БЕСЕДЫ ПРИ ЯСНОЙ ЛУНЕ

Если бы рейтинг советской анимации доверили составить мне, то я бы распорядился так.
Если бы рейтинг советской анимации доверили составить мне, то я бы распорядился так. Лучший сатирический мультфильм - "История одного преступления". Лучшая экранизация - "Винни-Пух". Лучшая мульткомедия - "Фильм, фильм, фильм...". Лучшие детские фильмы - "Каникулы Бонифация" и "Топтыжка". И все это - дело рук и таланта одного человека - режиссера Федора Хитрука.

Чаще всего наши мультипликационные всесоюзные семинары проходили в Доме творчества Союза кинематографистов в подмосковном Болшево. Либо зимой, либо ранней весной, когда сугробы, отяжелев, проседали и, утеряв свою морозную пушистость, приобретали нездоровый серый оттенок.

Помнится, часов в 10 вечера выходил на прогулку с супругой, представительной, яркой красоты дамой, и Федор Савельевич Хитрук. Именно в это время можно было пристроиться к супружеской паре Хитруков и чинно погулять рядом, вдыхая ароматы приближающейся весны, "подпитываясь" житейской и профессиональной мудростью, которой Федор Савельевич делился щедро.

К нам, прибывающим на семинары из Беларуси, чета Хитруков относилась как-то особенно по-доброму. Происходило это оттого, что корни родовые то ли у самого Федора Савельевича, то ли у его супруги произрастали из нашей, белорусской земли. Точнее, из той ее части, которая в давние-давние времена называлась чертой оседлости. Черта эта, равно как и оседлость тамошнего населения, исчезла, но предания о ней тревожили кровь и память. По лености своей беседы те, зимние, которые случались во время прогулок, я, конечно же, не записывал. Но что-то в память врезалось накрепко.

- Профессия аниматора, - раздумчиво говорил Федор Савельевич, который об этой профессии знал если не все, то почти все, - самая редкая на земле. Аниматоров настоящих на свете меньше, чем дегустаторов чая, меньше даже, пожалуй, чем космонавтов вместе с астронавтами. И вот почему. Слишком много разноречивых, зачастую противоположных качеств должно быть соединено в человеке, избравшем для себя эту профессию. Во-первых, он должен быть прекрасным художником, рисовальщиком, чувствующим и понимающим упругость, стремительность и выразительность линии; во-вторых, незаурядным актером, который не выходит на сцену или на съемочную площадку, чтобы изображать нечто, играть некий образ, а сидит за столом с карандашом в руках перед чистым листом бумаги, которая для него и сцена, и одновременно съемочная площадка. При этом, учтите, актер играет одну роль, аниматор зачастую одновременно исполняет несколько - и главных, и второстепенных, и за массовку отдувается. Чувство юмора - это непременно... Нет у аниматора гэгменов, которые придумывают для фильма трюки, хохмы - это все он сам должен делать. Чувство ритма - также необходимое качество. При этом аниматор сам не танцует, не двигается под живую музыку, музыка у него записана на экспозиционных листах, и он должен провести свой персонаж исключительно точно под уже записанную и расшифрованную музыку. Речь, диалоги - они в анимационном кино тоже записаны до того, как аниматор сел рисовать сцену. Манера речи живого актера, голос которого звучит в фильме, также требуют характеризации рисунка... При этом необходимо внимательно следить и за точностью артикуляции рисованного героя, чтобы движения губ совпадали с произносимыми звуками. Ну и главное - аниматор должен обладать врожденным, абсолютным, от Бога чувством движения во времени.

Чтобы нагляднее и зримее проиллюстрировать эту мысль, Федор Савельевич рассказывал забавную историю об одном известнейшем советском аниматоре, патриархе "Союзмультфильма"...

- Он, как известно, далеко не дурак выпить... И вот однажды является на студию с огромным фингалом под глазом. Естественно, подначкам и шуткам нет конца... Старик чуть не плачет: "При чем здесь жена и сковородка? Просто поскользнулся, упал, ударился..." "Рассказывай сказки, конечно, сковородка..." Короче, достали мужика. Пошел он

в свою комнату, сделал мультипликат, сфазовал его, снял на пленку и в конце дня показал всем сцену - как шел, как поскользнулся, как упал и ударился. Будучи пьян, человек с точностью до долей секунды смог вспомнить, восстановить свое движение и нарисовать его... Сцена была столь убедительна, что подначки прекратились. Вот это и называется абсолютным чувством движения во времени.

Очень занимал Федора Савельевича момент иносказания в анимации, точнее говоря, момент эзопова языка. Он основательно и глубоко рассуждал о том, всегда ли внятно иносказание для зрителей, особенно для детей, следует ли им все разжевывать и подавать на блюдечке в виде жиденького пресного пюре или все же оставлять возможность переживать, разгадывать, додумывать. Он был убежден, что детей не нужно оберегать от сильных переживаний, эмоциональных потрясений. Был уверен, что иногда слеза, пролитая в детстве, определяет многое, очень многое во взрослой жизни, в нравственной основе человека.

