Архивы продолжают открывать неизвестные страницы истории Великой Отечественной войны. То, что казалось тайным, становится явным. И ничего не скрыть от беспристрастных документов. Они впитали в себя всю правду прошлого. Бумага все стерпит. И расскажет о тех испытаниях, которых не смогли выдержать люди. Одни не стерпели мук и стали жертвами концлагеря «Тростенец». Другие не удержались и переступили через свою совесть — стали соучастниками преступлений нацистов: помогали убивать ни в чем не повинных узников. Лишь спустя тридцать лет они предстали перед правосудием. Рассекреченные материалы из Центрального архива КГБ устами очевидцев передают тот ужас, который царил на окраине Минска в годы немецкой оккупации.
Обследование ЧГК места массовых расстрелов в Благовщине, 1944 год.
Обследование ЧГК места массовых расстрелов в Благовщине, 1944 год.
Из протокола допроса Л.П.Буракова (4 декабря 1974 г.)
«Вчера на допросе я дал показания об обстоятельствах расстрела мирных граждан еврейской национальности, которые находились в лагере, расположенном недалеко от города Минска. Хочу также пояснить, что во время сбора и конвоирования евреев к месту расстрела я слышал беспрерывную стрельбу по всей территории указанного лагеря. Возле бараков в зоне лагеря и на территории этого лагеря я также видел много трупов расстрелянных мирных граждан. После расстрела на бревнах детей, о чем я показал на вчерашнем допросе, мне и другим полицейским нашей роты было приказано собирать в окрестностях сарая, где расстреливали людей, разный хлам — доски, поленья, ветки и другое, и все это носить в сарай, и бросать на трупы расстрелянных граждан, что мы и делали. Помню, что недалеко от сарая находилось кладбище. Мне и другим полицейским было приказано носить с этого кладбища кресты и также бросать их на трупы, которые находились в сарае. Я вместе с другими полицейскими нашей роты, с кем уже не помню, ходил на кладбище, приносил оттуда кресты в сарай и бросал их на трупы расстрелянных. Затем мне и другим полицейским нашей роты было приказано облить горючей жидкостью трупы расстрелянных нами граждан. Я и другие полицейские наливали из бочек в ведра горючую жидкость, которой обливали трупы, которые находились в большом сарае и небольшом деревянном помещении. Мы также облили и трупы, которые находились на бревнах. Горючей жидкостью мы обливали и стены указанных построек. Горючая жидкость была завезена заранее, и бочки с этой жидкостью находились недалеко от упомянутых строений, где находились трупы. Эти бочки были привезены туда на грузовой машине желтого цвета и разгружены там, что я видел лично сам. Облив указанные постройки с трупами и трупы на бревнах, кто–то из полицейских по приказанию командиров поджег все это. Лично я ничего не поджигал. Когда упомянутые постройки с трупами и трупы на бревнах загорелись, полицейские нашей роты покинули территорию этого лагеря и направились в Минск. По моим подсчетам, нами тогда там было расстреляно не менее двухсот человек. В этом расстреле евреев принимали участие все полицейские 3–й роты, которые там тогда находились, из них я помню Барановского Виктора, Голубовича Виктора, Шведа Василия, Берлина Бориса, Воробьева, Карповича Ивана, Астрошаба Петра, братьев Кашликовых — один из них Дмитрий, имя второго не помню, Мишукова, Казаченко, Борщевского Константина, Китаева Константина, Шлык Павла, Карповича Владимира, Романовского Аркадия, Харкевича. Я видел, как они заходили в бараки, выводили оттуда евреев и конвоировали их к сараю и небольшому деревянному помещению, заводили евреев во внутрь этих строений и после оттуда была слышна стрельба очередями и одиночными выстрелами».
Останки мирных граждан, сожженных в сарае 29 июня 1944 года
Останки мирных граждан, сожженных в сарае 29 июня 1944 года
Из протокола допроса А.С.Борисовой (20 декабря 1974 г.)
«В 1942 году я устроилась на работу в подсобное хозяйство Минского СД разнорабочей на кухню. Хозяйство располагалось на территории расположения построек колхоза им. К.Маркса, который был здесь до войны, — на берегу небольшого озера. Вся территория охранялась немцами, изменниками Родины из числа украинцев и мадьярами. Хочу отметить, что местные жители называли мадьярами румын, венгров, служивших в немецкой армии.
В самом конце территории лагеря, если идти от шлагбаума к плотине, несколько правее плотины около леса находились бараки. В них проживали заключенные лагеря. Потом в этих бараках стали проживать каратели украинского батальона. О том, что это был украинский батальон, я узнала от самих карателей этого батальона. Сколько было бараков, я не помню. Припоминаю, что одно время в одном из них содержались заключенные, строго охранявшиеся и занимавшиеся сортировкой личных вещей лиц, уничтоженных фашистами. Должна сказать, что в большом бревенчатом сарае, находившемся недалеко от шлагбаума, хранились более дорогие и добротные вещи. Недалеко же от бараков имелось небольшое складское помещение, где хранились вещи, не представляющие значительной ценности.
Однажды, выполняя указание руководства лагеря, я высаживала на могилах немецкого кладбища цветы. Это кладбище располагалось недалеко от бараков, в небольшом лесу. Помню, что рядом с кладбищем находилась территория, обнесенная колючей проволокой. На деревьях висели предупреждения, что заходить за проволочное ограждение строго запрещается, стреляют без предупреждения. За колючей проволокой виднелся высокий дощатый забор с воротами. Во время работы на кладбище я случайно стала свидетелем, как в эти ворота въехала автомашина с людьми. Я успела заметить, что за забором имеется большая яма. Ворота за автомашиной закрылись. Вскоре оттуда послышались стрельба, крики. А еще через некоторое время над местом нахождения ямы начал идти дым. Надо сказать, что дым с места нахождения ямы шел очень часто. Я также неоднократно наблюдала издалека, как в ворота огражденной в лесу территории заезжали автомашины с людьми. Слышалась стрельба, а потом к небу поднимался густой черный дым. Нетрудно было догадаться, что каратели уничтожают путем сожжения в яме расстрелянных ими людей.
27 июня 1944 года лагерное начальство меня отправило домой и приказало выехать из дер. Малый Тростенец. О выезде из деревни получили приказ и все остальные жители дер. Малый Тростенец. Помню, что назавтра утром или послезавтра я еще находилась в деревне. Некоторые из местных жителей, и я в том числе, вышли в то утро на берег озера. Я видела, как к большому бревенчатому сараю, расположенному на противоположном берегу, подъезжают автомашины. Из них выгружали граждан, заводили в сарай, и оттуда слышалась стрельба. Наблюдать долго события расправы я не смогла, так как каратели, заметив нас, открыли по нас огонь. Я в тот же день покинула Малый Тростенец. Возвратилась домой в деревню я лишь 6 июля 1944 года. На месте расположения большого бревенчатого сарая и многих построек бывшего Тростенецкого лагеря я увидела пепелища. Мне запомнилось, что около сарая, который сгорел, и на его пепелище лежало множество обгоревших трупов. Полусгоревшие трупы лежали и на бревнах, которые находились рядом с сараем со стороны озера».
Жертвы Тростенца: Георгий Бегун и Анна Усик
 | 
|
Из протокола допроса бывшего полицейского 3-й роты А.С.Романовского (29 — 30 сентября 1974 г.)
«...Полицейские 3–й роты, в числе которых был и я, вместе с немцами прибыли в один лагерь, где приняли участие в расстреле содержавшихся в нем заключенных граждан еврейской национальности. Как назывался лагерь, я не знаю. Это было в конце июня 1944 года, точного числа не помню. Этот лагерь находился на расстоянии 300 — 400 метров слева от шоссе Бобруйск — Минск.
