Режиссер Наталия Мещанинова - лауреат премии Президента «За гуманизм и духовность в кино» прошедшего Минского международного фестиваля «Лістапад»

Без лишних людей

Прошедший Минский международный кинофестиваль “Лістапад” для известного российского режиссера Наталии Мещаниновой, о которой критики и коллеги заговорили после выхода ее фильма “Комбинат “Надежда”, ознаменовался несколькими весомыми наградами. За свою новую работу — драму “Сердце мира”, участвовавшую в основном конкурсе игрового кино “Лістапада”, Мещанинова стала лауреатом премии Президента “За гуманизм и духовность в кино”. Ее супруг, соавтор сценария и актер Степан Девонин, за этот же фильм получил награду за лучшую мужскую роль. Мы не могли упустить возможность познакомиться поближе с этим ярким российским кинотандемом

— Наталия Викторовна, среднее поколение российских режиссеров как-то назвали “новыми тихими”... Вы согласны с этой формулировкой?

Фото Александра Кушнера

Наталия Мещанинова: Это не про нас. Мы скорее — “новые громкие”. “Новые тихие” — это вообще шутка то ли Бориса Хлебникова, то ли Сергея Шнурова, сказанная где-то публично. А теперь стала определением. В любом случае это сказано про поколение нулевых, к  которому относятся Борис Хлебников, Алексей Попогребский, Николай Хомерики. Я себя к этому поколению не причисляю. Мое поколение — те, кто пришел десять лет спустя: Иван Твердовский, Нигина Сайфуллаева... Но в любом случае я не чувствую себя частью какого-либо течения. Мне даже думать про это не хочется. Мне просто интересно работать, например, с Борей Хлебниковым, хотя поколенчески мы разные. Но у нас одинаковое мышление, вкус.

— Сегодня любой может стать кинорежиссером, взяв в руки мобильный телефон. Это нормально?

Н.М.: Мне нравится, что происходит. Любой талантливый человек со светлой головой должен иметь доступ к кино. И то, что у молодежи сегодня есть возможность снимать на телефон, — это прекрасно! Фильмов должно быть много, и только тогда из этого объема могут появиться настоящие жемчужины.

— Современный режиссер должен обладать гражданским темпераментом?

Н.М.: Современное общество все время принуждает тебя примкнуть к какому-то лагерю. Оставаться в нейтральном положении ты не можешь. Тебя все время спрашивают: ты за “белых” или за “красных”? Это неправильный путь, потому что мы все это проходили. Я — ни за кого. А мне говорят, что так быть не может. Чувствую, что меня даже некоторые осуждают, что я не хожу на митинги. Я вообще никуда не хожу.

— Критики пишут, что проблематика ваших картин шире обычной проблематики женского кино...

Н.М.: А что такое женское кино? Кино, которое сняла женщина? По-моему, есть хорошее кино и плохое, и это не зависит от гендера. Да и сейчас круг тем, которые затрагивает порой женщина-режиссер, острее и брутальнее, чем темы, которые затрагивают мужчины-режиссеры. Я никогда не высказываю феминистских идей, мне это неинтересно. Я занимаюсь авторским кино, как и еще небольшая кучка режиссеров. Есть огромное количество кинематографистов, которые занимаются прокатным или зрительским кино.

У нас в России за последнее время появилось несколько картин, которые привлекли большое количество зрителей в кинотеатры, поэтому мы сейчас обнадежены сильнее, чем раньше. Люди стали привыкать ходить на русское кино. “Аритмия”, например, которую мы писали с Борей Хлебниковым вместе, прокатилась с невероятным успехом. Никто из нас не ожидал, что камерная история получит такой резонанс. И что такое вообще возможно.

— А “Сердце мира” — коммерческий проект?

Н.М.: Нет, конечно, абсолютно авторский. И все участники в процессе работы понимали, что это авторское высказывание.

— Продюсер Сергей Сельянов довлел над вами в процессе работы?

