Интервью со знаменитым актером Юрием Соломиным

Большая жизнь малого

Знаменитый актер и художественный руководитель московского Малого театра Юрий СОЛОМИН о сцене, спектаклях и планах
У Малого театра, одного из старейших в России, можно сказать, два дня рождения: в 1756 году, после Указа императрицы Елизаветы Петровны об учреждении профессионального театра в России, при только что открытом Московском университете была создана театральная труппа, а в 1824 году она стала известна как Малый театр. Для него архитектор Осип Бове построил специальное здание на Театральной площади в Москве.

С нынешнего мая это историческое здание, которому исполнилось уже 190 лет, переживает очередную глобальную реконструкцию. Строители укрепят фундамент, поставят новые сваи, подведут под все основание театра бетонную плиту. А вот внешний вид интерьеров решено не менять. Руководство театра во время  пресс-конференции в МИА "Россия сегодня" пояснило журналистам, что за точку отсчета взята реконструкция театра, проведенная  архитектором А.П. Великановым в 1946 году. Строители работают круглосуточно, а потому закончить ремонт планируется в октябре 2016 года. И уже сегодня труппа думает, каким спектаклем будет открывать обновленный театр.

Реконструкция здания никак не сказалась на  жизни труппы. Театр  как обычно начал свой 259-й сезон. Спектакли идут в филиале на Ордынке, а самые масштабные вскоре будут показывать в актовом зале МАИ.

В текущем году театр побывал на гастролях в 10 городах России. Расписаны все гастроли на 2015 год, в том числе в Крыму и в Севастополе. Театр выпустил несколько премьер – «Маскарад» Лермонтова, «Золушку» Шварца, «Театр императрицы» Эдварда Радзинского. В декабре ожидается премьера по пьесе Дюма-отца «Молодость Людовика XIV», а весной зрители увидят постановку по детективу француза Тома «Восемь женщин», где заняты ведущие актрисы труппы. К 70-летию Великой Отечественной войны в театре готовят обширную программу, в том числе из песен военных лет.



Юрий Соломин
Юрий Соломин


О театре и душе


– Одно время ваш театр именовали «вторым университетом». Почему?

– Потому что на его сцене шли спектакли по произведениям русских классиков. Подписывая указ о создании театра в России, Елизавета Петровна, думаю, того и желала – видеть на сцене Русский национальный театр. И продолжателями русской театральной школы сегодня являемся мы. Таковых театров, имею в виду основу, которую закладывали великие писатели, на всю Россию найдется не так уж много – вместе с Александринкой в Петербурге, пожалуй, театров пять, не больше. Когда говорят о русском национальном театре, обязательно заводят разговор о непонятной «русской душе», а объяснить, что это такое, никто не может. А что непонятного, почитайте Фонвизина, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого, Островского, Тургенева, Чехова, и все станет ясно.

И вот эта самая «душа» проникла в нашу актерскую систему и школу, и нам без нее уже никуда. Особенно в Малом театре, в котором я, считаю, родился. Учился у Веры Николаевны Пашенной, художественное слово у нас преподавал Михаил Иванович Царев. А работал я в одно время с великими артистами – Бабочкиным, Жаровым, Ильинским... Приехал в Москву из Читы – наивным 18-летним человеком, которого так поразил фильм «Малый театр и его мастера», что я решил поступать в Щепкинское училище. Между прочим, фильм был снят к 125-летию театра, то есть к юбилею того самого исторического здания, которое сейчас реставрируем. И постоянно думаем о том, как же нам сохранить воздух старины.

Так вот, вопрос о «русской душе» волновал меня с 18 лет, и я спрашивал у Веры Николаевны, что же это такое. И она мне сказала: «Не мучься, сейчас ты этого не поймешь – рано, но потом обязательно дойдешь. Просто артист, уходя со сцены, должен оставлять кусочек своего сердца...» Прошло много десятков лет, вы видите, как много шуму из ничего вокруг – возникла новая литература, музыка, театр, уж не знаю, будут ли через 10 лет говорить о «русской душе». А про «кусочек сердца» мне все разъяснили японцы. Мы трижды по их просьбе возили на гастроли в Японию все чеховские спектакли, идущие на нашей сцене.

И вот однажды продюсер отметил, что в афише нет «Трех сестер». И предложил мне поставить. И убедил-таки, хотя я никогда об этой вещи не думал. Спектакль идет у нас уже 10 лет. На гастролях в Японии с ним была интересная история. Спектакль у нас шел на круге – сцена, на которой происходили события в прозоровском доме и были установлены декорации разных сцен, плавно вращалась. «Но в Японии нет круга», – сказал продюсер. – «Значит, не повезем». – «Нет, я очень хочу, перезвоню вам». И действительно перезвонил через месяц: «Мы делаем круг». Это стоило больших денег. Столько же, сколько стоили наши гастроли.

А однажды тайфун охватил часть Японии как раз в тот вечер, когда мы показывали гастрольный спектакль. Зрителей не было более часа, только звонки продюсеру, что ждут конца тайфуна. И действительно через 40 минут зал был битком. Причем сидели все с книжечками, несмотря на бегущую с переводом строку. Спрашиваю продюсера – что за книжечки? Оказывается, с пьесой Чехова: «Они хотят разобраться, потому что любят Чехова. Он писал о нас». – «Как о вас? Он до вас не доехал». – «А душа?..» В самом деле, Чехов во всех пьесах написал треугольник с несчастными взаимоотношениями людей, понятный и в Африке, и в Латинской Америке, и в Европе. Это сейчас из Чехова стараются вытянуть, против кого он «боролся», в то время как наше дело расшифровать то, о чем он думал. Но о безобразиях он не писал и не предполагал, что его героев будут играть  алкоголиками, шизофрениками и наркоманами. Я сам видел спектакль, где Раневская была наркоманкой. Это женщина-то с разбитой душой, у которой  погиб сын, умер муж и которая приехала в места, где начиналась ее молодость?..  Это сыграть очень трудно, здесь и нужна та «русская душа», «кусочков» которой становится все меньше на сцене. К нашему национальному театру отношусь по-доброму, и мне будет жаль, если когда-нибудь его не станет.

О гастролях и зрителях


– На гастроли спектакли Малого театра, даже самые масштабные, как, например, «Мнимый больной» Мольера и «Горе от ума», едут в тех самых декорациях, в которых идут в Москве. Для чего это делается?

– Мы делаем это потому, что это нужно зрителям. Недавно в Тюмени играли «Мнимого больного» Мольера, и когда мы видим, как зрители ошеломлены спектаклем, у нас есть надежда, что свою задачу по сохранению русского театра мы выполняем. Ну а я вспоминаю слова Веры Николаевны про «кусочек сердца на сцене». Думаете, почему в Малом театре спектакли идут по 10–20 лет? 28 лет я играл царя Федора Иоанновича!.. Актеров не стало, и мы сняли этот спектакль, а декорации сохранили, и я даже не знаю почему. А в Сургуте, где мы играли «Горе от ума», я общался с людьми, которые впервые в жизни попали в театр. Это были дальнобойщики, которые три дня везли в трейлерах наши декорации. Они купили белые рубашки, посмотрели спектакль и после него зашли ко мне поздороваться. Они были потрясены, у одного на глазах были слезы, и он не знал что сказать. (Этот человек поцеловал Юрию Мефодьевичу руку. – Прим. ред.) Такой зритель, который после спектакля не может ни есть, ни спать, нам и нужен.

Об Островском и ЕГЭ


– В чем, на ваш взгляд, сегодня главная проблема в воспитании профессионалов?

– Считаю, что корень зла – в ЕГЭ, против которого я выступал изначально. Если помните, лет 15 назад в институт принимали по баллам, и педагоги были вынуждены присутствовать на экзаменах, чтобы из-за «баллов» не завалили талантливых ребят. Я сам «тянул» одного абитуриента из Мурманской области, отслужившего срочную в войсках МВД и решившего стать артистом. А в воспитании будущих актеров очень важен прием великого педагога Александра Павловича Ленского, который воспитал Остужева, Турчанинову, Пашенную. Давая возможность человеку выплеснуться в свою мечту, он предлагал самостоятельно приготовить роль. И вот Остужев приготовил Отелло. Сыграл сцену, а Ленский говорит: «А еще раз можешь?» Он второй раз задушил Дездемону. А Ленский снова спрашивает: «А еще раз?» И так 6 раз. На седьмой раз Остужев отказался: «Устал». «Ну, вот так надо с первого раза», – сказал Ленский.

Невероятно сказывается отсутствие литературы в школе. Ребята приходят неграмотные. Помню, три студентки представляли сцену чаепития из пьесы Островского «Сердце не камень». Самовар поставили, сахар, сухари, самозабвенно играют купчих. Хозяйка предлагает: «Чаю попьем?» Берет блюдце и наливает в него из самовара кипяток. Педагоги упали, а они сидят и ничего не понимают. В чашку надо вначале, а потом в блюдце – знание это ушло, потому что литературы нет, а без литературы нет артиста. Нет любого художника. Так что я за то, чтобы вернуть в школу программу по литературе и русскому языку.

Нина КАТАЕВА
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter