Он не захотел быть трактористом и стал Сашей Немо...Продюсер Татьяна Космачева однажды вспоминала, как на одном из кастингов телевизионного конкурса «Зорная ростань» в глубинке к ней привели худенького мальчика, похожего на Пьеро из «Золотого ключика», с приятным голосом и скромными манерами. Если кто–то в нем и сомневался, то Космачева встала за мальчишку горой: «Его обязательно надо взять!» На этом месте в кино обычно идут титры: «Прошло столько–то лет...» В данном случае — около семи. Теперь мальчик стал «звездным». Из каких же неведомых глубин выплыл Саша Немо?
— Да, я помню тот кастинг. Я приехал из Слонима в Гродно учиться в колледж искусств. Пришел на отборочный тур «Зорнай ростанi». Ну какой у меня мог быть костюм для выступления? Взял пиджак с чужого плеча, штаны на три размера больше и вышел на сцену. Прическа еще смешная была — каре. И худой, как щепка. Но песни пел серьезные.
— На сцене у тебя такой романтический образ, а в жизни ты такой же романтик или это просто удачно найденный имидж?
— Если у меня получается быть романтическим героем на сцене, значит, во мне это живет. По жизни я вообще–то холерик. Очень активный человек, который с трудом находит в себе возможность в нужный момент затормозить.
— По восточному гороскопу ты — Петух. Ощущаешь в себе бойцовские качества?
— Ну если я из провинции выбился, скажем так, в более–менее известные люди в столице, значит, эти качества во мне присутствуют.
— На твой взгляд, молодым было легче пробиться с таким проектом, как «Зорная ростань», или с сегодняшними «Фэстом», «Звездным дилижансом»? Когда было честнее?
— Не знаю. Мое поколение воспитывалось и на другой музыке, и на других песнях. Они были более вокальные что ли... Была совершенно другая эстрада, другие принципы. Исполнители пели в более классической манере. А сейчас в основном поют в американо–латинском стиле. Добавляя, конечно, и национального колорита. По себе знаю, что критиковать можно кого угодно. Я сам, когда пришел на «Зорную ростань» и даже к Михаилу Яковлевичу Финбергу в оркестр, не был идеальным вокалистом.
— Михаил Яковлевич, как известно, человек яркого, энергичного темперамента...
— Он контролирует весь процесс, не только творческий. Порой применяет к нам, артистам, кнут, а порой — пряник. От кнута у творческих людей, по–моему, всегда больше результата. Михаил Яковлевич мне часто говорит: «Пока я тебе аккуратно не поддам, ты работать не начинаешь».
— Он ревнует к успеху, который получают солисты вне оркестра?
— Немного да. Ведь мы все долгое время работаем в оркестре. У нас уже сложились теплые, почти семейные отношения и с Наташей Тамело, и с Ларисой Грибалевой. Я их воспринимаю не только как коллег по оркестру, а еще и как близких людей. То же и с Димой Кочеровским, Таней Глазуновой. Мы с ними приехали из Гродненской области в Минск. Негде было жить, нечего есть... Приходилось и на вокзале иногда перекантоваться, и у друзей. Родственников не хотел особо напрягать. Хотя спасибо им большое — и сестре, и тете. Но я люблю быть самостоятельным и ни от кого не зависеть. Помню, что Минск мне поначалу не нравился. Он меня просто раздавил. Но теперь я уже прирос к столице. Седьмой год работаю в оркестре.
— И куда дальше? На «Славянский базар»?
— На данный момент я просто хочу удержаться на достигнутом результате. Хочу зарекомендовать себя как человек, который может подтвердить свой талант, защитить свое место под солнцем. А по поводу «Славянского базара»... Михаил Яковлевич меня давно подталкивает к фестивалю. Но я не очень люблю конкурсы. Это всегда субъективное мероприятие.
— А «потолок» для белорусского артиста это что: «Славянский базар», «Евровидение», звезда у гостиницы «Россия»?
— «Славянский базар» — это, пожалуй, один из показателей успеха.
— А что он дает для дальнейшей карьеры? У победителей фестиваля судьбы складываются по–разному...
— Максим Сапатьков сам решил работать у Сереги. У него было предложение работать в нашем оркестре. Получается у него, на мой взгляд, неплохо, но все равно его имя звучит за именем Сереги.
— Ты бы так не смог?
— Нет. У Сереги — нет. Если бы мне и пришлось уйти из оркестра ради чего–то, то это должно быть суперпредложение.
— Дмитрия Кочеровского тоже как–то мало слышно...
— Дима уже завоевал аудиторию. Своим голосом, своим темпераментом он может покорить любую женщину в нашей стране. Самое главное — его открытость, доброта. Какой он чистый человек, такой у него чистый, открытый голос. Мы с ним долгие годы дружим. Вместе прошли огонь и воду. А до медных труб еще доберемся.
— Ты, насколько я знаю, еще и молодой отец. Хотел бы, чтобы в будущем дочь Аня вышла на сцену?
— Если Аня выберет эту профессию, пожелаю ей удачи на творческом поприще. Ведь, например, Алеся неплохо у нас поет. Анатолий Ярмоленко, видимо, в свое время поддержал дочку в ее стремлении, и теперь у нас есть такая замечательная певица.
На мой выбор, кстати, родители не влияли. Сказали: «Хочешь — пой, хочешь — иди работать трактористом». Они скептически относились к моему желанию стать певцом еще и потому, что я первый музыкант в нашей семье.
— Даст Бог, не последний...
