Зло обожает публичность
Людмила ГАБАСОВА
Чего–чего там узрели в снимке Озбиличи авторитетные эксперты? «Отражение охватившей мир ненависти»? А почему не «ирреальный и сокровенный визуальный танец», который еще в конце прошлого года привел в восторг известного американского искусствоведа Джерри Зальца? Он же тогда пафосно заявил, что фотографии с места трагедии «странным образом прекрасны» и напоминают ему о лучших работах Караваджо. Коллеги по цеху тут же дали ему гневный отпор, посоветовав до кучи причислить к произведениям искусства еще и печально знаменитую надпись на воротах Освенцима. А теперь даже председатель жюри конкурса Стюарт Франклин говорит, что выступал против решения отдать турецкому фотографу приз года, поскольку его работа весьма сомнительна с моральной точки зрения — впечатления примерно такие же, как от позирования боевиков на фоне обезглавленных людей. Но его эстетствующим сотоварищам хоть бы хны — захлебываются эпитетами. Отдав должное их обостренному чувству прекрасного, я все–таки скажу, что воочию вижу на этом снимке: безумное торжество дикой силы. Призыв «делай, как я!». Гимн убийце. Икону терроризма. Причем, Рома, чрезвычайно эффектно запечатленные для потомков.
Вглядись–ка хорошенько в эту картинку. Она тебе не напоминает кадр дорогой постановочной фотосессии? Какой мачо Алтынташ! Какой красавчик! Как классно смотрится на фоне своей поверженной безвинной жертвы! Не удивлюсь, если именно так он и воспринимал свое преступление — как геростратовский шанс прославиться и вписаться в историю, и даже долго репетировал перед зеркалом. Вот Озбиличи его и сфотографировал «в образе». А жюри World Press Photo обеспечило бессмертие, ведь теперь до скончания веков всякий желающий сможет полюбоваться на лучший снимок–2016. На звериный оскал террориста, которого даже родственники не пожелали похоронить...
Конечно, это не первая и не последняя фотография, от которой хочется отвести побыстрее взгляд, тихо выругавшись. Кадры ужасных последствий землетрясений, наводнений, вооруженных конфликтов, изувеченные противопехотными минами дети... Вокруг было тоже немало споров, но хоть польза имелась — взволнованная общественность усиливала гуманитарную помощь. А подвигнет ли на что дельное картина убийства Андрея Карлова? Очень сомневаюсь. Пока на форумах наблюдаю в основном злорадство и уколы в адрес России. Я уже не говорю про семью дипломата, которая наверняка предпочла бы, чтобы это фото никогда не увидело свет. Потому что им невыносимо больно от потери. Тем паче, что она подана вот так: как боковой элемент натюрморта на тему «миром правит ненависть», штришок к портрету убийцы. Любопытно, члены жюри конкурса пытались представить себя на месте Карловых?
Думаю, Роман, нет. Они же из этих, из сторонних наблюдателей, ценителей и комментаторов. Им бы обозревать, видеть в общем и целом, общемировые тенденции и глобальные вызовы. Чужие личные, а значит, мелкие чувства и переживания — не в счет. Вообще, красивая картинка в эру смартфонов — это «наше все», ты не находишь? Ладно селфомания, ладно битва за лайки, но ведь и жизнь других превращается в аттракцион, для которого нужно побыстрее найти лучший ракурс. Сама наблюдала, как две девчушки с упоением фотографировали то так, то этак лежащего на мерзлой земле мужчину. Да, видимо, он был в стельку пьян, и чисто физически поднять его эти хрупкие создания не могли. Да, отчего–то не закрепились в юных головках телефонные номера 102 и 103. Но зачем же фиксировать глубины человеческого падения для показа подружкам? Впрочем, это мелочи. В прошлом июне в Ростове во время ливня, затопившего улицы, мощный поток сбил с ног и начал затягивать под припаркованные автомобили 14–летнюю девочку. Пока она пыталась выбраться, несколько человек равнодушно записывали трагедию на видео. Другие хотели помочь, но не успели... Сотни, тысячи таких кровожадных роликов ты найдешь в интернете! А спроси «запечатлевателей», что ими движет, они тоже начнут гнать пургу про «документальные свидетельства жизни» или «неповторимость момента». Ничего личного, понимаешь ли, — душа зовет, рука чешется, телефон разряжается в простое и будет что родным за чаем вечером показать.
Тьфу, тьфу и тьфу. Я не хочу смотреть эти свидетельства патологической невозмутимости и убийственного равнодушия. (Хотя, да, отдаю должное Озбиличи. Перед подонком с пистолетом 99% его коллег лежали бы мордой в пол...) Не желаю потворствовать «здоровому цинизму». И не собираюсь подпитывать зло. Оно, между прочим, в наши дни обожает публичность. Вспомни хабаровских живодерок, кошмарные фото и видео, выложенные ими в сеть. Они же этим упивались! А некоторые российские телеканалы не погнушались даже продемонстрировать отрывки, от которых стынет кровь. Типа «в назидание», на самом же деле потому, что тоже любят «жесть». Нет уж, давайте покажите нам другие снимки. Во–первых, этих очумевших девиц. А во–вторых, родителей, которые воспитали чудовищ.
gabasova@sb.by
Вместо тысячи слов
Роман РУДЬ
Люда, а мы точно говорим про конкурс профессиональной пресс–фотографии? Просто ты рассказываешь о каких–то искусствоведах и «сокровенных визуальных танцах», будто речь идет о некоем развлекательном мероприятии. Конкурс World Press Photo всегда был, говоря старинным языком, смотром рабочих достижений. Не усладой эстетов вроде фестиваля артхаусного кино или выставки абстракционистов, а состязанием мастеров, выбравших себе простую и тяжелую профессию: доносить до людей смысл событий. Фотография здесь — всего лишь инструмент, средство исполнения стоящих перед журналистикой задач. Поэтому репортерские снимки вряд ли можно оценивать с искусствоведческой точки зрения, к ним нельзя применять эстетические каноны и даже морально–нравственные критерии. Это все равно, что пригласить на военные учения музыкального критика. Что он скажет? Артиллерия била не по нотам, танки стреляли вразнобой и вообще вместо мелодического звучания получилась какофония грохота. Сделаем вывод, что это плохие, негодные маневры? Журналистская фотография должна рассматриваться лишь с одной позиции — насколько фотограф сумел передать масштаб события, суть явления, глубину чужой боли. Если снимок потрясает — значит, работа удалась. Все, никаких других подходов тут быть не должно. Не знаю, что там за моралисты окопались сейчас в жюри этого международного конкурса, но радует, что они оказались в меньшинстве. Работа Бурхана Озбиличи потрясла весь мир, значит, он победил заслуженно.
Согласен, что семье погибшего посла невыносимо тяжело видеть этот снимок. Но с таким подходом надо просто объявить новости вне закона. Закрыть сайты, газеты, телеканалы, которые каждый день информируют мир о различных трагедиях. Репортеры, снимавшие гибельные последствия известного террористического заезда грузовика по набережной в Ницце, должны были отключить камеры — ведь родственникам наверняка будет нелегко видеть близких людей, разбросанных по асфальту. Из тех же соображений не стоит фотографировать последствия ДТП и места стихийных бедствий. Давай намеренно отгородимся от происходящих вокруг событий и будем спокойно сидеть там, за частоколом морально–этических убеждений, наивно уверенные, что раз шокирующие фотографии исчезли из нашей жизни, то страшные события перестали происходить. Тебе такая «защита» от жестокой действительности не напоминает поведение несмышленыша, который закрывает глаза, чтобы спрятаться?
Репортерская фотография создана специально для таких, как ты, — желающих смотреть на жизнь сквозь розовые очки. Она грубо срывает с ваших носов этот атрибут самообмана, орет вам в оба уха: «Проснитесь! Откройте глаза, взгляните, что творится вокруг! Содрогнитесь и сделайте что–нибудь, иначе этот ужас может коснуться любого из нас!» Вот такая неблагодарная задача у фотожурналистики, которую потом пнет даже ленивый. Причем он сделает это в первую очередь, потому что ленивому страсть как не хочется заставлять свою душу трудиться — то есть сопереживать, сочувствовать, содрогаться. Проще не знать, чтобы не напрягаться. Постыдная страусиная позиция кверху... не душой, конечно.
У тебя как–то мельком проскочила, однако, главная идея, ради которой делаются подобные фотографии. Их основная задача — привлечь внимание человечества к некоей острой проблеме. Одна–единственная фотография «Голод в Судане», где гриф подбирается к умирающей девочке, сделала для бедствующей Африки больше, чем горячие, но бесплодные речи сотен политиков. Больше, чем тысячи слов газетных текстов. Именно после публикации этой фотографии мир вздрогнул и направил в Судан тонны продовольствия, а люди начали активно вносить пожертвования. Страдания одного ребенка, запечатленные фотографом, спасли от смерти десятки, если не сотни тысяч людей. Снимок «Напалм во Вьетнаме» называют «фотографией, которая остановила войну». Да, запечатленные на ней последствия авиаудара по группе детей леденят кровь и производят шокирующее впечатление. Но иначе бы этот фотодокумент не стал для людей последней эмоциональной каплей, которая перевесила чашу весов в пользу завершения военных действий во Вьетнаме.
Примерно такой же вес, на мой взгляд, имеет снимок Озбиличи. Да, он ужасает, но в то же время показывает, что лик террора, захлестнувшего мир, — это не обязательно угрюмая рожа бородача с пулеметом. Ты подметила как раз то, что невольно подчеркнул фотограф: убийца не выглядит записным злодеем. В наше время он может казаться красавчиком, носить дорогой костюм и считаться любимцем женщин. Его не вырастили из пробирки в секретной террористической лаборатории. Нервная гримаса ненависти, которой на снимке искажено молодое лицо душегуба, может появиться на физиономии любого человека из толпы. Но мы вряд ли это осознаем, если не станем вглядываться в фотосвидетельства, подобные снимку года от World Press Photo.
rud@sb.by
Советская Белоруссия № 34 (25169). Суббота, 18 февраля 2017
