Говорят, что есть писатели без биографии, есть — с биографией.
Валерий Казаков относится к тем, что с биографией. Поэт, прозаик, фотограф, лауреат многих престижных литературных премий... А еще — российский государственный деятель, полковник в отставке, прошедший не одну войну.
Валерий Николаевич не забывает свои белорусские корни — он председатель совета Федеральной национально–культурной автономии «Белорусы России», его книги выходят в России и у нас.
Незадолго до своего 60–летнего юбилея Валерий Казаков заглянул в «СБ». Поговорили о литературе, о жизни.
— Ваши рассказы «о жизни и бдении власти» непривычно остры для нашего читателя. У вас никогда не было серьезных неприятностей из–за литературного творчества?
— Как–то странно все у меня получается с писательством. Пытаюсь что–то придумать, пофантазировать, а получается густой реализм. Да и в отличие от повседневной жизни не могу я врать в книгах. В этом году издательство «Лiтаратура i мастацтва» переиздало два моих романа, «Тень Гоблина» и «Холоп августейшего демократа», под одной обложкой. Впервые они напечатаны без купюр, редакционных правок, с сохранением оригинальных названий. Я даже не предполагал, что получится настолько монолитная книга. Теперь о неприятностях из–за писания: последнее дело, когда некто начинает преследовать писателя за его творчество. В России этого, слава богу, нет. Хотелось бы верить, что и не будет.
— Есть люди, убежденные, что литература должна создавать образ положительного героя нашего времени.
— Мне кажется, что настоящая литература — она всегда реалистична, а значит, и жизнеутверждающа. Чтобы написать, к примеру, «Поднятую целину», эту целину надо сначала кому–то поднять. Какое время, такие и писатели, такие и литературные герои. Скажем, у Гоголя, Салтыкова–Щедрина, Булгакова вы мало найдете положительных героев. Но ведь надо кому–то, как громогласно заявлял Маяковский, говорить «о дряни». Если же нет героического в действительности, то и нечего его искать в литературе. Тот же, кто пытается расцветить и ложно поэтизировать повседневность, скорее всего фантаст или литхолуй. Не надо ведь видеть все в розовом — среди замечательных, теплых людей живут и Малюты Скуратовы, Органчики, Чичиковы, Швондеры, Горлохватские и Туляги. Честный литератор должен быть реалистом.
— Тем не менее в ваших книгах есть элементы мистики...
— Мистика — неотъемлемая часть нашей духовности. А вот эзотерика, на мой взгляд, шарлатанство, замешанное на не совсем здоровой психике апологетов. Когда–то давно меня пригласили в Москве на выставку картин душевнобольных пациентов нескольких психклиник. Их картины меня ошеломили! Под каждой рядом с именем и фамилией живописца был указан медицинский диагноз. Да, они рисуют свой реализм, они убеждены, что мир выглядит именно таким. В это же время на Кузнецком мосту там же в Москве с помпой проходила выставка авангарда. Многие из выставленных работ походили на картины в Институте Склифосовского, хотя весьма проигрывали в мастерстве и правдивости, однако под полотнами в элитном выставочном зале не были указаны диагнозы авторов. Так и с эзотерикой: или ты псих и таковым видишь мир, или плут, пытающийся навязать здоровым людям клинический бред под видом некоей сверхнауки или черт знает какого искусства. Мы почему–то последнее время становимся весьма терпимыми и стыдливыми по отношению к явным закидонам и извращениям. Нам кто–то вбил в голову, что это противоречит правам человека, а может, все наоборот?
— Говорят, что читатель умер, настало время писателя, который размножается со страшной силой. В России прошел Год чтения, в Беларуси продолжается Год книги — это реакция общества на падение интереса к духовному слову...
— Когда говоришь молодежи, что раньше маститые мэтры читали чужие книги, они не верят. А ведь это так и было: и читали, и слушали, и оценки давали, и колкости порой в ответ выслушивали. Сегодня, вы правы, куда ни глянь — тучи писателей и поэтов, только для них писательство скорее хобби, чем смысл жизни и дрожь души. Говорят, когда–то Сталин на виршах одного из своих приближенных начертал: «Если ты такой плохой поэт, то какой же ты тогда коммунист?» Большую роль в сдерживании этого пагубного потока играл, как это ни странно, Союз писателей. Да, да, тот самый, и попасть туда по одной публикации в районной газете было невозможно. Были литературные критики, были всегда, даже при самых пещерных парткомах, литературные школы. Все профукали, и былого уже никогда не вернуть. Сегодняшние союзы писателей — их десятки — скорее разъединяют писателей, чем объединяют. Это мое мнение, и я его постоянно повторяю. Разбежались по национальным норкам, да и там перегрызлись, и что от этого выиграла литература, которая в СССР была великой? Кто знает сегодня в мире, что там пишут казахи, туркмены, белорусы, литовцы? В России не лучше: в современной школе русской культуре не учат, литературу изучают почти факультативно. Я ратую за белорусский язык. Обидно, когда в красивой и современной сельской школе на Брестчине не услышишь ни одного слова на белорусском. Отказываясь от своего, неповторимого, мы неизбежно деградируем. Но не все так мрачно: сегодня есть сдвиги и в позитив. В одиночку ни одна страна на постсоветском пространстве, даже Россия, не выстоит, и это начинают понимать многие.
— Магистральными темами белорусской литературы всегда считались война и деревня. Сегодня обе переживают кризис, молодые пишут совсем о другом... Будет ли у этих тем «второе дыхание»?
— Конец деревенской темы предсказали еще Белов, Астафьев, Распутин, говорили об этом Быков и Адамович. Попробуйте сегодня найти в русской или белорусской деревне среди двадцати — тридцатилетних сельчан тех, кто помнит и соблюдает народные обряды земледельческого цикла, кто верит в силу сакральных и магических действий! И эта беда не только наша. Но и здесь я остаюсь оптимистом, истинная духовность села не убита «прогрессом». Магия хлеба, солнца, обряда перетекает в малые фермерские хозяйства. А война — тема вечная. По–моему, Черчилль когда–то сказал, что историю победы пишут победители. И такие истории к концу минувшего века с горем пополам написали. Именно истории, союзников было много, и не всегда они были друзьями друг другу. Хороши друзья, когда через несколько лет после общей победы они уже были готовы испепелить друг друга новой атомной войной. Слава богу, что у американцев атомная бомба появилась только к сентябрю сорок пятого, а попади она к ним в начале года, трудно и представить себе, что бы осталось от Европы. Так что, на мой взгляд, о войне еще многое напишут, и не все в тех книгах будет так, как мы привыкли читать сегодня. 14 октября в Киеве прошла массовая акция в поддержку реабилитации УПА — ОУН, как к этому относиться? Не замечать? Но Бандера в отличие от членов национальных формирований в Прибалтике в СС не служил, и это правда. И это очень сложная тема для литераторов. Прошлое всегда сложно трогать пером, но и стыдливо отвергать очевидное тоже не дело...
— Почему в России мало известна современная белорусская литература?
— Мое мнение таково, и я готов поспорить: она русскому читателю малоинтересна как потерявшая во многом самобытность и народный колорит, это часть русскоязычного литературного монолита. Переводная литература без переводческой школы невозможна, а переводчики вымерли как мамонты. Но талантливые вещи пробиваются, вон Елена Браво вошла в шорт–лист престижной российской премии.
Талант — тяжелая ноша, и не каждый сдюжит его нести, но легкой жизни писателю никто и не обещал. Таланту надо помогать, и во всем мире такая помощь существует: через фонды, гранты, меценатство, тематические заказы и другие поощрения. Только нерадивому государству не нужны хорошие писатели. Рад, что в Минске сохранились государственные издания и толстые литературные журналы, которые опекает государство.
