Болгария — предпоследняя страна проекта Инессы Плескачевской «Без железного занавеса». Часть 5

Болгария знакомая и незнакомая

(Окончание. Начало в №№ 8 – 10, 12.)
Болгария знакомая и незнакомая. Часть 1. В ожидании чуда

Болгария знакомая и незнакомая. Часть 2. С царем в голове 

Болгария знакомая и незнакомая. Часть 3. Куда пропали помидоры?

Болгария знакомая и незнакомая. Часть 4. Богач, бедняк
Музей социалистического искусства — один из самых молодых в Софии. А может, и самый молодой. Создан в 2011 году, проводить нас по его экспозиции вызвался директор Николай Уштавалийский. Найдя музей среди обычной софийской застройки, идем на звезду — ту самую, что венчала шпиль здания Центрального комитета Коммунистической партии Болгарии. На дорожках рядом со звездой — Ленин, Димитров и другие знаковые для болгар (да и не только для болгар) личности. Знаете, какую интересную деталь я для себя отметила? В кабинетах людей, с которыми мы встречались, рядом с национальным флагом были портреты не действующих президента или премьера, а чаще всего лицо Васила Левского — национального героя, «Апостола свободы», одного из «Четырех великих» героев борьбы против Османской империи. Его казнили в 1873 году, Болгарию в 1878–м освободила Россия, но Васил Левский остается несомненным героем для страны. Президенты и премьеры приходят и уходят, меняется политический строй, а отношение народа к Левскому не меняется. Что это удивительное исключение из общего правила, особенно хорошо понимаешь здесь — в музее социалистического искусства. Ведь не всем памятникам Ленину и Димитрову так повезло — оказаться на этой лужайке. Многие сгинули бесследно.



5. В поисках большого брата

— Наверняка скульптур было больше, чем мы видим здесь. Остальные уничтожили? — спрашиваю у Николая Уштавалийского.

— Я бы не сказал, что после демократических изменений появилась какая–то тенденция к уничтожению памятников. Да, такое случалось, до сих пор памятники иногда красят, заливают краской или как–то по–другому вмешиваются.


Переходим в зал, где проходит выставка политического плаката, которой Николай Уштавалийский гордится. Его отец был плакатистом, и ему больно видеть, что это искусство — да, идеологически заряженное, но очень непростое для художника — умирает. Выставка, на которую мы пришли, — совместный проект музея социалистического искусства и Национальной художественной академии, где есть специальность «Плакат и визуальная коммуникация». Заданием было создать политический плакат на острые темы — и про 100–летие окончания Первой мировой войны вспомнили, и про восстание в Будапеште в 1956 году, и про Пражскую весну в 1968–м, и про популизм не забыли. «Я очень рад, что эта выставка получилась, — признается директор музея. — Она позволяет поддерживать диалог между музеем и молодой публикой, молодыми художниками. Я знаю, какое сильное воздействие могут оказывать плакаты. И это еще одна причина, почему я радуюсь, что у нас получилось организовать эту выставку».

Ходим по залам, рассматриваем плакаты и разговариваем о прошлом и сегодняшнем дне больше, чем об искусстве, — уж очень атмосфера и антураж для этого подходящие. Говорим о том, что у части общества есть «отрицание прошлого», у части (гораздо более значительной) — его переосмысление. Мы говорим о том, как, например, вступление войск Варшавского Договора в Чехословакию воспринималось в 1968 году — это была «братская помощь», сейчас о тех, кто в этой помощи участвовал, говорят — «душители свободы». Кстати, журналист Исак Гозес, с которым мы так хорошо поговорили в софийском клубе журналистов, как раз был среди тех, кто оказывал в 1968 году «братскую помощь» народу Чехословакии, сбившемуся было с правильной социалистической дороги. Сегодня он, конечно, «душитель свободы», но разводит руками: вы только подумайте, говорит, ничего из того, что я защищал тогда, сегодня нет — ни страны Чехословакии, ни социалистического строя, ни организации Варшавского Договора, который отправлял своих солдат с той самой «помощью».

