.

То есть если в генетической памяти «записано» отвращение к войне, то оно, это отвращение, проявится в выборе того человека, который будет говорить об этом феномене с наибольшей убедительностью. Говорить, естественно, и делать все, чтобы возврата к войне не было. Если в ментальной памяти «записано» неприятие агрессивных форм социальной практики, связанных со столкновением людей, мнений, они тоже инстинктивно отвергаются, поскольку нет у нашего народа стремления к социальной агрессии. Выбор сегодня связан не только с открытым волеизъявлением, но и со скрытым анализом ментальных предпочтений. Выбирая политика сегодня, я опираюсь не только на свой социальный опыт, но и на голос своего предка. Поэтому те голоса, которые получены кем–то на выборах, можно смело умножать на количество поколений, которые прошли по этой земле.

Конечно, все сказанное можно рассматривать как гипотезу. Однако факты свидетельствуют, что у этой гипотезы может быть будущее. Здесь, конечно, возникает много вопросов. И что означает сей фатализм по сути: постоянное движение по кругу? И как понимать те случаи, когда некто не похож на своего отца: искать соседа? А как быть с зигзагами судеб того или иного народа, когда перемежаются самые разные социальные константы?

Мне сложно на нескольких страницах ответить на эти вопросы. Но главное ясно: нельзя не учитывать всех тех, кто стоял перед нами. Ведь если от этого отказаться, то это будет означать в числе прочего и ту простую истину, что и наш голос не учтут впоследствии. А эта мысль угнетает.

И что самое важное, судьботерапия в наших руках. Поскольку выбор все же за нами.