Биологический ритм

Часы на уборочной тикают по–особому. То же «Доброе утро!» на мехдворе раздается, как только рассветет. Обеденный час — в 11 утра. А принимать ужин в поле готовы в 16.00. Если же работа идет до первой росы, то «полдник» комбайнерам и водителям доставляют, когда их дети и внуки смотрят передачу «Спокойной ночи, малыши!». Ничего не поделаешь, таковы биологические ритмы жатвы.

Прочувствовать их я решила на месте горячих событий — в поле, курящемся пылью. Правда, пустить за штурвал меня не рискнули, а пригласили к кухонному конвейеру — помощником раздатчицы. К этому времени в сельскохозяйственном производственном кооперативе «Урицкое» Гомельского района приспел ужин. Работницы столовой бодро тянули в автобусы термосы по 10 — 15 литров каждый, пытаясь зацепить под мышку еще упаковку с минералкой, «чтобы лишний раз не бегать». А я тем временем успела втереться в доверие к комиссии, оценивающей питание, и первой сняла пробу.

Эх, потчевали бы так в обычных столовках: картофельное пюре с рубленой свиной котлетой, хрустящий малосольный огурчик и напиток из сиропа. На булочку со сметаной моего городского организма не хватило. Порция была дегустационной, но когда на глаза попали реальные граммы, поняла: в «Урицком» хорошо знакомы с любимыми сюжетами народных сказок, когда силу работника измеряли аппетитом.

— А что вы удивляетесь, — подбоченилась заведующая столовой «Урицкого» Елена Гапоненко. — У нас в поле — мужчины. На голодный желудок много не наработаешь. Так что во время уборки готовим по двойной программе, чтобы через пару часов кишки марш не играли. Если стандартная общепитовская порция борща — 250 граммов, то у нас — пол–литра, гарнир по норме — 150 — 200, мы даем 300.

— А компот?

— Тоже двойная порция. Правда, сейчас комбайнеры попросили заменить напитки минеральной водой. Вы на ужин будете им выдавать пол–литровые бутылки. А ужин у нас — сложный. Добавляется третья котлета. Если же работают дотемна, то везем сухой паек — колбаску, консервы, печенье, яйца, овощи...

Памятуя цены в городских столовках, про себя тихонько подсчитываю, во сколько труженику поля обходится такая забота. Небось, ползарплаты отдает. Но председатель профкома Мадина Опенок, которая каждое утро сама снаряжает супруга на комбайнерскую вахту, заметила, что и для работника, и для семьи организация питания — подспорье существенное. Высчитывается лишь 10 процентов от реальной стоимости. Если прикинуть, что в котел идет практически все свое — выращенное в хозяйстве, то обед, к примеру, получается не дороже 3 тысяч рублей. А значит, за одно плотное столование крестьянин отдает 300 — 400 рублей!

Раздатчица Лариса Рашковская, помимо ужина, прихватила школьную тетрадку отзывов и предложений. Профком потребовал завести, чтобы каждый раз механизаторы и водители делились впечатлениями, выставляя оценки поварам столовой. На фоне «отлично» и «хорошо» я заметила «удовлетворительно».

— Конечно, хочется всем угодить, но когда готовят на 200 человек, это невозможно, — оправдывается Лариса. — Кому–то нравится гречка, а кто–то ест только перловку. Однажды несколько механизаторов попросили горячий чай — душу отвести. Привезли.

Когда наш автобус–столовая свернул к полю, гудящему от комбайнов, слова моей напарницы наполнились реальным содержанием. Поначалу потянулись водители, за ними — механизаторы. Комбайны, однако, не останавливались. У экипажей принято обедать по очереди.

— Мне картошки — одну порцию, — комбайнер на корню рубил мой искренний порыв накормить его до отвала.

— Не проголодались?

— Да я бульбу не люблю. Мне макарончиков бы, — тарелка уже уплывала из–под носа, а в ней три котлетки, от которых он все–таки не отказался.

Лариса лихо расправлялась с образовавшейся очередью взмокших и уставших мужчин, одной рукой раздавая «сложное» второе, а другой — вручая минералку, булочку и пакетик сметаны. Молодежь уминала все, что давали. Работники постарше от сдобы отказывались: мол, желудок еще обедом наполнен...

— А в 60–е годы, когда только начинали на комбайне работать, маманя давала торбочку с едой. Тогда не кормили, как сейчас, — ностальгией повеяло от разговора. — Авоська болтается в кабине. Развернешь ее к вечеру, а там одна мешанина. Теперь о еде не сильно думаешь, а думаешь, как быстрее убрать. И девчонки в столовой стараются, готовят, считай, по–домашнему, — выставляли механизаторы за сытный ужин снова «отлично», присев на корточки в теньке под бортом грузовика.

Ложками отстучали молниеносно. Только что балагурили, а глянула через пять минут — ветром сдуло... на поле. «Замешкался — высчитывай рубль, — объяснили мне популярно. — Если поломка, о еде совсем забываешь. У нас один такой сезон, когда стоит поднажать — и можно хорошо заработать. У некоторых за две недели уборочной уже под миллион»... Теперь было ясно, почему отдельных товарищей к ужину мы так и не дождались. А ужин в тот день, как мне показалось, пришелся «ко двору». Иначе с чего бы это в карманы наших халатов вдруг перекочевали мытые яблоки из рук подобревших механизаторов?