На наши вопросы отвечали: академик РАН, президент Российского философского общества Вячеслав СТЕПИН; академик РАН, директор Института философии РАН Андрей СМИРНОВ; академик РАН, научный руководитель Института философии РАН Абдусалам ГУСЕЙНОВ; ректор Белорусского государственного университета, доктор педагогических наук, профессор Андрей КОРОЛЬ; заведующий кафедрой философии и методологии науки Белорусского государственного университета, доктор философских наук, профессор Анатолий ЗЕЛЕНКОВ; директор Института философии Национальной академии наук Беларуси Анатолий ЛАЗАРЕВИЧ.
 Вячеслав СТЕПИН |
 Андрей СМИРНОВ
|
 Абдусалам ГУСЕЙНОВ
|
 Андрей КОРОЛЬ
|
 Анатолий ЗЕЛЕНКОВ
|
 Анатолий ЛАЗАРЕВИЧ
|
Анатолий Лазаревич: Эта задача обозначена названием конгресса, которое несет двоякий смысл. Прежде всего, первый белорусский философский конгресс — это единственный в мире философский форум, в котором на первый план выходит белорусская интеллектуальная традиция. Наш народ за многие века своей истории накопил опыт творческого решения противоречий, примирения конфликтов, преодоления кризисов, конструктивного диалога с соседями. Он выработал развернутую ценностную систему на принципах патриотизма, экологического сознания, социальной справедливости. Все это нашло место в белорусской философской мысли.
С другой стороны, нам удалось организовать международный диалог философов на белорусской земле. И задача состоит в том, чтобы консолидировать их усилия, выработав общий язык, синтезное понимание тех вопросов, которые стоят перед философским знанием сегодня, и общие подходы по их решению.
Именно с такой концепцией конгресса выступила год назад Национальная академия наук. Особенную, исключительную значимость ему придало приветствие, которое направил участникам конгресса Президент Лукашенко.
Анатолий Зеленков: Проблемы, во весь рост вставшие как перед развитыми, так и перед развивающимися государствами, приобретают подлинно глобальный характер. В таких ситуациях на авансцену всегда выходит философия, наступает время ее ответственности и компетенции. Ее задача состоит в том, чтобы обосновать и предложить веер возможных социальных стратегий развития.
Кризис современной цивилизации и выход из него
«СБ»: А теперь давайте перейдем уже непосредственно к тем темам, которые с помощью такого мощного интеллектуального ресурса мы можем рассмотреть. Конечно, высокую планку задал Вячеслав Степин, который определил кризис современной цивилизации, порожденный техногенным развитием. По его мнению, надо переходить к идее устойчивого развития. Разделяют ли коллеги такое же видение кризиса, каким его видит академик Степин?
Абдусалам Гусейнов: Вот надо выслушать как раз Смирнова, так как он предложил альтернативную точку зрения.
Андрей Смирнов: Я бы не сказал, что альтернативная. Просто другой срез в одном и том же сложном целом. О том, что мы называем глобальным человечеством. Я бы рассматривал его как некую сумму цивилизаций, которые возникли, как реализацию цивилизационного проекта, выдвинутого одной или группой культур. Я думаю, что сегодня в нашем мире происходит глобальное взаимодействие. Мы все ездим, оказываемся на вокзалах и в аэропортах, в ресторанах и гостиницах, где все встречаются на определенном перекрестке. Где люди говорят на совершенно разных языках. Где люди разных цветов кожи, в разных одеждах, и при этом они могут представлять конфликтующие страны. Но странным образом в таких местах пересечения они не конфликтуют. Точно так же и наш глобальный мир, если он действительно становится таким перекрестком, тоже должен быть свободным от конфликтов.
«СБ»: Это несколько утопичная надежда, так как в глобальном мире происходит столкновение различных интересов...
Андрей Смирнов: Ну конечно, в глобальном мире как раз и возникают конфликты потому, что каждый хочет в нем свое место обеспечить. И поэтому, чтобы их избежать и построить бесконфликтный мир, я думаю, что самое главное — это понимать чужую логику.
Абдусалам Гусейнов: Мы говорим о том, что сейчас современная цивилизация находится в глубоком кризисе, который затрагивает самые основы существования этого типа общества. И речь идет о развитии, начало которому положено где–то 400 — 600 лет тому назад. О Новом времени, когда общество взяло курс на научно–технический прогресс и прониклось убеждением, что можно создать рай на земле. Путем улучшения жизни, путем обеспечения благ, то есть именно внешним переустройством форм жизни. Это была основная идея. Потом человечество с огромными надеждами шло вперед и верило в прогресс. Что завтра обязательно будет лучше. На самом деле действительно в том, что касается производительных и научно–технических возможностей, сейчас достигнуты фантастические результаты. Сегодня любой средний, более–менее обеспеченный человек в западном мире, в государствах, которые все–таки где–то близко к этому западному миру, вроде Беларуси и России, живет в условиях таких благ, которые не имели в прошлом князья, цари, короли. Но это же не решило человеческих проблем. Грубо говоря, люди счастливее не стали, а более того, это породило новые проблемы. Человечество оказалось перед угрозой вообще самоуничтожения. Именно здесь как раз тупик, в самом этом идеале прогресса было что–то неправильное. Вернее, он был правильным в том отношении, что оказался успешным, но он не решал тех проблем и задач, которые ставил.
«СБ»: Так проясните, в чем вы видите суть кризиса?
Абдусалам Гусейнов: Мне кажется, что одна из принципиальных ошибок состояла в том, что можно изменить человека и взаимоотношения между людьми через изменение внешних условий жизни. Суть кризиса я вижу в том, что, избрав этот путь внешнего изменения форм жизни людей, допустили возможность управления людей людьми, допустили применение насилия и войн во благо. Когда говорят о таких понятиях, как справедливость, свобода, труд, оказалось, что все они в той или иной степени связаны с насилием и принуждением. И вот это, с моей точки зрения, было и остается до нашего времени глубочайшим пороком и причиной настоящего кризиса. И это особенно ясно сейчас, когда пришли в лобовое столкновение люди, которые представляют разные культуры. Даже внутри одной большой культуры, например, западной, они разные. Тем более они противоречивы, когда речь идет о таких культурных мирах, как Запад, Ислам, Индия.
Анатолий Лазаревич: В описании исторической динамики обычно используют пару понятий: «цивилизация» и «культура». Цивилизация — это, по–простому говоря, совокупность знаний, технических и технологических достижений. Культура же — характеристика способности пользоваться этими достижениями и создавать на их базе новые на благо человека и человечества. Кризисность современного мира — а это, как было уже отмечено, не только экономический, экологический, но и моральный кризис — проистекает из того, что компонент «цивилизации» в жизни общества опережает компонент «культуры» и даже подчиняет его себе.
«СБ»: Встает вопрос: как так сделать, чтобы все культуры существовали в гармонии, в режиме диалога?
Абдусалам Гусейнов: Есть только один путь, и он состоит в том, чтобы признать сам такой диалог абсолютной и безусловной основой существования. Отказаться от насилия и того, когда одни принуждают других, прежде всего путем прямого физического воздействия, исходя из того, что они лучше знают, что есть добро, справедливость, благо и более совершенное общество.
Андрей Смирнов: Когда мы говорим о кризисе современной цивилизации и человечества, давайте задумаемся, кто такие «мы»? От имени кого мы говорим, кого представляем. Доминирует западная культура, но не надо себе присваивать право говорить от имени всех, когда то, что не совпадает с собственными представлениями, автоматически записывается в недоразвившееся. За примерами далеко ходить не надо. Вот половина арабского мира лежит сейчас в руинах, там разрушена государственность. Под каким предлогом все это делалось? Под предлогом внедрения демократии. Как раз этой цивилизационной модели. Нужно отказаться от насилия, тут я согласен с коллегой. Почему надо это сделать? Не потому что мы должны быть хорошими, а потому что другое общество имеет такое же право, чтобы иметь собственную культуру, в отличие от моей.
Андрей Король: Когда мы рассматриваем кризис, первая ассоциация, которая у меня возникает, это определенное противопоставление человека и социума. Биант, один из семи греческих мудрецов, говорил: «Большинство — это зло». Очень емкая фраза. Также чуть раньше было сказано Лао Цзы: «Когда появилось благоразумие, тогда родился великий обман». Отсюда та манипуляция, о которой мы сегодня говорим, и та все увеличивающаяся стена между человеком и обществом, которая расширяется и расширяется. За всю историю (это данные Гугл Букс) человечеством было создано порядка 130 миллионов книг, и если оставить за скобками сугубо научные книги, то мы увидим, что многие мысли, высказывания циркулируют из одной книжки в другие. То есть копилка человечества с точки зрения разумности не увеличивается и степень обучаемости общества не меняется. Общество все сильнее влияет на человека, а он, в свою очередь, все меньше имеет рычагов влияния. И кризис, на мой взгляд, заключается в том, что человек становится все более и более монологичным, менее рефлексивным и способным сравнить себя с другими. Кстати, начиная с эпохи Нового времени человек начал строить свою индивидуальную программу жизни, уже в 20–м веке появились многие теории в социальной психологии, касающиеся построения модели поведения человека. Мы наблюдаем все расширяющиеся две антагонистические прямые, удаляющиеся друг от друга, — человек и социум.
Причина кризиса — это то, что человек все меньше и меньше способен влиять на то, что вокруг него. Ситуация еще более усугубляется, когда информации и коммуникации становится все больше, а плотность населения увеличивается. К 2040 году на планете уже будет жить 9 миллиардов человек. И вот это увеличение плотности людей ведет ко все большему уменьшению внутреннего пространства. Как у Сартра — «другой крадет мое пространство». Идет отчуждение людей друг от друга и от самого общества.
Философия способствует диалогу
«СБ»: А теперь поговорим о роли и перспективах национальной философии — немецкой, французской, белорусской. Можно ли вообще говорить о некой их особенности на фоне культурной глобализации?
Читайте также
Андрей Смирнов: Вы приводите в качестве примеров национальной философии немецкую, итальянскую, французскую. Но извините, есть европейская философия, начинающаяся с греков. У нее есть ясное начало и своя история. И есть некая глобальная, которая должна только конструироваться. Вот для европейца есть среднее звено — национальная традиция, и он может черпать из других национальных традиций, потому что они встроены в эту же общность.
Теперь российская и белорусская традиции — встроены в эту европейскую общность или нет? Мы не прошли тот путь, который прошла Европа. Может, это и плохо, а может, и хорошо. Давайте посмотрим на нашу историю, не в смысле современной России и Беларуси, я понимаю, конечно, задачи последних 26 лет, но все–таки и до этого существовала огромная история, которую мы не можем забывать или считать, что ее не было. Есть же тот общий ресурс, на который можно опираться. Есть понятие всечеловеческого, которое в русской философской традиции развивалось. Данилевского, например, а также часто Гоголя в этом ряду упоминают. Это именно та матрица, которая позволяет разнологичным культурам бесконфликтно сосуществовать, без насилия. Это та матрица, которая отрицает насилие к иным культурам. Условно говоря, не рубите чужие пальмы и не сажайте там свои елки.
Анатолий Лазаревич: С концепцией всечеловеческого прекрасно гармонирует идея универсального философского знания. Ничем иным, как стремлением обосновать систему знаний и принципов, истинную для всех людей на все времена, и вдохновлялись философские поиски с античных времен до наших дней. Но пути достижения этой цели, естественно, различные, как отличаются языки и стилистики мышления, характерные для разных культур. Здесь я снова обращусь к диалектической паре «культура — цивилизация». Николай Бердяев говорил: культура имеет национальную, почвенную природу, тогда как цивилизация — интернациональную. Естественно, они не могут существовать друг без друга. Но там и тогда, где между ними возникает дисбаланс, философия может и должна отрегулировать его. Именно потому, что философия всегда «начинается» с осмысления национальной культуры, национального духа и восходит к пониманию всечеловеческих универсалий, выраженных средствами национального языка, но прежде всего — в стилистике мышления, отражающей исторический путь того или иного народа. Поэтому любая национальная философия рано или поздно приобретает глобальное измерение, но при этом служит и основой, и инструментом формирования и сохранения национальной идентичности.
Кроме этого, мы должны помнить, что философия, как и любая дисциплина, — это не просто система знаний, но и определенная форма социальной деятельности. Философские учреждения выполняют государственный заказ, оказывают экспертные услуги, и в этом смысле инструменты национально–государственного влияния на философский процесс, как и соответствующая размерность философии, достаточно очевидны.
Андрей Король: Мне близка формулировка Гессена: образований столько, сколько существует культур. В этой связи каждая система образования зиждется на определенных культурных предпосылках. И философия, скажем, как экстракт определенной культуры, безусловно, имеет право существовать в рамках какой–то национальной идеи.
Абдусалам Гусейнов: Я хочу добавить такое замечание. Философия всегда по определению существует во множественном числе, так было и в Европе. Она плюралистична — есть философия Гегеля, Канта, Декарта. С самого начала она развивалась в многообразии школ. Киники говорили, что лучше удавиться, чем наслаждаться. Киренаики, наоборот, считали, что счастье — в удовольствии. Много есть разных школ. А вот в Новое время это разнообразие школ в каком–то смысле распределилось по нациям. Национальная философия состоит не в том, чтобы заниматься историей определенной нации, ее культурой. Скорее, она должна сделать особый акцент в самой философии, придавая некую ментальность нации. Английская философия — эмпирична, немецкая — это мистика, метафизика. Есть разные особенности, в этом выражается национальный акцент философии. Я могу сказать, что смысл национальной философии состоит в том, чтобы нацию включить в мировое движение. Если видеть идею национальной философии в том, чтобы доказать, что украинцы — не русские, а русские — не белорусы, тогда это полная ерунда. Не от этого надо идти, как мне кажется. Европейские национальные философии никогда этим не занимались.
«СБ»: Цивилизационная и культурная миссия Беларуси в качестве молодого суверенного и независимого государства как раз и заключается в налаживании социального пространства диалога и взаимодействия между Востоком и Западом. На это направлены мирные инициативы и предложения по организации на своей территории различных международных контактов, политических консультаций и межкультурного диалога. Как вы оцениваете этот белорусский вклад в европейскую и шире — общецивилизационную общность?
Анатолий Зеленков: Эту общность мы можем видеть на примере нашего знаменитого просветителя Франциска Скорины: если бы он не попал в Падую, был бы ли он вообще для нас тем Скориной, которым является сегодня? Если бы Марк Шагал остался в Витебске и не поехал бы в Париж, был бы он для нас тем Шагалом, о котором мы сегодня говорим?.. И сегодня, когда Беларусь развивается как суверенное европейское государство, именно национальная философия может поспособствовать тому диалогу и взаимодействию, которые стали сутью нового имиджа Беларуси. Установка на диалог проявляется в том числе и в форме такого академического дискурса, как наш «круглый стол».
Читайте также
Институт философии организует выполнение заданий государственных программ научных исследований по философии и смежным дисциплинам. На нашей базе создан первый в истории Беларуси научно–практический кластер по философским наукам — Республиканский центр фундаментальной и практической философии.
Абдусалам Гусейнов: Философия должна рассмотреть, что такое диалог, поскольку Беларусь делает акцент именно на посредническую миссию. Это огромная традиция, есть философия диалога, вот переводите его на свою почву, спорьте, устраивайте «круглые столы». Разбирайте именно эту проблематику. Доказывайте продуктивность диалога по сравнению с монологом и другими вещами. Если вы считаете правильным и хотите способствовать диалогу, то именно это, собственно, и есть философская задача, ее выдумывать не надо. Вот Платон писал диалоги — это же один из самых популярных философских жанров. Потом есть наш российский опыт, например, Бахтин — один из ключевых мыслителей в области диалога.
Как воспитать homo sapiens, homo humanus
«СБ»: Эта миссия Беларуси во многом зависит от того, насколько успешно будет сформирована соответствующая культура гуманитарного мышления. Почему для человека и общества так важен диалог?
Андрей Король: Должен заметить, что моя собственная научная сфера изысканий — это педагогика диалога, которая во многом основана на философии диалога. И его я рассматриваю не как форму, а как методологический принцип построения системы образования. Когда ученику дается возможность познавать мир исходя из его особенностей. Это система, которая построена на возможности задавать вопросы.
Если же говорить о роли Беларуси как пространстве диалога и взаимодействия миров... На мой взгляд, в точке пересечения многих миров происходят удивительные вещи, там происходит мотивация. Мотивация вообще возрастает там, где есть разнородный смысл. Когда эта разнородность исчезает, то ничего нового не способно появиться. Что мы сегодня и наблюдаем как девальвацию определенных ценностей, стилей и вырождение многих и многих вещей в общеевропейском контексте. Вот почему наше государство говорит сегодня о многообразии культур, о культурном разнообразии человечества и о многополярности мира как о благе для всех. На мой взгляд, там, где есть возможность увидеть различия одной и другой цивилизации и возможность построить определенное взаимодействие, там есть много потенций для развития своей мысли, культуры и даже экономических связей.
«СБ»: Тогда именно к вам заключительный вопрос как к руководителю главного университета страны, где во многом закладывается будущее. Весьма символично, что первый белорусский философский конгресс прошел в Год науки. Сегодня будущее страны в огромной степени зависит от развития науки и высоких технологий. В то же время сами по себе наука и техника не гарантируют построения справедливого и гуманного общества. Какой вам видится сама философия образования и воспитания, чтобы обеспечить новое развитие человека и общества?
Андрей Король: Глобализационный кризис в мире затрагивает сферу образования. Необходимо обращение к человеку: выявить, раскрыть и реализовать его потенциал. Это возможно в диалоге ученика с внешним миром. И здесь у нашей страны большие возможности. Сейчас приходится слышать полярные точки зрения. Первое — так жить нельзя и надо что–то менять. Это мнение практиков, учителей, преподавателей. С другой стороны, есть мнение о том, что ни в коем случае нельзя больше экспериментировать с образованием, это табу, это очень консервативная сфера, здесь никаких изменений быть не должно. Взвешивая две эти точки зрения, наверное, можно сказать, что правы и те и другие.
Конечно же, есть внешняя среда и социум, которые оказывают влияние на университеты, на саму систему образования. С другой стороны, если мы выпускаем специалистов с красными дипломами, с определенными регалиями, тогда почему так мало достижений в экономике? Почему нет прорывных решений, когда от руководителя зависит очень–очень многое? Отвечая на этот вопрос, могу сказать, что во многом проблемы сегодня связаны с развитием основных сфер общества и основаны на том, что мы готовим выпускника монологичного (если говорить в этих категориях диалог — монолог). Что это значит? Мы пытаемся донести определенную сумму информации, дескать, это есть сумма наук. Хотя образование — это не академичность и не сумма наук, это нечто большее. Это еще и те изменения, которые с человеком происходят. Мы считаем, что он экипирован всем необходимым, чтобы быть эффективным, успешным и в жизни, и в профессии. По большому счету, этот монолог, он не учитывает самого человека и возможности, которые в нем есть, чтобы реализовать свой потенциал. Давайте тогда ответим: для чего же мы все–таки учим человека?
Мы учим его как экипированного определенными достижениями человечества. Аристипп, по–моему, один из любимых учеников Сократа, говорил о том, что если кто–то много ест, это еще не значит, что он здоров. Много знаешь — это формализм в педагогике, когда раньше можно было позволить быть и музыкантом и математиком. Сегодня несколько другое время. Я глубоко убежден в необходимости другого подхода. Когда ученику предлагается не готовая информация, а возможность быть познавателем мира. Если перевести в плоскость образования, то сегодня нужно посмотреть критично, насколько мы используем в системе образования формы и методы диалога, которые смогли бы раскрыть ученика. И главное — мы не должны превращать образование в трансляцию информации. Мы должны дать возможность каждому ученику познавать мир, исходя из его особенностей.
romanova@sb.by
bakun@sb.by
