Светлой памяти воина-афганца Николая Базылика посвящается
Коля погиб на втором году службы. В ту ночь, когда душманы терзали мучениями крепкое молодое тело, ее душа птахой рвалась из тесной городской квартиры в далекие горы, не находила покоя ни на минуту. И когда его уже холодеющие губы в отчаянье прошептали: «Мамочка, спаси меня», ее словно подбросило со стула, и с криком: «Сыночек мой, я лечу к тебе!» — она ринулась на улицу в промозглый рассвет.
Смерть сына она почувствовала в тот же миг, когда жизнь оставила его тело. В тот же миг она стала бескрылой. Черный платок повязала через неделю, когда в цинковом гробу ее мальчика доставили на родину. Строгие военные наотрез отказались приоткрыть домовину хоть на минутку – нельзя, и все. Однако мать неотступно повторяла одно и то же: «Покажите моего Колюшку». И, сжалившись (?!), они уступили.
Словно окаменев, прижалась к изуродованному лицу сына, поцеловала русые волосы и молча подала знак закрыть…
Могильный холмик на погосте в той деревне, откуда сама родом и где похоронены отец с матерью, навещала часто. Гладила желтый песок, поправляла веночек на памятнике. И говорила, говорила с сыночком о своей жизни. Оставила рядышком место для мужа и для себя…
Не проходило и дня, чтобы мысли ее не возвращались к нему. Получив программу теленовостей, тщательно выискивала среди мелких строчек те, которые хоть как-то относились по тематике к Афганистану, и с трепетом смотрела все передачи. «Он звал меня на помощь в последние минутки, так хоть без него хочу пережить ту боль, что испытывал он, умирая. Может, легче станет сердцу».
Тех передач было не так много. И боль из сердца тетки Зины не уходила, а донимала все чаще и чаще.
Умерла она тихо, рассветным часом, никого не потревожив своим уходом. Фотография улыбающегося сына в черной рамке, как всегда, стояла у ее изголовья…