Н.М.: Никоим образом. Если Сергей Михайлович принимает решение воплощать проект на своей студии, то он полностью отдает власть режиссеру. Его это убеждает или нет. Решение он принимает один раз на стадии сценария. К нам на площадку он приехал лишь однажды, и это был скорее акт уважения к съемочной группе. Но если мы пойдем на территорию коммерческого кино, там будут уже совсем другие правила. Чтобы продюсер тебе доверял, надо все-таки разговаривать на одном языке и очень многое решать на берегу.

— Степан, для съемок вы похудели на 32 килограмма! Не боитесь, что они вернутся?

Фото БЕЛТА

Степан Девонин: А я уже чуть-чуть набрал...

— В постсоветском кино еще не принято идти на такие радикальные эксперименты с внешностью. Это такой голливудский подход. Вспомним пример “Бешеного быка” или “Далласский клуб покупателей”. Не было страшно?

С.Д.: Почему? Это не жертвы, это работа. Актриса Александра Бортич для съемок фильма “Я худею” набрала 20 килограммов, потом вернула свою прежнюю форму обратно.

— В чем для вас основной месседж вашего фильма? В том, что любую хорошую идею можно довести до абсурда? Как в данном случае — идею защиты окружающей среды? Ведь зоозащитники в вашей истории приносят только зло.

Н.М.: Там много пластов, и этот есть...

С.Д.: Я не на стороне этих ребят. Хотя не знаю, как у Наташи, но особой антипатии у меня к ним нет. Они хорошие ребята, просто не ведают, что творят. Это все от невежества, от незнания материала.

Н.М.: Возьмите недавний скандал в России по поводу притравочных станций, когда куча зоозащитников, совершенно не разбираясь в вопросе, начала всех спасать. Это смешно. Это поверхностный взгляд на ситуацию. Никто из них не знает, что охотники регулируют популяции животных. А у них такая детская позиция: “Отпустите всех зверей, пусть звери живут в лесу”. Дальше мысль заканчивается.

С.Д.: Когда ограничили охоту на лис, в парках Москвы, где гуляют родители с детьми, стали появляться лисы, а это дикий зверь, один из главных переносчиков бешенства.

Н.М.: Но фильм не только про это, конечно... Главное — это герой Егор и его отношения со своей семьей, со своим прошлым, с его недоласканностью, эмоциональной незрелостью, поиском дома. Фильм про то, что жизнь может повернуться не так, как тебе кажется. И ты тоже способен вызывать любовь у кого-то просто так, и тебя могут любить просто так. По сути для Егора это главное открытие.

— Степан, вашим педагогом в Школе-студии МХАТ был Алексей Гуськов. После вы стали работать в прославленном “Сатириконе” у Константина Райкина. И продолжаете там работать?

С.Д.: Нет. Я ушел из “Сатирикона” в 2014 году. Ушел и два года сидел без работы. Написал огромное письмо Константину Аркадьевичу, где объяснял причины своего ухода. Это прекрасный театр. Константин Райкин — великий русский артист, но при всем уважении я совершенно не вписывался в рамки этого театра. Шинель не по мне или я не по ней. Хотя проработал там пять лет. Но в какой-то момент подумал: зачем себя ломать?

— Вы со Степаном познакомились на съемках картины “Шапито-шоу”. Как бы вы объяснили, почему эта картина стала столь популярной?

Н.М.: Потому что режиссер Сергей Лобан — гений.

— О чем эта картина для вас? О распавшихся человеческих связях?

Н.М.: Невозможно сказать в двух словах, о чем она.

С.Д.: Она о жизни. Если говорить о финале нашей новеллы с Петром Николаевичем Мамоновым, то там происходит единение отца с сыном, несмотря на все недопонимания.

Н.М.: “Шапито-шоу” не укладывается в одну строчку.

С.Д.: Лобан сказал, что это фильм-шар.

— Еще писали, что это “Асса” нашего времени.

Н.М.: Да, почему “Асса”? Что там от “Ассы”?

С.Д.: Просто “Асса” — культовое кино и “Шапито-шоу” тоже. У нас мало культовых режиссеров. Сергей Соловьев да Сергей Лобан.

— А Мещанинова — культовая?

С.Д.: Она не культовая, она — талантливая.


Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter