Примерно через месяц после попытки местной «мафии» расправиться со мной, о чем я писал в «Р» от 3 декабря 2011 г., попросила меня жена свозить ее в последние дни отпуска на несколько дней на природу. А мой товарищ, он же начальник штаба общественной рыбоохраны, любезно предложил нам для этого свою «Волгу», чтобы не мучиться, по его мнению, на мотоцикле «Урал». Но за эту услугу мы должны были взять с собой его восьмилетнего сына Федю.
— Обойдемся мы и без твоей «Волги» как-нибудь, да еще и на таких шкурных условиях, — отшутился я. — Мы к мотоциклу привыкши. А Федю и так возьмем с собой. Но все-таки спросим его.
— Как ты думаешь, Федя, что лучше нам будет: мотоцикл или «Волга»? — спросил я мальчика.
— Мотоцикл, дядя Сережа, мотоцикл! — восторженно закричал он.
— Ну вот, а ты говоришь «Волга»… От комаров на берегу реки она, конечно, спасает, но мы и в палатке от них отобьемся. К тому же в том месте, где мы собираемся отдыхать, их и нет почти.
— А где это место находится? Я тоже хочу знать, на всякий случай, — решил уточнить мой приятель.
— На противоположном берегу Цны от села Княжево. Если пожелаешь нас проведать — приезжай. Наша палатка будет находиться километра полтора ниже разводной понтонной переправы.
После недолгих сборов, взяв с собой запас продуктов и все необходимые атрибуты для походной жизни, мы отправились в путь. И когда проехали километров тридцать в сторону Рязанщины, свернули на грунтовую дорогу, по которой от автотрассы было ровно семь километров до села Княжево. Пересекли понтонную переправу и вскоре оказались в том месте, где я запланировал жить почти неделю. Река Цна, несущая свои спокойные воды среди дремучих болотистых лесов, вообще необычайно красива. Но в этом месте особенно. В широкой пойме множество озер, метрах в двухстах от реки сосновый бор, а в отдалении на возвышенности величественный златоглавый православный храм.
На отдыхе мы чувствовали себя счастливо и безмятежно. Купались, загорали на горячем песке, ловили с Федей рыбу в реке и озерах, катались втроем по лесу и среди озер, и ничто не предвещало беды, в которой вскоре окажемся.
В последний день нашего пребывания в этом сказочном месте жена и Федя уговорили меня еще часа два побыть здесь. Супруга захотела немного на резиновой лодке покататься и покупаться, а Федя попросил напоследок доехать до понтонной переправы в Рязанской области, пересечь ее и по противоположной стороне вернуться через нашу переправу к палатке.
Так мы и поступили. Совершили круг, предложенный Федей, и когда приблизились к селу Княжево, увидели на берегу озера толпу мужиков, стадо коров и пастуха верхом на лошади. Вдруг раздался оглушительный взрыв, и вверх взметнулся высокий столб воды. От ужаса лошадь так взбрыкнулась, что пастух вылетел из седла и приземлился в нескольких метрах, а коровы бросились в разные стороны.
Мимо этого гнусного факта добычи рыбы с помощью взрывчатки я никак не имел права проехать. Остановившись, немного не доезжая до толпы браконьеров, я заглушил мотоцикл, чем совершил непростительную ошибку, и, подойдя поближе, сфотографировал всех на фоне устлавшей всю гладь озера погибшей рыбы. И тут только заметил в толпе лесника Игнаткина, которого задерживал весной во время его браконьерской охоты. Тогда я отобрал у него ружье и наложил штраф, так как обладал полномочиями охотинспектора, но прокурор сделал его потерпевшим от моего «произвола».
— Мужики! — заорал он. — Нельзя нам теперь этого гада живым отпускать. Он же нас сфотографировал, и теперь всех посадят.
— Их-то, может, и не посадят, а вот тебя точно определят в тюрьму надолго. А если ты организуешь нападение на меня, я тебя первого пристрелю, как провокатора и организатора глушения рыбы.
Повернувшись в сторону мотоцикла, я подошел к нему, положил фотоаппарат в люльку, рядом с Федей, который он тут же надел себе на шею, и только хотел заводить наш транспорт, как вдруг меня обхватили сзади несколько мужиков, а Игнаткин выдернул из кобуры мой табельный пистолет и полубоком, направив его на меня, с криком «Не подъезжай, застрелю!» побежал к деревне.
Я завел мотоцикл и отправился за этим негодяем. А когда приблизился почти вплотную, заглушил двигатель и, прыгнув на Игнаткина, ударил его в челюсть со всей силы. Поднял с земли выпавший из его руки пистолет и только хотел определить назад в кобуру, как услышал позади матерные крики и, повернувшись, увидел толпу браконьеров. Впереди них бежал верзила-пастух с длинным бичом, которым он тут же мастерски опоясал меня. Я выстрелил вверх и крикнул:
— Стоять! Или всех перестреляю!
Толпа остановилась, но тут загудела машина, и возле нас остановился ГАЗ-51 с полным кузовом лесников. Спрыгнув на землю, они сразу бросились ко мне, но были остановлены новым моим окриком:
— Стоять! Или стрелять буду!
Они остановились, а из кабины вылез лесничий, его я определил по звездочкам в петлицах. Он так же громко произнес:
— Стоять всем!
Затем обратился ко мне:
— Не беспокойтесь, мы сейчас мирно во всем разберемся. Можете смело отправить свой пистолет в кобуру.
И я ему поверил. Но когда он и остальные лесники подошли ко мне и окружили, лесничий крикнул:
— Хватайте его и валите на землю!
Толпа завалила меня на землю, пистолет из кобуры выдернули и стали бить беспощадно и весело, даже стреляя из пистолета вверх. Пинали ногами, били пистолетом и фотоаппаратом, который сорвали с Фединой шеи с такой силой, что даже ремешок разорвали.
Игнаткин бил усерднее всех, повторяя, что теперь обоих нас нельзя оставлять в живых, а когда я потерял сознание, все отошли в сторону, считая, что я уже мертв. Но когда я очнулся и пополз к мотоциклу, Игнаткин заорал:
— Живой он, паскуда! Надо добивать!
На что лесничий ответил:
— Не торопись. Пускай еще до темноты поживут. Никуда они теперь от нас не денутся. Я ключ зажигания из замка вытащил.
Не знал он, и никто из них не знал того, что в те времена «Уралы» легко заводились и без ключа, от трех спичек.
Стерев с лица рукавом форменной рубашки кровь, я, превозмогая боль, будто бы с трудом заполз на сиденье водителя животом и завис в этом положении, хотя мог даже встать на ноги и сесть. Я прекрасно понимал, что если так поступлю, то не успею мотоцикл завести. А мне любой ценой нужно было спасти мальчика, который был бледнее мела от ужаса и боли, и только едва шевелил белыми губками.
— Сейчас мы уедем, мой мальчик. Мы еще будем жить с тобой, — чуть слышно проговорил я.
Очень медленно вытащил из кармана спички и так же медленно три из них сунул в замок зажигания. Зеленый глазок зажегся. Затем перевел скоростную педаль в нейтральное положение и резко нажал рычаг пускового механизма. Мотоцикл взревел, и, когда толпа бросилась к нам, мы уже неслись по направлению к понтонной переправе. Оглянувшись назад, я увидел, что и «газон» несется за нами, хотя преимущество в скорости было на нашей стороне. Но когда оглянулся снова, увидел в руках Игнаткина ружье.
Мгновенно наклонив Федю, я завалился на люльку боком, продолжая гнать мотоцикл к переправе, к которой в это время подходила самоходная баржа, и двое рабочих уже начали разводить понтоны для ее пропуска. Как мы перепрыгнули широкий зазор, до сих пор не знаю. Видимо, кто-то свыше перенес нас, как помог в этот вечер и еще раз.
А когда мы были уже на противоположном берегу, небо почернело от туч и начался сильнейший ливень, сразу смывший с меня всю кровь.
Когда мы домчались до нашего бивака, жена ждала нас, совершенно не подозревая о том, в какое страшное приключение мы с Федей попали. Резиновую лодку она уже спустила и сложила ее в багажник. Пока мы укладывали в него остальные вещи, я рассказал о том, что с нами произошло.
Решили ехать на противоположную сторону через рязанскую переправу, но затем вернуться в Княжево и из дома председателя позвонить в райотдел милиции, если только прекратится ливень.
Так и произошло. Как только мы пересекли рязанскую переправу, дождь прекратился. Но земля так расквасилась, что нас очень часто крутило юзом на дороге. От председателя Кувшинова позвонили в райотдел, и оттуда нам посоветовали остаться на ночь у него, а за бандитами выедет наряд и автозак.
На том же настаивал и Кувшинов. Но тут уперлась моя жена, требуя срочно ехать в Моршанскую больницу, чтобы сделать противостолбнячные уколы мне и срочно осмотреть Федю, который не вышел из шока и продолжал молчать. И мы опять отправились в путь.
Дорога была ужасная, нас больше крутило, чем мы продвигались вперед. А когда до трассы оставалось уже не более пятисот метров, мы увидели впереди ГАЗ-51, рядом с ним трактор и перед ними толпу мужиков с вилами и топорами, которые махали руками, требуя остановиться.
Я быстро протер от грязи мощную лампу-фару, ослепив их этим прожектором, и попер прямо на толпу. Пан или пропал. И молил Всевышнего о том, чтобы нас опять не закрутило юзом на дороге. Бандиты отскочили, а я направил наш мотоцикл в узкий промежуток между машиной и трактором, хотя в любое другое время ни за что не рискнул бы это повторить.
Проскочили, и мне даже показалось, что какая-то сила раздвинула на мгновение этот промежуток. Как позже сказала мне жена, она тоже это заметила.
Словом, через несколько секунд мы были уже на трассе, где нам и сам черт не страшен был. А когда оглянулись, то увидели, что и «газон» вывернул на нее и продолжил погоню, хотя это и глупо уже было с их стороны. Впереди показались милицейские машины, которые сразу остановились, как только стали мы. Но не успел я толком рассказать обо всем сотрудникам милиции, как и наши преследователи подъехали. Как им выдавала опергруппа, я рассказывать не буду.
К утру все участники дикой расправы над нами были задержаны. Пистолет и фотоаппарат мне принесли прямо в больницу на следующий день. У меня все-таки было тяжелое сотрясение мозга, и держался я только на нервах и на той ответственности, которая лежала на мне в этот день. Федю прямо с утра увезли в Москву, откуда он вернулся почти через месяц.
А когда подошло время суда, то браконьеров этих привозили под усиленной охраной, чтобы толпа не расправилась с ними. Тем не менее реальный срок получил один Игнаткин. Остальные — условный. Но и этих условников увезли в Княжево под охраной.