- Когда я был маленьким, огромное впечатление на меня произвела сказка "Лев и Бык". Я плакал над этой книжкой. Все казалось, что мудрые Лев и Бык не поверят коварному Шакалу. А они поверили. И погибли. Я очень переживал, и наконец мама забрала у меня эту книжку и спрятала. Она не попадалась мне на глаза лет 60. Однако нравственный шок остался на всю жизнь. Ведь, по большому счету, эта сказка о доверии и доверчивости, как "Отелло" Шекспира. Есть любящие и доверчивые Отелло и Дездемона, есть коварный Яго. И он побеждает. Доверчивые и любящие гибнут. Детское потрясение от этой истории я пронес через всю свою жизнь. Оттуда, из детского впечатления, детского потрясения и мое неприятие коварства, двоедушия, может быть, даже моя доверчивость, из-за которой в жизни было много сложностей, но которая тем не менее мне дорога. Когда же решил сделать фильм по этой сказке, то, удивительно, фильм вышел неадекватный тому детскому потрясению.

- Почему?

- Старики и дети одинаково мудры... Жизнь как бы делает круг и в конце приводит к той мудрости и чистоте, которые были в начале жизни. Получается, что, когда я взялся за "Льва и Быка", то был недостаточно стар и мудр, поэтому не получилось так обжигающе и откровенно, как в сказке, которую прочитал в детстве. Вообще, взаимоотношения между взрослыми и детьми чрезвычайно сложные. Особенно если взрослые - начальники и от них зависит, что и как будут читать или смотреть дети. Взрослым начальникам так хочется навязать детям свое видение, свою идеологию, а дети ее не воспринимают напрочь, поскольку мудры мудростью детской чистоты. Помните у Андерсена, о том, что король голый, совершенно искренне и легко прокричал ребенок, взрослые были зашорены многими глупыми условностями. Может быть, поэтому и нынче взрослые начальники так подозрительно и осторожно относятся к сказкам, все ищут в них подтекст, иносказания, сложности.

Вот расскажу вам одну историю об эзоповом языке, который, по большому счету, и является настоящим языком анимации... Помню, как один крупный работник Госкино СССР сказал: "Я понимаю, что вы разговариваете эзоповым языком, но мы тоже не дураки. Мы вас разгадаем". И "разгадывали", в то время как эзопов язык - это природа искусства, и тут нет характеристики социальной или политической категории. Они "разгадывали", а мы очень часто никак в толк не могли взять, как это они, начальники, в простой истории, в непритязательной сказке видят сложности, которых там нет. Может, отсюда и идет целая эпоха, когда анимационное кино, производимое во всех республиках, "кормило" детей банальными сентенциями вроде того, что "давайте жить дружно". Эти набившие оскомину сентенции были безопасны, отработаны, стерты частыми повторениями. Здесь все было ясно, "разгадывать" было нечего... Но и потрясти детскую душу они ничем не могли.

В ту пору взаимоотношения наши, молодой анимационной поросли, с мэтрами складывались достаточно сложно. Нам казалось, что "старики" застят весь свет, не дают пробиться к признанию, к успеху. Просто, как любому, воспитанному на мифологии человеку, нам очень хотелось многого и сразу. А много и сразу бывает только в сказке про Емелю-дурака и щучье веленье. Анимация же - искусство цеховое, корпоративное. Если умение есть, то оно есть, если его нет, то нет! Коллеги по цеху легко определяют, кто мастер, кто еще подмастерье, а кому и до подмастерья расти и расти. Хитрук, несомненный и непререкаемый мастер, был всегда доброжелателен и искренне радовался нашим успехам и столь же искренне огорчался неудачам. При этом никогда не скрывал, что считает себя аниматором старой школы. Восхищался фильмами Диснея, Сутеева, сестер Брумберг, фильмами Ивана Петровича Иванова-Вано, на многих из которых еще в молодости, до того как сам стал режиссером, работал аниматором. Но в то же время с определенной долей самоиронии и удивления воспринимал то, что многие считали его родоначальником "новой волны" в советской анимации. Связано это было прежде всего с его нашумевшими первыми фильмами: "История одного преступления", "Человек в раме", конечно же, "Фильм, фильм, фильм...". Но сердце его лежало к фильмам детским, там он все понимал, именно в них разговаривал языком, внятным его душе. Фильм же "Каникулы Бонифация" вообще считал фильмом про самого себя...

- Вот Бонифаций - цирковой Лев, который ненавидит собственную работу, потому что вынужден изображать свирепого хищника, пугать публику. А он сам - несчастный, одинокий - боится. Подворачиваются, к счастью, каникулы. Оказывается, в Африке у него бабушка. В общем, фильм оказался про меня. Вкалывал Бонифаций на своих каникулах день и ночь, дети его не отпускали. И понял он, что счастлив: какая замечательная вещь - каникулы! Радость творчества, оказывается, не труд, а душевное отдохновение.

Вот на этой парадоксальной мысли о том, что радость творчества - не труд, а душевное отдохновение, я, пожалуй, и поставлю точку в своем очерке о замечательном мастере, которому вскоре исполнится 86 лет. Не стану раскрывать ее, эту мысль, не стану делиться своими соображениями и наблюдениями по этому поводу.

Федор Савельевич сказал так. Значит, так оно и есть. Мы с тех самых болшевских времен и до сих пор привыкли доверять его по-детски прозрачной мудрости. Даже если она кажется нам парадоксальной.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter