Читаю объявление: «Лондонская гостиница предлагает ценителям искусства уникальный шанс почувствовать себя самим Клодом Моне, остановившись в номере, где творил великий импрессионист. За 4.500 долларов в сутки из гостиничного окна можно любоваться той самой Темзой, что и Моне»... Скука и одновременно стремление человека к удовольствию поистине безграничны: какие огромные деньги мы готовы платить за то, чтобы нас развлекли, ткнули носом в ту самую Темзу, которую Моне «воспел» в ста полотнах...Умение жить, принимать гостей и создавать свой собственный стиль сегодня — удел немногих. Богатые тупо платят, бросая себя в топку «горящих туров» и турбосоляриев. Горожане попроще смотрят телевизор и громко сетуют: «Как скучно мы живем!» Даже памятная из моего советского детства традиция — сходить в воскресенье к тете Ире с тортиком — и та утратилась в бесконечной погоне за стеклопакетами. Во–первых, и тетя далеко, в Витебске. Во–вторых, мне как представителю новой эпохи хотелось бы предъявить миру свои новые традиции, по–новому ощущать биение жизни. Для начала я, как и многие мои знакомые, отказалась от «Оливье» в новогоднюю ночь. Нас увлекли китайские и японские способы создания гармонии в себе и собственном доме... Естественно, рынок моментально отреагировал на безумства моего поколения: книжные развалы сегодня кишмя кишат энциклопедиями фэн–шуй, и каждый уважающий себя столичный ресторан разработал суши–меню... Время идет. Сушеный рис, приготовленный по японской технологии, многим встал поперек горла. Все чаще мои знакомые тайком выбираются в рестораны белорусской кухни и стопку «белой» закусывают сочным драником «от тещи»... Не такое плевое дело сломать традиции и перепрыгнуть через поколение. Но избранным удается.
Вот Ольга Смоляк, жена столичной знаменитости, художника Андрея Смоляка, много лет пытается создать атмосферу салона в мастерской своего супруга. Благородная цель, признаюсь: испокон веков жены художников становились хозяйками салонов. Неистощимой фантазией по части вечеринок Бог наделил Галу, супругу Дали, семья Мане устраивала по четвергам музыкальные вечера, а жена Клода Моне Алис кормила гостей обедами каждое воскресенье. Клемансо, Ренуар и Сезанн в воспоминаниях щедро расточали похвалы в адрес кулинарной искусницы — Алис.
В Минске салонная традиция тоже всегда теплилась: художница Нинель Счастная сумела упрочить за собой статус хозяйки. В собственной мастерской по средам она принимает поэтов и писателей, как говорят, непризнанных или отверженных. «Чтения» у Счастной на светский прием, конечно, не претендуют. Художница и сама против претенциозного звания «салонной львицы»...
Возможно, Ольге и Андрею Смолякам удалось создать тот первый салон, где уютно себя чувствуют рядом поп–звезда и юрист, иллюзионист и киноактриса. В их мастерскую на площади Победы прибыли высокие гости из артистической среды. Повод — Смоляк закончил новую картину. Вечеринку Оля и Андрей обставили в лучших традициях Монмартра: супруги переоделись в шикарные цирковые костюмы с кисточкой и колпаками, все по–честному. Андрей вдобавок водрузил на себя шарманку (где только взял? Говорят, в цирке). Дух гедонизма царил в тот вечер, и гости, едва переступив порог мастерской, располагались в вальяжных позах на диванах и стульях салона. Музыкальным аперитивом действа стал БГ из динамиков. Эта сладкая пауза перед приходом «королевы» (а мы ждали Анжелику Агурбаш) походила на сцены из «Механического пианино», где Илья Митько еще чуть–чуть и водрузил бы на голову рога из лопухов. А лидер группы «Нео» Вадим Косолапов побежал бы к Свислочи и сиганул с обрыва — атмосфера звала к безумствам и прекрасным шалостям «по Чехову». Но пришла Анжелика — магнит вечеринки, мужчины встретили ее стоя, с генеральскими осанками. Костюмированные Смоляки пошли к зачехленному мольберту, Гребенщиков затих, и Оля произнесла торжественную речь. Сказала, что мы все присутствуем при рождении очередного шедевра «нашего любимого художника», сейчас мы увидим новую картину Андрея, пока без названия, но тот из гостей, кто придумает удачный «тайтл» для картины, — уйдет из мастерской с подарком.
Царским жестом Андрей смахнул мантию с работы — его автопортрет в костюме шарманщика был бесподобен. «Это же Смоляк!» — воскликнула Лика. В мастерской прогремел фейерверк, и тут зааплодировали все гости, очевидно, впечатленные эффектной сценкой у мольберта. Ольга пообещала впредь каждую картину Смоляка обставлять в подобном праздничном ключе. Публика удовлетворенно разбрелась по большой мастерской, расточая хозяевам комплименты, — что и говорить, мы умеем быть благодарными...
Смоляки — это праздник, который всегда с нами. Возможно, в Париже они и чужестранцы, но их мастерскую я каждый раз вспоминаю с некоторой французской куртуазностью, однако и печалью: не каждый день Андрей Смоляк заканчивает портреты. К сожалению.
