Комедия «Большие гонки» довольно точно отражает далекое автомобильное детство

Большое утверждение автомобиля, или Жми кнопку, Макс!

На заре XX века, когда автомобили были еще в детском возрасте, а дорожная инфраструктура — асфальтированные дороги, автозаправки, дорожные карты, светофоры и мотели с фастфудом — отсутствовала, безлошадным каретам приходилось постоянно доказывать собственную состоятельность. И как раз 110 лет назад, когда большинство людей в мире еще не видели машину лично, произошло событие, в корне поменявшее отношение к новому виду транспорта. Большие гонки: Нью–Йорк — Париж!



Реальные перипетии этого масштабного мероприятия сохранились лишь на пожелтевших страницах газет, а нереальные — в комедии «Большие гонки», которую с удовольствием могут вспомнить зрители среднего поколения. Если переплести цитаты из фильма с поистине монументальными событиями, имевшими место более века назад, картина получится и наивная, и смешная, но зато весьма точно отражающая то далекое автомобильное детство.

— Автомобиль является символом прогресса в самом глубоком смысле этого слова.

Пока до известного автопробега, описанного в «Золотом теленке», оставалось почти два десятка лет, в Европе и Америке уже успели провести несколько серьезных ралли–рейдов. Самой громкой была гонка 1907 года Париж — Пекин. В ней приняли участие лучшие представители тогдашнего автопрома, а победил итальянский экипаж, чем жутко раззадорил французов, считавших себя главными законодателями автомобильной моды. Новый старт Нью–Йорк — Париж, организованный парижской газетой «Матин» и американской «Нью–Йорк таймс», фактически должен был стать реваншем французов на новом, уже «планетарном» уровне.

— Господа! Вашему вниманию автомобиль будущего.

Из тринадцати команд, изъявивших желание попробовать себя в гонке, на старт вышли всего шесть — прямо как в фильме, если не считать, конечно, машину бравой журналистки миссис Дюбуа. Три экипажа представляли Францию, жаждущую доказать свое полное превосходство в плане надежности автомобильной промышленности. Но если «Де Дион–Бутон» и «Мотоблок» с 4–циллиндровыми двигателями еще выглядели достойными кандидатами на успех, то 1–циллиндровый «Сизер–Нодин» выглядел уже на старте скорее недоразумением, подобно машинке для пикников миссис Дюбуа. Основательнее всех к делу подошли немцы. Их «Протос» создавался командой из 600 человек под патронатом самого кайзера Вильгельма и был специально сконструирован для этой гонки. Итальянцы представили автомобиль «Зуст», а американцы одну из последних серийных моделей «Томас Флайер».

Фактически «Томас Флайер» и стал прототипом белоснежного автомобиля «Лесли специальный», который блистал в фильме. Аналог «Ганнибалу 8» профессора Фейта в исторических хрониках не найти. А жаль. Как бы пригодились в нелегком путешествии хотя бы такие примочки, как подъемник, дымовая завеса, бур для растапливания снега или мини–пушка, срабатывающие по ставшей легендарной среди пацанов семидесятых команде: «Жми кнопку, Макс!»

— Это великий день для автолюбителей, Мегги.

— Совершенно верно, Эстер.

— Водители! По машинам! В Париж.

Хмурое утро 12 февраля 1908 года ознаменовалось небывалым интересом публики. На Таймс–сквер в Нью–Йорке собралось порядка четверти миллиона человек! Старт гонки не обошелся без курьеза, который вполне мог сойти для комедийного эпизода, но в сценарий фильма не попал. Генерал Джордж Макклеллан должен был отправить путешественников в дорогу, торжественно выстрелив из пистолета ровно в 11.00, но он задерживался, и кто–то нетерпеливый из публики после 15–минутного ожидания сам пальнул в воздух. Участники рванули с места...



Маршрут гонки и по сегодняшним меркам организаторы выбрали просто изуверский. Чего стоят только планы межконтинентального переезда через замерзший Берингов пролив — из Америки в Россию! Именно ради этого гонку решили провести зимой. Очевидно, что мир из окон изнеженных Парижа и Нью–Йорка выглядел абсолютно далеким от реального. Активно заключавшие пари журналисты и не предполагали, в какую глушь и на какие испытания они отправляли бесстрашные экипажи всего за 1.000 долларов призовых, навстречу метелям, сугробам и бесконечному бездорожью. Уже по ходу маршрут неоднократно менялся, и в итоге от безумного покорения Аляски и Чукотки решено было отказаться.

— Следующим будет машина номер пять, у нее вылетит мотор.

— Ха, машина номер пять!.. Но Макс, машина номер пять — это мы!

Проделки Макса, помощника профессора Фейта, активно поработавшего над устранением конкурентов в киноверсии, настоящим участникам были не страшны. И без него автомобили, как метко отметила газета «Дэйли мейл», были «самыми хрупкими и капризными вещами на земле». Первым, не осилив и сотни километров, предсказуемо сдался «Сизер–Нодин», заменить его сломавшуюся заднюю ось в походных условиях оказалось невозможно. Далее, отмахав почти 2 тысячи километров, сошел с дистанции «Мотоблок». Последний французский экипаж «Де Дион» все–таки перебрался через океан, правда, отказавшись пробовать себя на выносливость в Сибири. В итоге после азиатских приключений и пыльных европейских дорог в Париже финишируют всего три машины.

— Эй, профессор, куда мы едем?

— Мы срежем 15 миль, если поедем по железной дороге, Макс.

С этими словами профессор Фейт лихо двинул по железнодорожным путям навстречу судьбе. Судьбой, по законам комедии, оказался встречный паровоз...



Любой современный водитель придет в ужас только от мысли, что его автомобилю доведется хоть сотню метров проехать по шпалам. Во что превратится подвеска! Но в ралли Нью–Йорк — Париж участники порой умоляли железнодорожное начальство разрешить воспользоваться путями и мостами, только чтобы хоть как–то продвинуться к цели. По весенней распутице, не будь построенного Транссиба, гонка окончательно остановилась бы на Дальнем Востоке. Немецкий «Протос» первым был включен в расписание движения поездов, и машину сопровождал специальный чиновник, снабженный традиционным красным флажком, отвечавший за график и безопасность. Самонадеянные американцы, напрасно истратив два дня на борьбу с заболоченными дорогами, в итоге также сдались на милость Транссиба.

— Я не хочу быть почетным гостем!

— Я должен вручить вам этот ключ города!

— Какой еще ключ?! Где бензин, бензин, бензин?!

В кино за бензин воевали в маленьком американском городке. Тогда в результате проделок профессора Фейта Лесли вынужден был, чтобы продолжить путешествие, запрячь в свою «безлошадную карету» пару лошадей. Ситуация, совсем не чуждая той исторической эпохе. Но в реальности страсти вокруг топлива разгорелись во Владивостоке, где «Де Дион» решил окончательно завершить гонку. Глава французского экипажа Сен–Шаффре заявил прямо: «Бензина нет и не предвидится. То, что есть в моем распоряжении, я предлагаю машине, которая согласится взять меня с собой». Первыми отказались итальянцы. Тогда Шаффре, предвидя фаворитский статус американцев, предложил им свои запасы, по ходу отметив, что «французу негоже ехать на немецкой машине». Экипаж «Томаса», несмотря на очевидные проблемы, также гордо отказался. Пришлось французу идти на попятную и уже без всяких условий передать бензин итальянскому «Зусту». Однако даже такую попытку Шаффре доехать до Парижа пусть и на «чужих колесах» окончательно пресек его спонсор маркиз Жюль Альберт де Дион.



— А почему вас называют Великим, мистер Лесли?

— Великий — это просто дополнение к моему имени для усиления театральности. Еще одно определение — смелый человек, который выполняет смертельные трюки и его почитают. Я просто Лесли.

Монтегю «Монти» Робертс вполне мог сойти за «Великого Лесли». За плечами рекорды скорости, победы в различных гонках, широкая известность среди публики. Он был более чем просто гонщик и пионер нового увлечения — автомобиля. Людская молва считала, что именно Робертс обучал вождению будущего президента Франклина Рузвельта и многих известных актеров своего времени. Участие Робертса в этой кругосветной гонке считалось само собой разумеющимся фактом.

У Джорджа Шустера, 35–летнего механика завода «Томас Мотор Компани» в Баффало, едва было 12 часов, чтобы собраться, впрыгнуть в ночной поезд и успеть в Нью–Йорк к утру. Путешествие оказалось полной неожиданностью. Пакуя вещи, Джордж и представить себе не мог, что отправляется в кругосветное путешествие и вернется домой через полгода! Для Робертса он был идеальным попутчиком — достаточно опытным в заводской иерархии, чтобы считаться незаменимым, но совершенно незаметным, чтобы украсть пусть часть внимания у самого Робертса. Однако в гонке скромный механик оказался главной фигурой.

Шустер стал единственным членом американского экипажа, который проделал весь путь до Парижа. В то время как Робертс так и не покинул пределов США, сославшись на разного рода обязательства. Джордж мог часами исследовать окрестности, чтобы найти оптимальный путь для машины по бездорожью и оврагам, а по ночам исправлял все неполадки. Конкуренты даже возмущались, обвиняя экипаж «Томаса» в том, что это уже далеко не та машина, которая покинула Нью–Йорк. А когда уже в Европе компания предложила Шустеру отправить в помощь Монтегю, чтобы преодолеть последние мили до финиша, неутомимый механик буквально вышел из себя. «Это сделало меня просто сумасшедшим, я готов был глотать гвозди!» — вспоминал Шустер. Компания отступила.

Джордж Шустер.

— Мы победили! Но как мы победили?

Несмотря на все козни в пути, профессор Фейт был искренне возмущен поступком Лесли, решившим ради доказательства любви остановиться за метр до финиша. На деле до такого драматизма на финише не дошло. Хотя...

Оторвавшись от американцев еще в Сибири, «Протос» триумфально шествовал во главе гонки, собирая призы и сливки внимания подобно экипажу «Антилопы гну». Немцы были даже удостоены аудиенции у русского императора в Санкт–Петербурге, а на родине в Берлине обласканы словно победители. Однако когда 26 июля в шесть часов пополудни «Протос» подкатил к редакции «Матин» на Больших Бульварах, парижане встретили его с прохладным энтузиазмом. Приблизительно в это время Джордж Шустер обедал в берлинском автомобильном клубе, где несколько человек утешительно поздравляли его с неплохим ходом по дистанции. Объяснять зевакам, что победа у него в кармане, он не стал. Немецкая команда была оштрафована организаторами на 15 суток за то, что на территории США вынужденно из–за поломок доставила свою разбитую машину на поезде к месту ремонта. Еще 15 дней форы перед остальными участниками «Томас Флайер» получил за попытку проехать по Аляске, куда его, тогда лидера, отправили организаторы. В итоге, имея в запасе месяц, Джордж Шустер мог не спешить к финишу.

Тем не менее уже в Париже произошло событие, которое едва не перевернуло все расчеты. Вечером 30 июля «Томас Флайер» ехал по улицам среди освещенных витрин и кафе, когда на площади Оперы жандарм остановил машину. «Вы арестованы! — заявил он обескураженному экипажу. — На вашей машине нет света». Толпа встречавших земляков американцев бросилась объяснять, но офицер только отмахнулся. Закон есть закон. Движение по городу без включенных фар в вечернее время запрещено, а нарушивший правила водитель должен быть арестован...

Выход нашелся неожиданно. Случайный велосипедист, у которого была работающая фара, оказался находчивым парнем. Он взгромоздил свой велосипед рядом с водительским местом Шустера. Автомобиль обрел желанный свет, а жандарм вынужденно отошел в сторону. Таким образом, Джордж Шустер и его «Томас Флайер» благополучно добрались до финиша и были объявлены победителями. Все путешествие заняло 169 дней, а по суше расстояние составило 13.341 милю.

Окончательными итогами гонки стало признание автомобиля из предмета роскоши полноценным видом транспорта. В Америке серьезно взялись за обустройство дорог. А вот Джордж Шустер обещанный приз так и не получил. Мало того, его родная компания заявила, что гонка и так обошлась им в круглую сумму — 100.000 долларов, и оплатить Шустеру его полугодовой кругосветный вояж просто нет средств! Джорджу только пообещали работу на предприятии до конца существования «Томас Мотор Компани». Но и этот бонус оказался весьма скромным. Спустя четыре года фирма обанкротилась...

По случаю шестидесятилетнего юбилея события «Нью–Йорк таймс» все–таки изыскала 1.000 долларов и вручила их еще здравствующему Джорджу Шустеру, который заметил, что теперь эта сумма и близко не стоит того, что в начале века. Легендарный автомобилист дожил до 99 лет и умер в 1972 году.
КСТАТИ

Комедия «Большие гонки» на момент своего выхода (1965 год) оказалась самым дорогостоящим кинопроектом. В фильме задумали воссоздать атмосферу фарса, присущую лентам начала ХХ века пары неразлучных звезд немого кино Стэна Лорела и Оливера Харди. Режиссер Блейк Эдвардс изначально щедро получил 6 миллионов долларов, а к концу съемок сумма выросла до 12 миллионов. В главных ролях были такие звезды, как Тони Кертис и Джек Леммон — парочка, запомнившаяся всем нам по фильму «В джазе только девушки», — а также блистательная Натали Вуд.


Самым дорогим оказался четырехминутный эпизод на кухне, где участники бросаются друг в друга тортами. Обошелся он в 200.000 долларов, снимался несколько дней, в конце каждого дня актеров фотографировали, чтобы на следующее утро наложить нужный грим. Всего использовали 4.000 тортов! Веселая сцена оказалась далеко не безобидной. Джек Леммон жаловался, что «кремовый пирог, поражающий вас, ощущается словно тонна цемента», а Натали Вуд едва не задохнулась, когда торт попал ей в открытый рот.

Белорусские зрители познакомились с комедией в 1976 году — фильм тогда стал одним из лидеров советского кинопроката, а впоследствии несколько раз возвращался на экраны кинотеатров на радость детям и взрослым.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter