Вот и на этот раз, показав охраннику на входе служебное удостоверение и побеседовав с ним о последних новостях города, прошел по территории учреждения. Здесь, как и везде в стране, готовились к майским праздникам — красили фасады и скамейки, белили деревья. Я спустился к берегу и подошел к прогулочному пароходу. Боже мой, он все еще здесь и, как говорят, обслуживает отдыхающих, вывозя их на прогулку по окрестным местам.
Когда-то здесь, у пристани, он стоял не один. Родители брали билеты в кассе на большом дебаркадере, и мы плыли в сторону Жлобина. Молодые отец и мать стояли на палубе и вместе со мной любовались живописными пейзажами. В деревне Панкратовичи, где родилась мать, нас уже ожидали дедушка и бабушка. К ней, к этой милой деревеньке, сойдя на берег, следовало еще пройти огромным лугом несколько километров. До сих пор временами мне чудится тот запах разнотравья. Как же любил я эти плавания из города в деревню, как обожал эти белые пароходы.
С самой Березиной у меня связано немало воспоминаний. Там я поймал своего первого в жизни сома, еще будучи мальчишкой. Однако больше тревожат память все же другие воспоминания…
На берегах реки стояли дома двух приятелей моего отца. Первого звали Иваном Ивановичем. Он был мастером по ремонту музыкальных инструментов. Когда отец очень серьезно заболел, он принес нам в дом старенький, но все еще работающий баян, и мне наняли учителя. Отец очень хотел, чтобы я научился играть на этом инструменте. И я старался не огорчать отца-фронтовика. Уже сносно играл «Рябину кудрявую», вальс «На сопках
Маньчжурии» и подбирался к полонезу Огинского. Но отцу было все хуже, и вскоре его не стало. Через две недели после похорон к нам пришел Иван Иванович, дружбой с которым отец так дорожил, и забрал баян. Раньше я слышал, как папа отдавал ему деньги за этот старенький инструмент, но что я мог тогда сказать старому приятелю отца?
Другой его друг по имени Виктор тоже жил на берегу Березины. Отец привязывал у его дома шикарную лодку, которую заказал умельцам. Когда выпадало время, папа рыбачил на этой лодке, и даже весьма удачно. К слову, тогда, в годы моего детства, рыбы в полноводной Березине было предостаточно. Пользовался этой лодкой и приятель отца Виктор.
Мать растила меня с братом на свою небольшую зарплату. Много денег было потрачено на лекарства, и она не скрывала, что семью ждут нелучшие времена. Тогда я поехал к Виктору, чтобы он помог продать мне эту лодку, но услышал, что он ее давно выкупил у отца. Врал безбожно! Потом, правда, видя, как я огорчился, достал какую-то смятую денежку и протянул мне. Я не стал спрашивать, где оставшиеся после папы его рыболовецкие снасти, в том числе и какие-то очень редкие и дорогостоящие японские крючки, и ушел.
Это был первый серьезный урок в моей жизни. Потому, видать, и запомнил имена тех «друзей» отца. Суть урока была такова: ты, парень, в этой жизни можешь надеяться только на себя.
Мать была права. Время было непростое, послевоенное, и семья испытывала трудности. Мне пришлось продать даже любимых кроликов. Один из них по имени Рыжик был особенно мне люб. На прощание я поцеловал его в мягкий и теплый нос и отнес на базар последним…
Порой думаю: что-то все же остается в генах… Вот от отца мне передалась страсть к рыбалке, а внучка души не чает в декоративном кролике, живущем у нас в доме в большой и удобной клетке. Но это я так, к слову. Очень уж пронзительными бывают воспоминания о далеком минувшем.
Уходя с берега к машине, я вновь заговорил с охранником. Узнал от него (слышал ранее и от других), что летом моя любимая Березина заметно мелеет и на большой луг, что раскинулся на другом берегу, можно в некоторых местах перей-ти, как говорится, пешком. Я тут же вспомнил паром, который перевозил людей в те годы на прекрасный песчаный пляж за пять копеек.
— Вы можете попрощаться со своим белым пароходом, — сказал мне в заключение охранник. — Наш единственный экземпляр сейчас в основном простаивает и плавает только после больших дождей. Скоро и его уберут за ненадобностью.
Как же многое изменилось за одно только поколение… Понадобилось всего три-пять десятков лет, чтобы некогда судоходная река забыла даже о бакенах на своих берегах.
Дело даже не только и не столько в моей или вашей, читатель, ностальгии. Жалко такие красивые реки, как Днепр, Двина, Неман… Они просят нашей помощи, а мы не в силах им помочь и даже спасти. Может, оттого мы бессильны, что обмелели наши души? Вряд ли, хотя и в этом есть что-то… Просто новое время навалило на наши головы и плечи столько проблем, что мы оказались не в состоянии со всеми справиться… У себя в Беларуси мы еще как-то пытаемся не сильно обижать природу, помогать ей. Мечтаю, что, может быть, дойдут руки даже до рек. Знаю, например, что в Европе стараются помочь Дунаю, который тоже стал заметно мелеть. Многое делается в России для спасения и сохранения озера Байкал. В целом в разных концах планеты люди понимают, что, помогая природе, заботясь о ней, мы помогаем самим себе. Так неужели нашего чувства самосохранения окажется недостаточно, чтобы дарами и красотой нашей планеты могли пользоваться и наши потомки?
