Когда пришлось выбирать между городом и деревней, Сергей Жилевич выбрал родину предков
В школе
Живет Сергей Жилевич в Боярах, а учит детей в Оснежицах. От дома до школы — рукой подать. На уроке и познакомились с Сергеем Федоровичем корреспонденты «БН».
На стене класса в рамках — многочисленные грамоты. И это далеко не все награды педагога и его юных воспитанников.
Заметив мой интерес к грамотам и дипломам, учитель пояснил:
— Дело в том, что я не просто педагог, я профессиональный скульптор, живописец. Мои выставки проходили в Вашингтоне, Нью-Йорке, Мадриде, Берлине, Дрездене, Балтиморе, Магдебурге и других местах. И детские выставки я возил за границу. В Берлине мы диплом получили. Есть у нас и испанские, итальянские грамоты.
Сергей Жилевич занимается творчеством с детьми от первого до одиннадцатого класса. Ходят к нему ученики не только на уроки рисования, но и в народную изостудию «Вдохновение».
— Ваши ученики еще маленькие. Как определить, талант перед вами или нет?
— Большинство детей талантливо. Просто иногда то ли педагог этого не видит, то ли родители на самотек пустят — и поэтому талант затухает. Я к себе беру всех. Кто-то отсеивается, переходит, скажем, в спортивные секции, музыкальные. Часто музыка и изобразительное искусство совместимы. То есть сначала они занимаются у меня, потом идут в музыкальную школу, и наоборот.
— Вы профессиональный скульптор, живописец. Как оказались в деревне? Ведь люди ваших занятий в подавляющем большинстве живут в городе.
— Я, наоборот, из столицы приехал в Бояры, на землю моих предков. Родился в Пинске, там отец построил дом. Но дедушка был из Бояр. И я перебрался сюда, к корням.
— И как давно вы сделали такой удачный выбор?
— В этой школе я уже двадцать семь лет. Городская жизнь — она какая-то сумбурная… Я учился в Пинске. После армии поехал в Минск. Там несколько лет поработал дизайнером, занимался интерьерами. И потом с друзьями решили посмотреть страну. Поездил по России, Казахстану, где оставил несколько значительных работ: монументальную роспись, памятник Гагарину возле школы, которая носит его имя, в городе Каражале Джезказганской области... А потом опять приехал в Минск.
После почувствовал, что… хватит суетиться, надо где-то уединиться и подумать, взвесить все. Мне было тогда лет двадцать семь.
— Уединились?
— Уединился в старом домике дедушки. Он стал и моей мастерской. Когда женился, построил рядом дом. И занялся не только камерным искусством — небольшого размера работами, — но и монументальным. Начал с дерева, а сейчас перешел на мрамор, гранит. В Пинске много моих работ. В городе недавно проходил десятый областной пленэр резчиков монументальной скульптуры, и мы работали над проектом, посвященном Дунину-Марцинкевичу, конкретнее — его «Пинской шляхте». Каждому скульптору, а было нас десять, пришлось создавать одного из персонажей выдающегося произведения. Мне достался Крючков. Я делал его фигуру на глазах у публики из трехметрового дуба в течение шести дней.
— Сергей Федорович, вам деревня помогла стать знаменитым? Или вы уже были известным до того, как вернулись в Бояры?
— Деревня помогла. Я до этого не был так известен. То есть мои работы где-то представлялись, но не так широко. А сейчас ко мне в Бояры приезжает множество гостей из разных стран. Бывает, на экскурсию в мою усадьбу двухэтажный автобус привозит по пятьдесят человек. Есть в мастерской такая толстенная книга, в которой отзывы на разных языках мира.
— А для вас как для мастера что значит деревня?
— Деревня Бояры — это особое место. Многим кажется: «Что там такого в деревне может быть?» Но после того как у меня побывают, совсем по-другому смотрят на нее.
— Интересно, в вашей семье были художники?
— Нет. Мой дед — из крестьян, отец — рабочий. И по маминой линии художников не было.
— Есть ли у вас особые, любимые темы?
— Темы разные. Начиная от Богоматери с младенцем — такая монументальная пятиметровая скульптура стоит у входа в Сад скульптуры, до таких камерных, по десять сантиметров, карманных талисманчиков, которые в косметичку помещаются. Подобные я своим детям сделал и супруге. И потом, есть у меня много тем мифологических. Так называемых граций, чисто пластических красивых скульптур. Иногда я делаю реальные портреты, допустим, отцу сделал памятник из мрамора. Он похож, узнаваем, что называется, как живой. Но вместе с тем сделал и другой его портрет из гранита — часть камня не тронута, оставлена дикой, и отец как бы выходит из него... Сейчас работаю над «Ангелом-хранителем» из мрамора, и тоже часть оставляю дикого камня, а остальное кое-где обрезано грубо, а кое-где будет зашлифовано, заполировано. Я порой не весь камень обрабатываю, потому что когда все выточено, оно менее живое.
— Скульптура, живопись — это у вас и работа, и увлечение? Или есть какие-то другие хобби?
— В последнее время, что называется, подался в поэты. Правда, стихи начал писать давно, с юности, ну а сейчас я их стал публиковать. Даже вышло несколько книжек. В этом году одна увидела свет в Балтиморе, в США, на русском языке. Друг помог издать. Прислали мне из типографии только десять экземпляров. И я не могу даже ими распорядиться, потому что каждому из близких людей хочется подарить. А близких у меня гораздо больше, чем книг...
— Есть ли в ваших работах белорусские темы и мотивы?
— Есть такая скульптура — Исполин. Она посвящена моим предкам, но, поскольку здесь белорусская земля, значит, она и есть на тему белорусскости. Это философская работа. Из камня, огромного трехтонного валуна. И подкова висит в качестве амулета на камне. Но, как правило, работы у меня вселенские: «Молитва», портрет «Нерв» — посвящение Высоцкому, «Листья на ветру»...
«Дедовская хата» — чисто белорусское полотно. Есть и портреты современников, тех, кто жил со мной в деревне, но многие из них уже ушли. Поэтому мне и захотелось их увековечить. Кроме того что по родственной линии были связаны, так еще и какая-то невидимая душевная связь существовала.
— Есть ли какие-то темы, творческие работы, которые еще вам не удалось воплотить?
— Безусловно. В юности я начал работать над темой «Подвиги Геракла», вылепил эскизы. И сейчас мечтаю, если у меня появятся огромные валуны, сделать двенадцать подвигов Геракла.
На усадьбе
Из Оснежицей мы с Сергеем Федоровичем направились в Бояры, чтобы хоть одним глазком взглянуть на его знаменитый Сад скульптуры. Он на самом деле впечатляет. И не только размерами. Даже забор здесь оригинальный — сделан и окрашен в виде больших карандашей.
— Как-то приезжали немцы, — рассказывает на усадьбе Сергей Жилевич. — Переводчица, которая их сопровождала, говорит мне: «Сергей Федорович, знаете, что первое спросили немцы? «Это что, он все сам здесь сделал?» Я отвечаю ей: «Скажи им, что это только часть работ. Сейчас мы войдем в дом...»
Встречает гостей и открывает Сад скульптур «Явление Богоматери». «Я ее выполнил в 2005-м, — вспоминает хозяин усадьбы. — Пять месяцев работал. Сосед срубил огромный вяз, боялся, чтобы дерево на дом не упало. Я забрал дерево себе и сделал скульптуру. Когда ее кран поднимал, то крановщик воодушевленно выскакивает из кабины и кричит: «Сергей Федорович, три тонны весит!»
Справа от калитки посвящение Сергию Радонежскому. «Я как раз родился в день памяти его — 18 июля. Родители об этом не знали, но назвали меня Сергеем. И в этом вижу некое провидение свыше...»
Гуляя по Саду скульптуры, натыкаемся на автопортреты, выполненные в разных жанрах и из разных материалов. «Меня один материал удовлетворяет на определенном этапе. Проходит год-два, я уже беру другой. И, соответственно, иначе подхожу даже к своему автопортрету, не говоря уже про другие скульптуры».
Еще ждет доработки «Ангел-хранитель» из настоящего мрамора. Рядом с портретом отца соседствуют «Сказки деда Павла». «Эта скульптура сделана в память моего деда».
Всем работам в Саду скульптур художник посвятил стихотворения. Получилась поэма в сто столбцов, в конце каждого из них — философское изречение: «А вот история с гранитными страницами. И каска, и разорванный снаряд. Быть может, здесь солдаты стали птицами и крыльями нам машут невпопад...»
В разных уголках Сада встречается фигура вьюна. «В Пинске по легенде жил огромный вьюн, длиной два с лишним метра. Его держали на цепи и показывали как диковинку».
— Я делаю одновременно несколько скульптур. Если солнце здесь, я бегу туда, где его нет, — продолжает экскурсию Сергей Федорович. — А вот тут — посвящение легендарной личности — Владимиру Боровикову, основателю Пинской картинной галереи, который поехал к самой Екатерине Фурцевой, министру культуры СССР. Был у нее на приеме и увез из Москвы чуть ли не вагон картин. У нас в Пинске есть и Айвазовский, и Пен, и Васнецов. Это просто фантастическая огромная коллекция картин знаменитых художников! И мы дружили с Владимиром Боровиковым, он организовал мою первую выставку в Музее белорусского Полесья. Ему исполнилось 100 лет, и я мечтаю установить эту скульптуру у входа в музей.
В доме Сергея Федоровича — как в галерее. Картины висят даже на потолке! Думаете, здесь, по закону жанра, творческий беспорядок? «Я не люблю беспорядка. У меня мастерская нетрадиционная, я ее превратил в галерею. Кстати, одна моя работа в 2000 году даже была выставлена на известном аукционе «Сотбис». В другом лоте вместе с ней продавался Пабло Пикассо. Мне это было лестно. Все спрашивают: «Ну, продал свою работу?» — «Нет. Но ведь и Пикассо не купили»...
Вера ГНИЛОЗУБ, «БН»
Фото Павла ЧУЙКО, «БН»
