В народе говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Добавлю: от больничной койки тоже никто не застрахован. Вот и меня скрутило прямо во время отпуска, что вдвойне обидно: навалился бронхит, переросший в пневмонию. Был оперативно госпитализирован и заботами медперсонала поставлен на ноги — быстро вернули в строй и теперь я вновь как огурчик. Однако две недели пребывания в стационаре навели на определенные мысли, которыми спешу с вами поделиться.Больной Олег К. очень гордился своим диагнозом и сквозь раздирающий кашель стрелял им в каждого новосела палаты № 6 в отделении пульмонологии пятой городской больницы Минска. «У меня ХОБЛ второй степени!» — хрипло лаял он каждую букву и ждал реакции. Но ХОБЛ для обычного больничного обывателя такая же абракадабра, как РСДРП для первоклассника, — не больше чем случайный набор букв. Не получив достойной реакции, К. заглядывал собеседнику в глаза и пускался в просторный медицинский экскурс, в котором превалировало странное слово «задышка», так он на свой манер называл острое ощущение нехватки воздуха, известное всем как одышка. А потом шел на улицу курить.
Курит К. как паровоз и гордится этим не меньше, чем своей болезнью, — хроническая обструктивная болезнь легких, которая прежде всего подразумевает полный отказ от табака. В пульмонологии вообще народ собрался своеобразный — кашляют так, что готовы выплюнуть из себя легкие, но при этом по ночам, скорчившись в уголке холодного туалета, тихонечко курят в кулачок, рискуя тут же отдать богу душу. Или вылететь из больницы за нарушение режима, что тоже случается. К., например, пробкой от шампанского вылетел прямо на моих глазах. За три месяца он четырежды оказывался на больничной койке (ХОБЛ неизлечим, но течение болезни можно облегчить, что врачи и делают), но так и не уразумел в этом шанса вернуться к нормальной жизни, а видел исключительно веселую командировку, в которой, оторвавшись от опостылевшей семьи, можно знатно покуролесить. В свободное от больницы время он работал водителем ассенизаторской машины, и его речь, имея определенный и неизменный четко выстроенный алгоритм, тоже попахивала. Предложения всегда начинались с трех этажей далекого от изящества слога, потом проскакивал неизменный ХОБЛ, а после шла парочка доступных для понимания слов, которые обычно и выражали всю неглубокую суть повествования. Каждое действие, будь то вход в палату, открывание тумбочки или подъем по утрам, К. всегда сопровождал своим любимым сочным глаголом, который в переводе на цензурный будет звучать как «задолбало». В определенный час дня он всегда ненадолго пропадал из больницы, а возвращался с поблескивающими, как у кота, глазами и заметно повеселевшим: в карманах его куртки игриво побрынькивало главное богатство тихого выпивохи — бутылочки боярышника. «Ни хрена не помогают мне ваши капельницы», — зло жаловался К. заботливым медсестрам, потом втихаря прикладывался к своим запасам, закусывал, шел курить, кашлял, а ночью сопел и свистел так, что я каждый раз гадал, не проснусь ли утром рядом с покойником. Но К. громогласно озарял день вместе с солнцем своим неизменным философским «задолбало» и продолжал жить.
Полагаю, такие К. есть в каждом отделении каждой больницы. И не в единственном числе. Им плевать, что каждая капельница с антибиотиком, которую ставят больному по нескольку раз в день, стоит почти как их зарплата. Медсестры для них — обслуживающий персонал, а доктора — зануды. Им все и всегда должны, весь мир и каждый его житель в отдельности. А родное государство — в тройном размере, конечно. Они не собираются что–то делать сами, но вечно ноют, что мало получают, что дети охламоны, а жена — нехороший человек. Они требуют от врача волшебной таблетки, которая позволит им жить вечно, несмотря ни на что, а от Минздрава царских стационарных условий: с джакузи и плазмой во всю стену. Они с упорством барана бьются головой о стену, вышибая из себя последнее здоровье, не замечая в том своей вины.
Лучший способ лечиться — не болеть. Наше здоровье не в примочках и микстурах, а в собственных руках и мозгах. Об этом вам каждый врач скажет. Но больницы, увы, не пустуют. Да, условия не везде одинаковые, проблемы есть. Их не скрывают, а решают. Мне думается так: в нашей медицине есть главное — профессионализм и высокая квалификация большинства докторов. За это им и, в частности, медицинскому персоналу пульмонологии 5–й Минской городской больницы от пациента Канашица С.П. искреннее и огромное спасибо. Надеюсь, больше не увидимся.
s_kanashyts@sb.by
Советская Белоруссия № 219 (25101). Вторник, 15 ноября 2016
