Издательство Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук выпустило в свет коллективную белорусско-российскую монографию «Белорусы в Сибири: сохранение и трансформации этнической культуры», подготовленную учеными Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси и Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Книга стала первым комплексным исследованием традиционной культуры белорусов.
О значимости исследования свидетельствует престижная награда: премия РАН и НАН Беларуси 2012 года за выдающиеся научные результаты в области социальных и гуманитарных наук. О сотрудничестве ученых двух стран и истории появления книги рассказывает руководитель белорусского коллектива – кандидат филологических наук Александр ТИТОВЕЦ.
– В 2006 году я принимал участие в работе Международного конгресса фольклористов в Москве. На одной из секций познакомился с коллегой из Новосибирска – доктором исторических наук Еленой Федоровной Фурсовой. Поскольку мы объединены общим научным интересом, я предложил подать совместную заявку – одновременно в Белорусский республиканский фонд фундаментальных исследований и Российский гуманитарный научный фонд. Заявка прошла, и с 1 апреля 2007 года по 31 марта 2011 года мы успешно осуществили два проекта. В книгу попала лишь малая толика собранных за это время материалов.
– От Минска до Новосибирска – больше четырех тысяч километров. Как вам удалось работать в коллективе, разделенном столь солидной дистанцией?
– В рамках обоих проектов роли распределились так: белорусская сторона исследует традиционную народную культуру на этнической, материнской территории. А российские коллеги занимаются изучением традиционной культуры белорусов-переселенцев в своем регионе. Конечно, работать так непросто. Но главное, что есть результат.
– Откуда и когда пришли белорусы в Сибирь?
– Начиная с XVII века наши земляки несли службу и активно участвовали в культурно-хозяйственном освоении сибирских земель. Крупные волны переселений отмечены в XIX столетии, начале XX века, в 20-х годах прошлого столетия…
В полной мере судить о масштабах этих переселений сложно, так как этническое сознание переселенцев часто размыто, они порой определяют себя как «литвины», «русские», «поляки». Думается, основной поток связан с так называемой Столыпинской аграрной реформой. В начале прошлого столетия белорусы уезжали в Сибирь целыми общинами, особенно из Могилевской и Витебской губерний. На современных сибирских просторах есть белорусские деревни, в которых живут потомки переселенцев из тогдашней Гродненской губернии. Плотность населения в этих европейских регионах была достаточно высокой, плодородных земель не хватало, а Столыпинская реформа давала переселенцам землю, «подъемные» и налоговые послабления в первые годы на новом месте.
– Если белорусы переселялись не только семьями, но и общинами, то в Сибири должны быть полностью белорусские поселения...
– В книге есть приложение со списком полностью или преимущественно белорусских поселений. А в некоторых населенных пунктах отмечены “вкрапления” белорусов, ведь порой переезжали одна или несколько семей. Наши земляки оседали в Новосибирской, Омской, Тюменской, Кемеровской, Читинской областях, Красноярском крае. Исследователи нашли даже белорусскую деревню под Тюменью, хотя от Новосибирска до Тюмени около тысячи километров.
Почему люди стремились переезжать целыми деревнями? Потому что хотели сохранить свой традиционный жизненный уклад, привычные отношения в роду, между соседями. Сохранить таким образом свой собственный мир.
Они приезжали, и вместе с жильем строили моленную или церковь. Это очень важно: моленная или церковь – место сбора общины. Те, кто осваивал сибирские земли, порой тяжело переживали расставание с “батьковщиной”, привыкание к незнакомому неизвестному краю. Чтобы не потеряться в этом космосе, они, сами того не осознавая, старались сохранять свое, традиционное.
Это не значит, что не было взаимопроникновения и взаимовлияния культур. Неизбежно что-то утрачивалось и менялось, белорусы заимствовали у соседей новые ремесла, одежду, обувь, неизвестные ранее приемы рукоделия. То есть шел межкультурный обмен, все нежизнеспособное утрачивалось. Но ядро сохранялось: изменения происходили по периферии этого ядра.
– Большое видится на расстоянии. Может быть, сибирские белорусы помогли исследователям узнать нечто новое о “белорусских белорусах”?
– Не хочу использовать такое громкое слово, как пассионарность, но для белорусов – по крайней мере, прежних – характерно стремление созидать, куда бы они ни попали. Я это считаю национальной чертой белорусов.
Параллельно колонизации шел “обратный процесс”: некоторые переселенцы возвращались. Выводы Елены Фурсовой свидетельствуют, что из Сибири уезжали в поисках более благоприятных условий жизни в основном украинцы и поляки. Белорусы оставались и обживались.
Немного отклонюсь от темы. Я родом из Крупского района, возле моей деревни Селище есть деревня Матошка, некогда она была заселена белорусами-католиками. В ней жила семья Горецких – возможно, даже родственники классика белорусской литературы Максима Горецкого. Горецких на заре советской власти репрессировали и сослали в Мурманскую область. Они и там развернулись настолько, что их репрессировали вторично, а главу семейства 1869 года рождения расстреляли. Этот факт местный краевед Михаил Адамович Баравуля нашел в интернете, изучая списки репрессированных. Ошибки быть не может, так как напротив фамилии Горецкого указана его родина – белорусская деревня Матошка.
Еще пара исторических фактов, характеризующих присущий белорусам настрой на созидание. Основатель Чилийской минералогии и этнографического музея, ректор Чилийского университета в Сантьяго Игнатий Домейко – белорус, эмигрировавший после восстания 1830—31 годов. А в книге русского писателя Ивана Гончарова “Фрегат “Паллада” упоминается первый официальный консул Российской империи в Японии (в 1858—65 годах.), автор первого в России японско-русского словаря (1857 года) уроженец белорусских земель Иосиф Гашкевич. Наш земляк сделал очень много для изучения Юго-Восточной Азии, Южной Африки.
Белорусы всегда созидали, создавали – в разных странах, условиях и ситуациях. Горецкие – не единственная репрессированная семья. Многие белорусские переселенцы в Сибири также были раскулачены в 20-е годы прошлого столетия. Белорусские семьи были большие, привычные к тяжелой работе, вот и разживались даже в таких суровых условиях.
– Сколько же сегодня белорусов в Сибири и не утратили ли они связь с исторической родиной?
– Ни я, ни российские коллеги не знают, сколько точно в Сибири белорусов. Елена Фурсова, отвечая на мой вопрос о составе населения Новосибирской области, назвала цифры по переписи 2002 года: 94,3 процента – славяне, 1,8 процента – немцы, 3,9 процента – иные национальности. А ведь есть еще Красноярский край, по площади равный территориям четырех Франций, Тюмень…
Было бы очень хорошо, если бы властные структуры Союзного государства приняли совместную научную программу. Чтобы в Беларуси это направление развивалось, у нас появились аспиранты-исследователи традиционной народной культуры переселенцев. И, конечно, чтобы белорусские фольклористы, этнографы, языковеды, диалектологи, философы, историки могли съездить в экспедицию, на стажировку в Сибирское отделение РАН или научные учреждения других стран, где живут этнические белорусы. В какой-то мере все это будет реализовываться и так, но хотелось бы видеть программу государственного уровня.
– Поймет ли сегодня «белорусский белорус» мову (язык) своего сибирского земляка?
– Вспоминается материал российского коллеги Александра Ивановича Голомянова, который называется так: «Кто з Могулёва – тот налёво». Вот вам и пример произношения белоруса-сибиряка. Конечно, поймут два белоруса друг друга, особенно если речь идет о 70–80-летних жителях белорусской деревни. Я уже не говорю, что обязательно поймут научные работники.
Исследование традиционной народной культуры, аккумулирующей в себе богатейший исторический опыт предыдущих поколений, – это тот ключ, который необходим нынешним и будущим исследователям, политикам, государственным деятелям. Мне кажется, что перспектива сохранения цивилизации базируется на функционировании традиционных народных культур. Если бы их не было, не стало бы вариантов для выбора решения, общения.
