С НИКОЛАЕМ КОЛЯДКО встречаемся незадолго до очередной вечерней постановки балета «Жизель, или Вилисы» Адана. И, признаюсь, совсем не ожидала увидеть дирижера Национального академического Большого театра оперы и балета с 35-летним стажем работы в таком волнении. Николай Сергеевич в ответ на мой недоуменный взгляд бросает загадочное: «Тревожусь, ведь балерины чувствуют телом».
О чем поведал заслуженный деятель искусств Беларуси, обладатель почетной медали имени Франциска Скорины, гастролировавший в Германии, Греции, Испании, Китае, Швейцарии, Японии и других странах, сотрудничавший с оркестрами Литвы, Китая, Чехии, Японии, Египта, — в эксклюзивном интервью «СГ».
— Николай Сергеевич, мне казалось, такой маститый дирижер не спокоен разве что перед премьерой…
— Я всегда нервничаю, потому что хочу добиться идеала, а он не всегда достижим. Дирижер вообще должен обладать крепкими нервами. Поют певцы, хор, играет оркестр. Это все надо контролировать, соединять воедино. В первую очередь, чтобы меньше волноваться, надо хорошо знать произведение.
— А что значит «балерины чувствуют телом»?
— Дирижер может «убить» как балерину, так и певца, если захочет. Если балерина возьмет неправильный темп, то не сможет сделать свой элемент. Допустим, молодой дирижер любит громко играть. Зритель скажет, что у певца слабенький голосок. А на самом деле виноват дирижер, правду может «услышать» только профессионал. В театре оперы и балета дирижеру сложнее, чем в симфоническом оркестре, здесь ты обязан себя подчинять артистам. Смотришь на него или на нее из оркестровой ямы и понимаешь: надо помочь. Мы делаем общее дело, поэтому нужно идти на компромисс.
— На вашей родине в Любани рассказывают, что вы ходили в школу с баяном и на переменах устраивали концерты…
— Хорошая легенда, пусть будет. Мой папа играл на слух на гармошке и начал учить меня. Потом меня отдали в музыкальную школу. Спустя некоторое время я его, можно сказать, обскакал. И он иногда даже нервничал (улыбается. — Прим. авт.), просил научить его играть по нотам.
— Правда, что сейчас баян не любите?
— Я его уважаю, потому что он мне дал возможность поступить в Гнесинку. Но когда увлекся дирижированием, действительно, не взлюбил инструмент. Он отнимал много времени, но надо было заниматься на совесть, ведь это была основная специальность, и к уровню мастерства относились требовательно. А мне хотелось с головой окунуться в дирижерство.
— Когда вы почувствовали именно в дирижерстве свое призвание?
— Это пошло из Минского музыкального училища, которое я оканчивал. В нескольких дирижерских конкурсах, которые там проводились, я побеждал. Мне даже после окончания предлагали пойти в Белорусскую консерваторию на специальность «симфоническое дирижирование». Но знающие люди посоветовали поступить на баян в Государственный музыкально-педагогический институт имени Гнесиных. Возможно, это была ошибка, потому что потерял пять лет. А с другой стороны, в Москве высокий уровень, другой круг общения. К тому же в Гнесинке я повстречал достойных педагогов по дирижированию.
Когда в 1975-м окончил институт, меня распределили в Мозырь, преподавателем по баяну. И, представляете, я, такой волосатый хиппи, с пятеркой по дирижированию, которую привез из Москвы, нахально заявился в Министерство культуры. Посмотрели косым взглядом, но министр культуры БССР Юрий Михневич принял. Объяснил ситуацию, и там отнеслись с пониманием. В оркестре имени И. Жиновича как раз было вакантное место второго дирижера, и меня решили попробовать. Это было престижно. Год до армии проработал, и в 1979 году взяли в Большой театр. Буквально через месяц мне дали первый детский спектакль «Терем-Теремок» по известной сказке Самуила Маршака.
— Первый блин был комом?
— Вряд ли бы тогда я там остался. В том же году ставил балет «Дон Кихот» по роману Мигеля Сервантеса. А в 1984-м в отделе кадров мне сказали, что нужен диплом, ведь в то время я уже дирижировал правительственные концерты. Поступил в Вильнюсскую консерваторию.
— Москва, Вильнюс вам дали знакомства, которые пригодились в последующем?
— Конечно! У нас в Гнесинке, например, была целая компания дирижеров-фанатов. Каждый вечер мы проводили в Большом зале Московской консерватории или в каком-то театре. У меня был друг Димитрис Ботинис. Родился он в Москве, вырос в Греции. После окончания консерватории уехал в город Патры. И в 1992 году туда, именно с его помощью, был один из первых выездов белорусской оперы.
— Говорят, что дирижирование — это профессия второй половины жизни…
— Расскажу профессиональную байку. Молодой дирижер спрашивает у заслуженного маэстро: «Скажите, мастер, в каком возрасте надо начинать дирижировать 9-ю симфонию Бетховена?» А это, чтобы вы знали, вершина симфонической музыки. «Сколько вам лет? 27? Значит, можно. Но помните о том, что первые 30 исполнений будут псу под хвост». Действительно, это профессия не для молодых. Потому что дирижер развивается в общении с коллективами, с приобретением жизненного опыта.
Самое главное — нутро. Азам техники могу вас научить за полчаса. Раз, два, три, четыре. Раз, два (показывает. — Прим. авт.). Ты должен суметь подчинять творческой воле коллег. В советское время дирижеры имели крепкую административную власть. Как сказал, так и будет. Теперь время другое. Но в любом случае все держится на твоем авторитете. И, на мой взгляд, мягкости в нашем деле не должно быть. Как говорил генерал Лебедь, генерал-демократ — все равно что еврей-оленевод. Так и у меня, только не генерал, а дирижер.
Кроме того, требуются хорошее здоровье, умение тотально концентрироваться на всех деталях и следить за общей картиной.
— Вы же были молодым, когда стали дирижером.
— Да, мне было 25. Набивал шишек, но, думаю, мне везло.
— Вы и преподаватель строгий?
— Да. Я просто фанат своего дела и не терплю расхлябанности.
— Сейчас в вашей карьере расцвет?
— Все относительно, но гордиться есть чем. В 2014 году у меня была премьера «Царской невесты», новая для меня работа — балет «Бахчисарайский фонтан». За это мне не стыдно.
Более двух лет назад мы ездили с «Лебединым озером» во Францию и Бельгию. 40 представлений за 38 дней, представляете! Вот вам и хорошая физическая форма. Рынок требует, и нужно собрать кости.
Во время работы над премьерами отказался от гастролей, а сейчас свободен. Ближайшие — в Польшу. Целый месяц будем играть Штрауса. Кстати, у нас есть юмористический номер, когда в конце выступления из зала приглашаем какого-нибудь мальчика или девочку, и он или она якобы дирижируют, а оркестр играет сам. Так и видна работа дирижера. Это имеет большой успех.
— Николай Сергеевич, в какой стране публика вас удивила?
— В Мадриде наш оркестр выступал с артистами из театра балета имени Л. Якобсона. Мы играли «Щелкунчика». Закончился спектакль, на сцене поклоны балерин, но овации не стихают. Приходит балетмейстер и говорит, что зрители кричат: «Браво, оркестр!» Не отпускают. Что делать — пошел на сцену... А в Германии, например, топали ногами. Это уже после похвал аплодисментами. Высший пилотаж!
— Какие произведения за рубежом идут на ура?
— Всегда в тренде «Лебединое озеро» и «Щелкунчик» Чайковского. Но и «Спартак», «Дон Кихот», «Ромео и Джульетта» необычайно популярны. С симфоническим оркестром, впрочем, еще разучиваем музыку мирового кино, бродвейских мюзиклов. Ну а под Новый год по всей Европе нарасхват Штраус.
— Раз вас приглашают, это говорит о качестве работы театра?
— Конечно, тот же Рождественский форум, на который приезжают звезды мировой величины. Это большое дело для нашей страны. Мы привлекаем к себе внимание, открываем новые имена.
— Вы говорили о хорошей физической форме, которая нужна дирижеру. Как ее поддерживаете?
— Люблю кататься на велосипеде. Не променяю это ни на какую другую физическую нагрузку. Свежий воздух и смена декораций.
— Верите во вдохновение?
— Чайковский говорил, что не надо ждать вдохновения. Надо садиться и с утра писать. А муза посмотрит и скажет: раз он так работает, я к нему приду. Вот и я себя заставляю…
— Расскажите о своей семье.
— Жена, дочь и сын — люди в белых халатах. И я понимаю, почему они выбрали именно это. Отец жены — академик Георгий Иванович Сидоренко, стоял у истоков создания кардиологической службы Беларуси. Однажды мне довелось присутствовать при операции на сердце. В театре интриги, за окнами своя жизнь, а тут в руках хирургов человеческая жизнь. За эти пять часов у меня произошла переоценка ценностей. И когда говорят, что белорусские кардиологи провели больше 100 пересадок сердца, это вызывает у меня глубочайшее уважение.
— Николай Сергеевич, какие пожелания оставите к 450-летию родной Любани, которое будет отмечаться в этом году?
— Счастья и спокойствия. Ведь сегодня в мире очень тревожно. Возможно, поздравлю свой город и участием в юбилейном концерте.
— Спасибо за беседу!
Виктория БАБОВИЧ, «СГ»
korshuk@sb.by
