Илья Сильчуков — молодой баритон белорусской оперы. Кажется, первый Онегин за всю историю театра, возраст которого совпал с реальным возрастом героя пушкинского романа в стихах. Но в отличие от своего героя, дожившего «без цели, без трудов до двадцати шести годов», Илья работает много и упорно. И это приносит результаты. Призовые места оперных конкурсов Беларуси, России, Казахстана, Эстонии, Швеции, Словакии, специальный приз Союза театральных деятелей России «За высокое актерское мастерство и яркую актерскую выразительность». Три недавних победы: премии конкурсов Bella voce в Москве, престижный Vocal Genial в Мюнхене, Klaudia Taev Competition в Пярну.Впрочем, конкурсы — результат, видимый всем. «Черный хлеб» будней, где находится место и ошибкам, и неверию в себя, и неудачам, и моментам отчаяния, неведом окружающим. Разговор наш мы как раз начали
с неудачи — Сильчуков не прошел во второй тур Международного конкурса имени П.Чайковского...
— Прошли наши солисты Татьяна Гаврилова, Эдик Мартынюк, но в финал тоже не попали. Наша последняя победа на этом конкурсе, если мне не изменяет память, была в 1974 году. Тогда четвертую премию получил Валерий Кучинский.
— Илья, зачем, на ваш взгляд, сегодня нужны конкурсы?
— Помимо всего прочего, они имеют утилитарное значение — просто помогают поправить финансовое положение. Редко удается заработать что–то существенное, а конкурсные суммы имеют значение. Лишняя тысяча евро никому не повредит. Вдобавок помогают оценить себя со стороны. Когда поешь в театре, профессиональное ухо коллег к тебе привыкает. Очень важно поехать, чтобы послушать других, показать, чего ты стоишь. Конкурсы всегда держат тебя в тонусе, в форме. Юра Городецкий, наш молодой тенор, мой друг, ездил недавно на очень престижный ежегодный конкурс имени Франсиса Виньяса в Барселону и получил там одну из премий. Таня Гаврилова, Эдик Мартынюк — уже довольно матерые наши солисты — тоже стараются ездить. Кстати, полуфинал на конкурсе Чайковского, в который они попали, — это значительный успех.
— Где вам легче выступать — в Западной или Восточной Европе?
— Для меня лично — в Западной. В Восточной есть такой эстетический ориентир — если уж голос, так голос, громоподобный вокал! На конкурсе Чайковского, например, голосом нужно было просто «бомбить». А в Западной Европе считают, что он должен быть естественным. Акустика это позволяет, там ничего не нужно форсировать.
— Илья, вы влились в труппу белорусского оперного театра в 2005 году. Расскажите, как это происходило. Все–таки театр — огромная махина со своими традициями. А также подводными камнями...
— Я бы не сказал, что было тяжело.
— А кто–то с вашего курса еще пришел в труппу?
— Нет. Наташа Кулагина, моя однокурсница, попала в музыкальный театр. В оперный — один я. Меня заметили еще на конкурсе имени Ларисы Александровской в 2004 году. В апреле — мае 2005–го поступил в театр и в июне уже пел на сцене Онегина. Это был мой дебют. Такое не забывается...
А 1 сентября театр закрыли на ремонт. Это, конечно, плохо, но, с другой стороны, я уверен, что все стрессы и трудности всегда открывают в человеке новые возможности. Любой негатив несет в себе и что–то положительное, если правильно к нему отнестись и попытаться преодолеть. На сцене ЦДО как начинающий певец я чувствую себя даже более уютно, но на ней тяжело добиться нужного эффекта. Оркестр играет прямо в зал, полпартера тебя просто не слышит. У нас вообще залы не для солистов.
— Вы сейчас заняты в четырех спектаклях: «Евгений Онегин», «Иоланта», «Джанни Скикки», «Терем–теремок». Неплохо для молодого солиста?
— Я доволен объемом работы, который мне предоставляют.
— Расскажите о себе. Вы из музыкальной семьи?
— Да. Папа и мама пели в церковном хоре. Потом отец работал какое–то время в хоре Белорусского ТВ и радио у Виктора Владимировича Ровдо. Родители отдали меня в эту профессию сознательно. Они считали, что если Бог дает какие–то дары, ими нужно делиться.
— Как вы относитесь к тому, что многие режиссеры сегодня пытаются преодолеть статику оперного жанра — например, действие «Севильского цирюльника» могут перенести в сумасшедший дом? Вы готовы участвовать в такой постановке?
— У нас уже есть «Записки сумасшедшего» в репертуаре. (Смеется.) С какими–то для себя личными фильтрами да — готов. Если это оправданно художественно и если чувствуешь, что тебя это задело и ты готов сказать простое: «Верю!» На открытии конкурса в Пярну была в подобном стиле «Кармен». На сцене большая фабрика — с поршнями и шестеренками. Все работает, дымит. Солдаты в современной форме. Микаэла выходила на сцену босиком. На заднем фоне оркестра шумел лес и пели птицы. Это классно смотрелось. Я бы хотел в такой постановке участвовать.
— На ваш взгляд, такая постановка может появиться в Минске? Маргарита Изворска считает, что оперный театр своего зрителя не воспитал. Он не готов не только эксперимент воспринимать, но и чистую классику.
— Мне кажется, здесь проблема еще глубже. Не только оперный театр не воспитал своего зрителя, а вообще наши театры. Когда у нас обсуждают проблемы футбола, корни их не в том, что нет футбольных полей, а в том, что нет хороших детских спортивных школ. Эта проблема началась еще 15 лет назад. Работа с детьми, которая проводилась в советское время, при всех минусах той эпохи развивала преемственность в музыкальном воспитании, прививались азы. Сейчас это утеряно. Оперное пение для них существует на уровне анекдотов, пародии — две толстые тети вышли и что–то спели. У них нет инструментов для расшифровки оперного жанра. На мой взгляд, массовым театр в XXI веке уже не станет. Он останется увлечением для избранных. Но я вижу, что сейчас, помимо людей, которые ходили в оперный 25 — 30 лет назад, начинает появляться маленькая прослойка молодежи, которая приходит сюда осознанно, чтобы учиться, вникать в суть.
— После Москвы и Мюнхена куда едете дальше?
— Дочери всемирно известного баритона Павла Григорьевича Лисициана организуют конкурс баритонов в Санкт–Петербурге. Меня туда уже пригласила Розанна Павловна Лисициан. Осенью в России просто тьма конкурсов: Всероссийский открытый конкурс вокальной музыки имени Свиридова, фестиваль–конкурс оперных исполнителей в Сочи, конкурс Елены Образцовой. Пока возрастной ценз позволяет — до 30 лет — нужно ездить. Много времени беру за свой счет, все относятся с пониманием. Я благодарен за это руководству театра. Не знаю, как бы вел себя в такой ситуации, будь я сам директором.
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
