Для трех поколений семьи ФУРМАН Большой театр стал родным домомРаботай ногами
— Кирилл, давай начнем с тебя: расскажи, эта профессия — твой выбор или родители настояли?
Кирилл: Я не горел желанием заниматься танцами. Все мальчишки играли — кто в футбол, кто еще во что-то, а у меня — балет. Постоянно слышал подколки. В кружок во Дворец пионеров меня отдали в шесть лет. Поначалу и не особо получалось, но родители в один голос говорили: «Ты будешь ходить, и точка».
Наталья: Хорошо помню то время. Я ходила смотреть, как он занимается. Он мученически закатывал глаза, изображал несчастное и скучное лицо. Дело в том, что первый раз на сцену Большого театра Кирилл вышел в пять лет. Точнее, его, молоденького Бахуса, в «Жизели» выносили в бочке. Танцевать не надо было. Тебя вынесли, дали кружку в руки, маши ею, причем можно не в такт, — разве это не удовольствие? Так еще и копеечку какую-то ему за это платили. Он сладости себе покупал. Наверное, он решил, что и дальше все будет так же весело и легко. А тут пришлось работать, напрягаться. Правда, в хореографическом колледже перестал жаловаться.
Александр: На второй год учебы в колледже у него случилось «несчастье»: я как артист вышел на пенсию и пошел преподавать, и мне дали его группу.
Кирилл: Я только где-то в девятом классе понял, что мне это нравится. Впервые в Большом танцевал в «Макбете». Этот спектакль поставила мама, главную роль исполнял папа. Там была непростая актерская задача. Помню, сильно волновался. Но когда постоянно стал выходить на сцену, понял, что это мое. Я шестой год в Большом. Уже есть и сольные партии: Дон Кихот, Лоренцо в «Ромео и Джульетте», Клопен в «Эсмеральде». Сейчас даже не обращаюсь к родителям за помощью. Хотя, когда учился в академии музыки, очень нуждался в их поддержке.
Наталья: Ему не повезло дважды. Сперва он учился у папы, а потом у мамы. В академии я спрашивала с него не меньше, чем папа в колледже. Прогуливать он не имел права.
— Интересно, а другую профессию для сына не представляли?
Александр: У нас была договоренность: если сын хорошо окончит начальную школу, то отдавать в колледж не будем. Но учился он ни шатко ни валко, рвения к учебе не проявлял. Поняли: головой не хочешь работать, иди работай ногами.
В танцы? Ни за что!
Валентина Францевна: Зря они так про него говорят. Он хорошо учился. Но у Кирилла была одна стезя — театр. Дело в том, что я сама виновата. Когда-то я не пускала Сашу на танцы. Мы с мужем понимали, что это тяжелый труд. Мы работали в ансамбле — это вдвойне тяжело, потому что постоянные разъезды. Но нам один наш балетмейстер сказал: «Не закармливайте ребенка. У него хорошие данные». Я тогда ответила: «Ни за что!» Поэтому он у нас сперва ходил на шашки, потом на шахматы, потом на борьбу — куда угодно, только не в танцы. Я делала все, чтобы он даже этого вкуса не попробовал. Но приходилось брать его с собой. И он сам стал заниматься с нами. Становился у станка и что-то сам делал. Не могу сказать, что у него что-то получалось, но он очень старался. Все завороженно смотрели, что же будет дальше. А потом были вынуждены отдать. Его тянуло туда. И с Кириллом я говорила: ему надо дать попробовать. Не насильно. Если есть данные, то нельзя сдерживать.
Александр: Мама действительно меня постоянно куда-то записывала. Я месяц-второй позанимаюсь и бросаю. Причем делал вид, что хожу туда, а сам гулял по городу. Когда это обнаруживалось, то меня опять куда-то записывали. Понимаете, у меня перед глазами были выступления и гастроли родителей. Они работали в танцевальной группе народного хора, который располагался здесь же, в оперном театре. Я здесь вырос. Хорошо помню, что, когда у меня родилась сестра, мама сидела с ней дома, и чтобы облегчить ей жизнь, папа два лета подряд брал меня с собой на продолжительные гастроли по Украине и Беларуси. У меня была масса впечатлений: пару дней — и новый город. Они работают, а я отдыхаю. Они на выступление, я — на речку. У меня тогда сложилось впечатление, что жизнь артиста балета — это постоянный праздник. И я сказал: тоже хочу так! В конце концов мама смирилась, и я поступил в хореографическое училище.
На классическое отделение брали после третьего класса, а на народное — после шестого. Я же поздно начал заниматься, поэтому дорога была только на народное. Но через несколько лет я захотел стать артистом балета. На последнем курсе меня одного с народного отделения взяли в Питер на смотр-конкурс хореографических училищ со всего СССР. Тогда я смотрел на своих ровесников Андриса Лиепу, Гедиминаса Таранду, Нину Ананиашвили и понимал, что у меня достаточно низкий уровень классического танца. Это дало мне очень сильный толчок. Я начал много заниматься дополнительно. Очень много. И меня взяли в Большой театр.
— Наталья, расскажите, где вы познакомились с Александром?
Наталья: Я, как каждая девочка, в детстве хотела танцевать. И в этот самый Дворец пионеров, где и танцевал Кирилл, меня в свое время не взяли. Тогда был очень большой конкурс. В итоге меня отдали на хор. Два года я пела — нашли абсолютный слух. Понимаете, я хотела танцевать, а вынуждена была петь. Поэтому все тапки в доме очень быстро стаптывались — я воображала, что это пуанты, и танцевала в них, сколько было сил. Но, как бы это ни звучало странно, меня взяли в художественную гимнастику. А в 1982-м я увидела «Щелкунчик», поставленный Валентином Николаевичем Елизарьевым, и со мной случилось страшное: я поняла, что хочу туда. Но хореографическое училище я не закончила, поэтому дорога в балерины мне была закрыта. Все, что мне светило, чтобы хоть как-то быть рядом с этим искусством, — институт культуры. И я туда пошла. При этом постоянно ходила на балет в Большой. Количество цветов, которые я приносила артистам, можно измерять грузовиками. Конечно, я познакомилась со многими балеринами. Спокойно ходила к ним в гримерки. Но я никогда не знакомилась там с молодыми людьми. Я знала, что сказка с принцем должна оставаться в театре. Но… В моей жизни произошла эта самая сказочная история, и я встретила принца. В «Спящей красавице» Александр Маркович был принцем Дезире, одним из самых прекрасных, которых я вообще видела. Благодаря Саше я еще и балетмейстером стала.
Спасибо Валентину Елизарьеву, что рассмотрел у меня какой-то потенциал и взял меня, единственного непрофессионала, к себе на курс в академию. В моей творческой судьбе были постановки в Большом и музыкальном театре, хотелось бы туда еще вернуться. Но сейчас я занята преподаванием.
Их свела полька
— Валентина Францевна и Марк Лазаревич, расскажите, как вы оказались в Большом?
Валентина Францевна: Я росла в детском доме. Он был таким образцовым, туда возили делегации. Соответственно, к нам приводили хороших педагогов, в том числе и по хореографии. Мне очень нравилось танцевать, поэтому потом и стала искать себе такую работу. Хотя у меня не было специального образования.
Марк Лазаревич: Я занимался акробатикой, а когда пошел в армию, там был кружок художественной самодеятельности. В 1956-м демобилизовался, и как раз открылся Дворец профсоюзов и туда набирали танцоров, я показался, и меня приняли. Там я впервые взялся за станок. Потом меня пригласили в военный ансамбль. Там сразу дали ставку солиста — для человека без образования это редкость. Но я действительно был очень способным. А с Валей мы познакомились еще в ансамбле Дворца профсоюзов, но потом наши пути разошлись. Уже когда в военном ансамбле был, встретил ее на проспекте около ГУМа. Она похвасталась, что идет работать в народный хор. Я ее позвал в военный ансамбль, там не хватало девушек, да и ставка была выше. У нас в профсоюзах с ней была полька, мы и решили ее показать. Мы станцевали, а в финале я уношу ее на руках. Тогда все и сказали: «Все ясно, это он себе жену привел». Так и случилось. Потом я перешел в народный хор, а она за мной.
— Валентина Францевна, а почему свою младшую дочь не отдали в танцы?
Валентина Францевна: Да она просто не хотела. Хотя я ее туда перла, как могла. К тому времени муж уже преподавал во Дворце пионеров. Ее туда взяли только потому, что папа там работает. Идем с ней на занятия, она просит: «Дай конфету». Я ей: «Тамара Николаевна сказала, что тебе нельзя». — «Ну тогда посмотришь, что Тамара Николаевна будет говорить после занятий», — она мне в ответ. Ну и потом подходит ко мне педагог: «Знаете, ваша Юля сегодня ничего не делала». А наша Юля и показывает всем своим видом: мол, конфету не дала, поэтому я и не занималась. То есть она не страдала, что у нее не получается. Страдал Саша: он мечтал, что она будет на сцене и он ей в этом поможет.
Марк Лазаревич: Но удивительно, что восьмилетний сын Юли сейчас занимается в Большом театре. Правда, Ричард поет в хоре, но говорит: «Все равно я буду танцевать». Жизнь покажет. Нам самим интересно, куда судьба его заведет и будет ли продолжение нашей династии.
stepuro@sb.by