Та самая красная звезда, которая украшала шпиль над зданием Центрального комитета Коммунистической партии Болгарии.

— Темы остались теми же, просто они поменяли свой знак или полярность, — говорит Николай Уштавалийский.

Мы останавливаемся возле плаката, на котором написано: «10 ноября 1989 года». Это день того самого «перехода», когда Тодор Живков перестал быть руководителем Болгарии. Кстати, в экспозиции музея социалистического искусства есть скульптурные портреты его дочери Людмилы Живковой (она была членом Политбюро ЦК КПБ, председателем Комитета по культуре и искусству) и жены Мары Малеевой–Живковой — врача, партизанки и члена БКП с 1935 года. После ее смерти в 1971 году Тодор Живков больше не женился, сказав (даже если это миф, то красивый): «Любовниц может быть много, а жена только одна».

— Этот плакат очень интересен своей пластической реализацией, — объясняет Уштавалийский. — 10 ноября 1989 года был смещен Тодор Живков, последний болгарский коммунистический лидер.

— На следующий день после того, как открыли Берлинскую стену, — добавляю я.

— Этот плакат отражает процесс переосмысления, который начался еще тогда и, с моей точки зрения, не закончился до сих пор. Тут должны были быть изображены люди, которые вышли на демонстрацию, на митинг. Но вместо того чтобы размахивать знаменами, они размахивают пустыми сумками, с которыми обычно ходят на базар.

— Все было так плохо?

— Да я бы не сказал... Да, ощущалась некоторая недостача, но местами это было преувеличено, причем спекулятивно. Товары, продукты были спрятаны по складам, чтобы потом их можно было продать по новым ценам.

Покровительница Софии и Болгарии Святая София стоит рядом с тем местом, где раньше стоял памятник Ленину.

— Логично, — говорю я. Он смеется:

— Да. Бизнес. Как говорится, ничего личного. Тогда мы были несвободными, но сытыми, а сейчас мы свободные, но голодные. Но это лично моя интерпретация.

На самом деле любая интерпретация — личная, но эту я слышу в Болгарии не впервые. Помните, как в клубе журналистов фотограф Красимир Свраков говорил: «Сейчас есть свобода, но нет денег». К деньгам, культуре и в клуб журналистов мы еще вернемся, а сейчас немного об интерпретациях.

О них в этой поездке я слышала много. Хорошо это сформулировал профессор Нового болгарского университета Росен Стоянов: «История всегда одна, вопрос в интерпретациях». Мы дискутировали о том, как меняется оценка 500–летнего владычества над Болгарией Османской империи. Первый раз я услышала об этом от возмущенного вице–мэра города Первомай Николая Миткова. Он говорил о том, что сейчас все чаще говорят о том, что никакого ига или рабства не было, а «было турецкое присутствие, вы можете себе представить?». Могу. Это, конечно, политика: Турция рядом, она сильна, оттуда идут инвестиции, значит, надо менять отношение к истории: турки болгар не угнетали, а лишь присутствовали на территории. «Но это ведь ложь!» — кипятится Митков. Профессор Стоянов, сам того не зная, вступает с ним в заочную дискуссию. Говорят, мол, о рабстве. Но мы ведь знаем признаки рабства, и начинает загибать пальцы. Были болгары собственностью турок? Нет, не были. Могли жениться/выходить замуж без разрешения турок? Могли. Могли исповедовать свою религию — православие, в отличие от турок, которые были мусульманами? Могли. Значит, никакое это было не рабство. Ну а то, что у православных прав было меньше, что исламизировали болгар активно, так это... Ну бывает. Но почему тогда в центре Софии, на улице Царя–Освободителя, стоит памятник российскому императору Александру II, и на нем написано: «Царю–освободителю признательная Болгария»? Даже в социалистические времена, когда в Советском Союзе практически ни одного памятника царю (если это не Петр I) не осталось, памятник в Софии стоял — Болгария была признательна.

Туристы из Великобритании. На мой вопрос, почему они пришли в этот музей, ответили: «Ничего подобного в нашей стране нет».

...В этот вечер у поэта Ивайло Диманова в клубе журналистов творческий вечер. На столике расставлены его книги — можно купить, по тарелкам раскладываются закуски — под них музыка и стихи слушаются лучше, Диманов здесь — един во всех лицах: и автор, и исполнитель, и официант, если потребуется. Поднимается на сцену, берет гитару в руки — у него глубокий, про такие говорят «бархатный», голос:

А он, судьбу свою кляня,
Не тихой жизни жаждал.
И все просил: огня, огня.
Забыв, что он бумажный.


Любимый поэт Ивайло Диманова, как вы уже догадались, Булат Окуджава:

— Я единственный болгарин, который имел счастье играть на священной гитаре Булата Шалвовича. В которой есть дыра от пули, она участвовала в Великой Отечественной войне. Я исполнил свою любимую песню «Бумажный солдат». А он подошел ко мне, поздравил и сказал: «Впервые я слышу такое великолепное исполнение своих песен от иностранца». А я ему говорю: «Какой же я иностранец? Я болгарин».

— Как изменилась культура в Болгарии?

— Сегодня я был на телевизионной передаче, кабельное телевидение, единственное в Болгарии, которое обратило внимание. Сегодняшний день — большой праздник, 120 лет со дня рождения одного из самых великих болгарских поэтов Христо Смирненского. Он умер, не дожив до 25 лет, от туберкулеза. Почему никто не отмечает? Он был член Болгарской коммунистической партии и писал о Красной Армии. Понимаете?

Понимаю, конечно: неподходящая тема для нынешней Болгарии. «Очень социальный поэт», — добавляет Гозес. А Диманов продолжает:

— И я читал его стихи, прямая передача, очень приятно, что меня пригласили. Вот как изменяется культура. Старинные часы с маятником знаете? С одного конца на другой. Значит, были друзья с советскими братьями, а сейчас самые большие враги.

— А почему это так?

— У нас новый большой брат.

— А болгары русофилы или русофобы?

— Наш народ разделился на две половины. Но преимущественно русофилы.

— Проходит ли граница по поколениям?

— Молодые люди ничего не знают.

Портрет Васила Левского можно увидеть во многих болгарских кабинетах.

Исак Гозес говорит: «Нет, я так не думаю, это политики разделились на две, а народ нет».

— Народ остался с таким же хорошим чувством к нашим братьям, — легко соглашается Диманов.

— Кто теперь ваш новый большой брат?

— Американцы. Вы не знаете? Вы не догадались? — делает большие глаза Ивайло. Смеемся.

— Народ всегда сохранял теплое отношение к странам бывшего СССР. И сейчас тоже, — рассказывал мне вице–мэр Первомая Николай Митков. — В культуре то же самое. У нас, например, здесь есть небольшой ансамбль, всего из 12 человек состоит, которые играют, поют русские песни с русскими народными инструментами.

— А я вот смотрю болгарское телевидение, и там сплошь — турецкие мелодии.

— Политика, — отвечает коротко.

— Что, и это? — удивляюсь.

— Все пропаганда. Есть, естественно, и болгарская этническая музыка, но, в принципе, на Балканах у разных народов культура схожая, а Турция как крупная экспансивная держава оказывает свое влияние.

Раньше на этом месте стоял мавзолей Георгия Димитрова.


В Софии мы встретились с одной из самых популярных в Болгарии поп–исполнительниц Михаэлой Филевой, которая призналась: «Лично я традиционную болгарскую музыку не использую, потому что мое основное направление — поп. Но есть очень много традиционных болгарских мотивов, например, в джазовом направлении, там очень много традиционной гармоники. В хаусе есть болгарские мотивы».

Михаэла, которая была в Минске на концерте своих кумиров «Депеш Мод», а потому у нее остались от нашего города лучшие из возможных впечатлений, делится своими воспоминаниями о «новой Болгарии».

— Первые годы после перехода везде были очень трудными. Это было полное изменение, нужно было, чтобы пласты, слои нашли свое новое место. И по рассказам моих родителей, были очень трудные времена как для культуры, так и для быта. Но в моем окружении мы себе не позволяли сравнивать, что раньше было так, а сейчас так. Они были очень открытыми и с большими ожиданиями встречали то, что происходит. Я окончила музыкальную академию, отделение джаза, и преподаватели в академии очень часто проводили аналогии, сравнивали — каково было быть артистом до 1989 года и каково после. Все говорили о том, что стало намного проще получать доступ к материалу, чем это было до 1989 года, и что их перестали называть людьми, которые играют декаданс. Последние годы уже разрешали это играть, но обязательно тексты должны были быть переведены. Другая интересная история у моего преподавателя по гармонии. Например, в какой–то момент я переиграла все материалы, но сохранялась жажда чего–то нового, я хотела и дальше искать материал. Тогда в кино только начинали раз в месяц или два показывать французские фильмы, и мой преподаватель садился в первый ряд, чтобы экран освещал лист перед ним, и записывал музыку, которая играла.

— На слух?

— Да. Чтобы иметь новые материалы, чтобы продолжать развиваться. А сейчас мы имеем безграничный доступ ко всей мировой фонотеке. Говоря об эстраде, музыканты и артисты имели возможность свободно путешествовать во все республики Советского Союза. И имели доступ к намного большей публике, большей сцене, чем у нас сейчас.

А вот это интересное признание. Спрашиваю:

— А что сейчас нужно сделать болгарскому певцу, чтобы стать известным на всю Европу?

— Это, конечно, сложно. Мне в Болгарии не тесно. У меня до сих пор не было амбиций выходить за границы Болгарии. Если говорить об артистах, которые хотят быть популярными в Европе, нужно начинать петь, творить на английском, русском — на том языке, который выходит за рамки региона. Второй момент, который мешает болгарским исполнителям, — плохие менеджерские контакты, недостаточные связи, которые не позволяют болгарским исполнителям выйти на европейский рынок. Даже если артист не сам себя продюсирует, а является частью какого–то лейбла, если это лейбл не является дочерней компанией какого–то крупного издателя, ему сложно выйти на внешний рынок. Учитывая то, что мы живем в век интернета, болгарский артист всегда может позволить попытаться выйти на этот рынок через YouTube, через социальные сети.

— Вы сказали, что вам в Болгарии не тесно, неужели вам не хотелось выйти за пределы страны?

— С продюсерами мы давно уже об этом говорили, у них есть желание попробовать.

— А у вас?

— Буду с вами откровенна: это звучит прекрасно, но у меня есть страх, опасение, скорее, сколько для этого потребуется сил, энергии и готова ли я к этому. Меня вполне устраивает то, что со мной происходит в Болгарии, поэтому нет какого–то внутреннего большого стремления. Но в последнее время все больше и больше людей начинают об этом спрашивать, начинают об этом говорить, и я считаю, что мы еще не потеряли время. Еще есть время для этого.

Автор: Ралица Стоянова. 
Плакат: 10 ноября.

Михаэла Филева говорит о себе, а мне вдруг кажется — о Болгарии. Мне кажется, что это Болгария пытается понять, хватит ли у нее энергии и сил сделать рывок, перестать быть «самой бедной страной в ЕС». Болгары хотят хорошей жизни и процветания — и они их, безусловно, заслужили. Как заслужил этого любой другой народ. Болгары хотят жить в своей стране, но пока не возвращаются, уехав за длинным евро за границу, — потому что не смогут зарабатывать столько же в Болгарии. Но если молодые, амбициозные и готовые работать не покладая рук болгары не будут возвращаться, то какое будет будущее у страны? Хотелось бы мне вернуться сюда лет, скажем, через пять и увидеть больше улыбающихся, счастливых лиц, услышать больше хороших историй о возвращении, а не о том, что «все уехали». Услышать истории о том, что болгары больше не ждут освободителя и чуда, а взяли свою судьбу в свои руки и у них все отлично получается. Ну а помидоры... Что уж тут поделаешь, помидоры придется есть турецкие — болгарских уже не будет.
Стоит над горою Алеша

В 2019 году культурной столицей Европы назван Пловдив — второй по величине город Болгарии. Здесь пройдет целый сонм важных мероприятий, в ходе которых, уверена, не раз и не два вспомнят и про памятник, что с 1957 года стоит на холме Бунарджик («Холм Освободителей»).



Его история очень подходит для этого материала. Идея соорудить монумент в честь советских воинов–освободителей родилась у жителей Пловдива еще в 1948 году. Инициатива целиком исходила снизу, от народа, без всякой рекомендации сверху. 9 мая 1948 года был создан Общегородской инициативный комитет по строительству памятника советским солдатам, в состав которого вошли общественные деятели, архитекторы, художники, писатели и преподаватели. Возглавил его начальник Пловдивского военного гарнизона, генерал Асен Греков. В тот же день была сделана символическая кладка основания памятника. Через год был объявлен общеболгарский конкурс проектов памятника, в котором приняли участие десять творческих коллективов. Комиссия остановилась на двух вариантах: «Красный богатырь» и «Победа», авторам которых был дан год на доработку. В 1950 году комиссия остановила свой выбор на проекте «Красный богатырь», созданном коллективом под руководством Васила Радославова.

Прообразом памятника является рядовой сводной роты 3–го Украинского фронта Алексей Иванович Скурлатов, бывший стрелок 10–го отдельного лыжного батальона 922–го стрелкового полка, переведенный из–за тяжелого ранения в связисты. В 1944 году он восстанавливал телефонную линию Пловдив — София. В Пловдиве Алексей Иванович подружился с рабочим телефонной станции Методи Витановым, участником болгарского Сопротивления. Методи Витанов передал фотографию Алексея скульптору Василу Родославову, и тот создавал памятник, основываясь на этом изображении.

В 1966 году поэтом Константином Ваншенкиным и композитором Эдуардом Колмановским была написана песня, посвященная пловдивскому памятнику, которая так и называлась — «Алеша». До 1989 года эта песня являлась официальным гимном Пловдива

В 1989 году все изменилось. Тогда пловдивский общинный совет предпринял первую попытку сноса памятника «как символа советской оккупации». Однако жителями Пловдива были организованы мероприятия в защиту памятника, в том числе круглосуточные дежурства у «Алеши»; местные женщины сплели на шею «русскому солдату» из красных и белых нитей гигантскую мартеницу — символ здоровья и долголетия. Следующая попытка была сделана в 1993 году, когда мэр Пловдива принял решение о демонтаже памятника. Против этого решения выступили десятки общественных организаций Болгарии, а группа проживающих в Болгарии русских ветеранов даже пригрозила актом публичного самосожжения в случае уничтожения памятника. В 1996 году общинский совет Пловдива вновь постановил снести монумент. Это решение было отменено окружным судом. Окончательную точку поставил в том же году Верховный суд Болгарии, постановивший, что монумент является памятником Второй мировой войны и не может быть разрушен.

plesk@sb.by

Фото Михаила ПЕНЬЕВСКОГО.

«Автор и редакция «СБ.Беларусь сегодня» выражают благодарность Посольству Республики Беларусь в Болгарии и лично первому секретарю Александру Антонову за помощь в организации интервью». 
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter