«Мафия» — термин итальянский. Его этимология доподлинно не установлена, однако большинство лингвистов склоняются к тому, что это искаженное арабское слово «махиас», которое переводится как «хвастливый, дерзкий, предприимчивый». В чем можно быть стопроцентно уверенным, так это в том, что первая по-настоящему мафиозная группировка на территории, которую занимал бывший Советский Союз, возникла в Беларуси (тогда еще в БССР). Это было задолго до скандально известных «хлопковых дел».
В 1970 году по обвинению в получении крупной взятки был арестован начальник жилищного отдела Ленинского райисполкома Минска некто Рудаков. При обыске в его квартире были найдены золотые червонцы царской чеканки, что в те времена квалифицировалось как «незаконные валютные операции», — расстрельная статья.
Понимая, что влип по самые бакенбарды, Рудаков начал активно сотрудничать со следствием. Он признался, что отсидел десять лет в колонии за растрату, где обучился специальности зубного техника, после чего на родине, в Орше, купил в милиции «чистый» паспорт с чужой фамилией. А червонцы ему нужны были для того, чтобы на дому подрабатывать протезированием зубов. Приобретал он монеты у заведующего овощным складом Оршанского райпотребсоюза Ефима Рыжика.
Оперативники КГБ задержали Рыжика, и тот пояснил, что купил тридцать три червонца у какого-то заезжего продавца. Учитывая, что один червонец весил 8,6 грамма, а грамм золота в начале семидесятых стоил 38 рублей, получалось, что Рыжик выложил из кармана без малого 11 тысяч честно заработанных рублей. И это при официальной зарплате в 100 рублей!
— Ну что? — весело спросил следователь. — Сами колоться будете или ревизию напускать?
Ревизии Рыжик не хотел, хотя и понимал, что в его положении ревизия будет в любом случае. Он рассказал, что на его складе хранятся тонны неучтенной сельскохозяйственной продукции, как и на других предприятиях Оршанского райпотребсоюза, а руководит всем процессом сам председатель союза Матвей Борода.
Операция «Кооперация»
Система потребкооперации в СССР создавалась для скупки у крестьян продуктов питания, их переработки и продажи населению. Потребсоюзы владели многочисленными магазинами, колбасными и консервными цехами, столовыми, скотобойнями и хлебопекарнями. Поскольку для закупки товаров выделялись живые деньги, возможности для злоупотреблений были огромные. Все — от политбюро до последнего пенсионера — знали это, но считали чем-то само собой разумеющимся.
К тому же была у потребкооперации еще одна особенность, выгодно отличающая ее от остальных отраслей экономики. В ней самые шальные деньги могли украсть не начальники, а, наоборот, работники низового звена, прежде всего заготовители.
Механика хищений была проста. Государство централизованно утверждало цены на закупку продовольствия. Но малограмотные колхозники этого не знали, поэтому заготовитель без зазрения совести мог торговаться сколько душе угодно. Доходило до того, что некоторые из подчиненных Бороды выплачивали крестьянину не более
20 процентов, а разницу клали в карман.
Чемпионами в этом «виде спорта» были заготовители Глезин и Бельковский. Каждый из них закончил лишь два класса средней школы, и отчеты и расписки они составляли с такими дикими грамматическими ошибками, что разрыдался бы даже неграмотный неандерталец. Вот образчик шедевра, сохранившегося в материалах дела: «Зоплачено Кулеку Еримею Аванавичу 34 трицать четыре ру. за принитый у нево агурак».
За неделю у Глезина и Бельковского оседало по тысяче рублей. Конечно, не все из них доставались заготовителям: половину приходилось отстегивать наверх — директору заготконторы Шлесину, а тот в свою очередь половину половины переправлял непосредственно Бороде.
Но даже такие сумасшедшие деньги не шли ни в какое сравнение с сокровищами, которыми ворочала заведующая колбасным цехом Екатерина Киршенкова. У нее возможностей было неизмеримо больше. Самый простой трюк заключался в том, что колбасу цех изготавливал не по ГОСТам, как того требовал закон, а на глазок.
Советские ГОСТы были очень жесткими. В них четко регламентировалось, сколько каких ингредиентов требовалось класть в фарш. Так, даже в колбасе третьего сорта крахмала или муки не должно было быть больше тридцати процентов. Киршенкова же в докторскую высшего сорта засыпала не менее пятидесяти! Знать, с тех времен сохранилось в народе убеждение, что всю колбасу делают из туалетной бумаги. А самое богатое «месторождение» Киршенкова нашла на приемке туш. Она получала в банке деньги для приобретения упитанного скота, а в документах показывала, что сдают ей исключительно субпродукты: почки, легкие, рубцы. В общем, рога и копыта.
На этих подтасовках Киршенкова лично имела «после уплаты всех налогов» до 400 рублей в день! Это при том, что оклад районного прокурора Дунаева составлял 95 рублей. Люди со смешанными чувствами наблюдали, как Дунаев по утрам поджидал заведующую у входа в цех и, унижаясь, стрелял у нее рубчиков по пятьдесят—сто.
Примерно раз в неделю вся районная прокуратура в полном составе милостью райпотребсоюза выезжала на пикники. Следствию удалось доказать не менее тридцати таких эпизодов. Там служители закона упивались до кровавой блевоты так, что до дома дойти не могли. Тогда помощники Бороды развозили их по служебным гаражам потребкооперации, где невменяемая толпа и отсыпалась среди шин и канистр.
Спрут
Мафия — это не просто преступная организация. Это преступная кодла, которую крышует власть. Поэтому-то следствие и вел КГБ: все остальные структуры в районе и области были давно подкуплены. Помимо районной прокуратуры и милиции, благосклонностью Бороды пользовались начальник Витебского облпотребсоюза, первый секретарь райкома КПСС, председатель Оршанского горсовета и председатель райисполкома, прокурор Витебской области, первый секретарь обкома и десятки других чиновников областного масштаба.
Но самое интересное, что из рук Бороды кормился даже председатель комитета по кинематографии при Совете Министров БССР Белявский. Этот-то зачем нужен был Матвею Захаровичу?! Кино, да и только…
Имея столь мощную поддержку наверху, Борода был некоронованным теневым хозяином района. Через его руки проходили такие богатства, о которых простые советские люди и мечтать не смели: ящики французского коньяка и элитных экспортных водок, норковые шубы, ондатровые и пыжиковые шапки, мебельные гарнитуры, которые он дарил нужным людям. Ему позволялось покупать кооперативные квартиры и перепродавать их. Однажды следователю Оршанского РОВД Куликову втемяшилось в голову приобрести мотоцикл «Ява» (по тем временам для автолюбителей такое чудо было сравнимо с сегодняшним «мазератти»). Он обратился к Бороде. Матвей Захарович связался со своими знакомыми в Москве, и через несколько дней мотоцикл был доставлен на оршанский вокзал в грузовом вагоне.
Куликов сел на свое рогатое чудо и уехал. Покупку и доставку оплатил Борода (кстати, этот факт свидетельствует о том, что и в столице СССР кое-кто не брезговал подарками).
В свою очередь высокопоставленные руководители не оставались в долгу. Их стараниями Борода был награжден Почетной грамотой Верховного Совета СССР, и уже готовились документы о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда. Еще бы: фронтовик, орденоносец, председатель лучшей в Советском Союзе потребкооперации!
Когда указ лежал на столе у высшего руководства страны, Бороду арестовали. Подозреваю, что момент был выбран не случайно. Какой бы случился конфуз, если бы пришлось сажать действующего Героя!
Мафия бессмертна?
Вначале Борода начисто отрицал обвинения, хотя ко дню его задержания подчиненные каялись, словно члены «Союза меча и орала», и выдавали следствию все, что «нажито непосильным трудом».
К слову, Екатерина Киршенкова оказалась единственной, кто сдал все до копейки, объяснив, что ни на минуту не сомневалась, что рано или поздно ее арестуют и все наворованное придется вернуть.
Деньги и ценности были расфасованы в стеклянные банки, запрятаны в подвалы, схоронены по соседям. Особенно отличился заготовитель Глезин. Очень уж не хотелось ему расставаться с добром, поэтому признавался он со скрипом. Вначале выдал трехлитровую банку, которую закопал в братской могиле военного кладбища; через несколько дней указал место на своем приусадебном участке, где зарыл второй «сейф»; а спустя некоторое время «отжалел» и третий тайник: он находился в могиле его матери. Заведующий кожевенным складом Канович свои деньги переводил в ювелирные украшения: кольца, серьги с бриллиантами, золотые часы…
Единственный, кто так и не сдал ни копейки, был сам Борода. Видимо, он надеялся, что покровители вытащат его из беды. Наивный, хоть и работник торговли! Чего стоит услуга, если она уже оказана?! К тому же следствие медленно, но верно поднималось к самой верхушке власти.
Первый секретарь Оршанского горкома Иванов спешно был назначен директором ПТУ; заместитель директора Витебской областной заготконторы Винников — на должность охотоведа; заместитель председателя облисполкома Соколов получил выговор. Но на этом все и заглохло: не могла партия допустить такого грандиозного скандала. К тому же, по слухам, сам Петр Машеров сказал следователям: «Если вы пойдете дальше, мне придется сажать весь Совет Министров».
Поэтому к суду привлекли только работников потребкооперации по пресловутой статье 91-1 Уголовного кодекса «Хищение государственного имущества в особо крупных размерах». Общая сумма похищенного, которую смогли доказать следователи, составила без малого миллион рублей. Если мы вспомним, что в те времена доллар стоил около шестидесяти копеек, то получается, что группа Бороды вместе с крышей присвоила свыше полутора миллионов баксов — сумасшедшие даже для нашего времени деньги.
Во время процесса бухгалтер потребсоюза Евтуховская сошла с ума и попыталась покончить с собой. Несколько раз ее вытаскивали из петли, которую она сплетала из собственных чулок, откачивали после того как она травилась лошадиными дозами люминала, а когда попыталась проглотить битое стекло, ее признали невменяемой и отправили в сумасшедший дом.
Суд приговорил преступников к различным срокам от 10 до 12 лет. Самому Бороде дали 15. Из колонии он не вышел — инфаркт.