К лагерю мы прибыли примерно в 5 — 6 часов вечера. По приказу Адельта полицейские нашей роты остановились около ворот. Здесь Адельт через переводчика нам объявил, что в указанном лагере содержатся лица еврейской национальности, количество их он не назвал, которых мы должны расстрелять. Около Адельта тогда находились Шульц и другие прибывшие с нами немцы, фамилии их не знаю, а также командиры взводов нашей роты, а полицейские вместе с командирами отделений находились в строю. Когда Адельт объявил о предстоящем уничтожении заключенных, содержавшихся в лагере, находившийся с ним немец Шульц, который хорошо говорил по–русски, отдал распоряжение командирам взводов о том, чтобы личный состав группами вошел на территорию лагеря, при этом он сказал, в какие именно строения должны зайти полицейские. Должен пояснить, что немцы и командиры взводов нашей роты перед тем, как полицейские вошли на территорию лагеря, некоторое время о чем–то совещались. Затем командиры взводов отдали распоряжения командирам отделений, в какие строения должны зайти полицейские. После этого все полицейские нашей роты вошли на территорию лагеря. В помещении, куда я вошел с другими полицейскими нашего отделения, увидел столы с разложенными на них деталями от часов. Здесь же в разных местах находились поломанные столы, стулья, куча мусора. Командир нашего отделения Журавкин приказал осмотреть это помещение и всех обнаруженных людей вывести из барака. Минут десять мы осматривали это помещение, но никого из людей там не обнаружили. Тогда же Журавкин приказал нам открыть стрельбу из имевшегося у нас оружия по кучам мусора. Мы это приказание выполнили. Когда мы осматривали указанное помещение, то услышали сильную стрельбу, раздававшуюся со стороны других помещений барачного типа. Когда выстрелы затихли, я вместе с другими полицейскими вышли из помещения и направились к дому с верандой. Около дома с верандой и других помещений барачного типа я увидел большое количество трупов расстрелянных людей — мужчин и женщин. Трупы лежали возле стен бараков и дома с верандой. Были трупы и между строениями барачного типа. Вместе с командиром отделения Журавкиным и другими полицейскими нашего отделения мы пришли к дому с верандой, у которого находились немцы Адельт, Шульц и другие, кто–то из командиров взводов, старшина роты Галиахметов и несколько человек полицейских, кто именно, сейчас не помню. Помню, Журавкин докладывал Галиахметову, что в помещении, в которое мы заходили, никого из людей мы не обнаружили. Увидев нас, немец Шульц приказал нам следовать за ним. Шульц приказал полицейским 3–го отделения, среди которых был и я, вместе с ним войти вовнутрь другого помещения. И здесь я увидел много трупов убитых людей — мужчин и женщин. Хочу пояснить, что в этом помещении с обеих сторон рядами стояли железные кровати с постелями на них. Трупы убитых находились на полу, на кроватях в различных позах. Когда мы вошли в это помещение, в конце его стояли и сидели люди, сколько человек, сказать затрудняюсь. Шульц приказал нам открыть по ним стрельбу, сам он начал стрелять из пистолета. Я и другие полицейские произвели несколько выстрелов в сторону людей, и они начали падать, при этом доносились крики, плач, стоны. Затем Шульц приказал прекратить стрельбу, осмотреть помещение и всех оставшихся в живых и спрятавшихся людей вывести на улицу. Помню, когда Шульц обнаружил на полу двух или трех раненых, он из пистолета застрелил их. В конце этого помещения под кроватями и в углах нами были обнаружены 10 — 12 человек, спрятавшихся мужчин. Шульц приказал нам вывести их наружу, и мы группами вывели их из помещения. По приказанию Шульца этих мужчин указанные полицейские поставили к стене дома с верандой, где уже лежало много трупов, и они же их расстреляли.
...Мы в течение примерно 30 минут стаскивали трупы и скидывали их в штабеля. По приказанию Адельта, Шульца, командиров взводов и отделений я вместе с другими полицейскими нашей роты трупы расстрелянных со всех сторон, а также сверху обложили досками, бревнами, тряпьем, находившимися около указанных помещений. Немцы после того, как полицейские собрали трупы в штабеля, привязали к палкам куски тряпья, которые из бидонов облили горючей жидкостью. Затем эти немцы, а также человек пять полицейских нашей роты из бидонов стали наливать в ведра горючую жидкость, после чего стали обливать этой жидкостью сложенные в штабеля трупы. Указанные немцы и полицейские также облили горючей жидкостью двери и часть стен помещений барачного типа, дома с верандой и помещение типа сарая. После этого они зажгли тряпье, привязанное к концам палок, и затем ими стали поджигать штабеля трупов расстрелянных и все указанные помещения. После поджога названные выше немцы и полицейские в течение нескольких минут наполняли ведра горючей жидкостью и бросали их во внутрь горящих помещений и на штабеля из трупов, в результате чего пламя разгоралось сильнее.
Из лиц, служивших в 3–й немецкой полицейской роте и вместе со мной участвовавших в расстреле в указанном лагере граждан еврейской национальности, я в настоящее время помню по фамилиям следующих: командиров взводов Крушинова, Новикова, старшину роты Галиахметова, командира отделения Журавкина, рядовых полицейских Китаева, Дорофеева, Латышева, Сентяева, Новицкого, Ошуйко, Цыбульского, — имя и отчества их назвать затрудняюсь».
vk@sb.by
Советская Белоруссия № 200 (24830). Пятница, 16 октября 2015
