Обыкновенная правда о 16 марта 1968 годаДумали ли вы когда–нибудь о том, что все голливудские фильмы о вьетнамской войне сняты проигравшими? Мне эта мысль не приходила в голову до тех пор, пока я не приехала во Вьетнам. За две недели довелось встретиться с самыми разными людьми, и все время не покидало чувство: как много у нас, белорусов и вьетнамцев, общего — в воспоминаниях о войне, боли, которая притаилась в уголках глаз наших бабушек и дедушек, им эту боль не выплакать никогда.
Моя пережившая фашистскую оккупацию бабушка почти никогда не говорила о том времени — только плакала. И я чувствовала себя жестокосердной, когда просила рассказать о 16 марта 1968 года жительниц деревни Сонгми — они с трудом подбирали слова: душили слезы и воспоминания, тяжелее которых не бывает.
Чыонг Тхи Лэ было тогда 33 года, сегодня она стоит на пепелище своего бывшего дома в той части Сонгми, которая превращена в мемориал, и рассказывает: «Когда американцы пришли в деревню, они вывели нас из домов, толкали прикладами в спину, чтобы мы шли в канаву, туда, где уже стояло больше ста человек. Они поставили нас на колени и сразу начали стрелять сзади из пулемета. Из нашей семьи в 11 человек остались в живых только я и мой младший ребенок — я закрыла его собой. Сверху на меня упали три трупа, и только благодаря им мы выжили: они скрыли нас от американцев».
Ха Тхи Куй сегодня за 80, ее единственное желание — снова увидеть всю свою семью. «Что за странная война, — повторяет она, вытирая слезы, — что за жестокая война... Американцы и раньше приходили. Когда они были здесь первый раз, ничего не случилось, я даже дала им воды попить. А 16 марта они пришли целой толпой и сразу забрали четверых родственников и увезли к каналу. Мы умоляли их не убивать нас, оставить в живых, а они стреляли и стреляли. Они толкали нас, чтобы мы упали на колени, и начинали стрелять. Мама погибла, дети погибли. Мужа моего тогда не было, здесь вообще не было мужчин — только женщины, старики и дети. Я была при смерти, без сознания, ранена. Лежала, было холодно, очень холодно, вся голова в крови, я вся дрожала. Я понимаю — это война, но почему такая жестокая, за что убили целую деревню? Просто пришли — и всех убили. Что за люди эти американцы, которые убили матерей, детей?..»
Мне больно, но я не могу ответить на вопросы, которые Ха Тхи Куй задает себе и миру уже почти 40 лет. Американские ветераны войны, между прочим, приезжают в Сонгми каждый год — стоят на коленях и извиняются за боль, которую причинили. Им есть за что просить прощения — за несколько часов они убили 504 человека. А вот на официальном уровне это преступление так и не осудили, да и виновных, по сути, не наказали. Лейтенанта Келли, который командовал расправой, суд приговорил к пожизненному заключению, но он отсидел всего три года.
Вьетнам воевал несколько десятилетий — сначала с французами, потом с американцами. «С французами было легче, — замечает партизан Дао Ван Хат, хотя на той войне у него погибли два брата. — С США война была намного ожесточеннее». Он знает, о чем говорит: полтора десятилетия провел буквально под землей — в туннелях Кучи. Это теперь во всех военных и разведывательных школах мира изучают опыт вьетнамских партизан, а тогда они не думали о всемирной славе — мечтали лишь о том, чтобы «уничтожить побольше врагов». Боялись ли смерти? Грустно улыбается: «Тогда никто ничего не боялся. Уже так к этому привыкли, что если не бомбили, мы и пообедать нормально не могли — как будто чего–то не хватает. Когда ты непосредственно в этом участвуешь, никакого страха нет. Если не повезет и убьют, так погибнешь за родину — чего жалеть–то?» Дао Ван Хат изготавливал противотанковые мины, получил звание «храбрый воин по уничтожению вражеского танка» и очень этим гордится.
Кучи — место легендарное. Сеть подземных туннелей — 250 км в несколько ярусов: если бомба вскрывала верхний этаж, партизаны только глубже в землю закапывались. Что только не придумывали американцы, чтобы выкурить вьетнамцев из–под земли! И воду закачивали, и собак натравливали. С собаками партизаны боролись с помощью ловушек — ям с остро заточенными бамбуковыми кольями, и с помощью... запахов. К воздуховодам (их маскировали под муравейники — обнаружить практически невозможно) подкладывали снятую с американцев форму, а потом стали использовать в хозяйстве исключительно американское мыло. Учует собака такой запах — и воспринимает его как «дружественный». В самих туннелях американцы не воевали по вполне прозаической причине: не могли проникнуть — размеры туннелей идеально соответствовали вьетнамскому телосложению, а вот для американцев были непроходимы. Создали было подразделение «Туннельные крысы» для ведения специфической войны, но судьба у всех крыс одинаковая...
Туннели, конечно, появились не просто так. Дао Ван Хат рассказывал, что на этот район «столько ядохимикатов сбросили, что ни одного листа на деревьях не оставалось». Дефолианты американцы ведь для того и придумали, чтобы уничтожить джунгли, в которых прятались партизаны, и урожай на полях, который мог бы их прокормить. План по использованию ядохимикатов во Вьетнаме подписал президент Кеннеди в ноябре 1961 года.
Чаще всего использовали химикат «Эйджент оранж» — назван по цвету маркировки на бочках. В его состав входил диоксин, который многие ученые называют «самым токсичным веществом, созданным человеком». По подсчетам ученых, 80 г диоксина, добавленного в систему водоснабжения, достаточно для того, чтобы убить всех жителей Нью–Йорка. За десятилетие войны на вьетнамскую территорию попало 400 кг диоксина, он убивает и сегодня, воздействуя уже на второе и даже третье поколение вьетнамцев: дети рождаются с физическими уродствами и отклонениями в умственном развитии. По пути в один из детских домов, где лечат таких детей, мы остановились спросить дорогу у местной жительницы. Пожала плечами: «У нас в каждой семье такие дети». Больно.
С 1991 года американское правительство выплачивает компенсации своим ветеранам, пострадавшим от воздействия диоксина, — они тоже умирают от рака и у них часто рождаются больные дети. Профессор Нгуен Чонг Ньян, вице–президент Ассоциации жертв диоксина, рассказал о том, что ассоциация требует, чтобы подобные компенсации США платили и вьетнамцам: «Десятки тысяч вьетнамцев уже погибли и еще десятки тысяч находятся при смерти. Чем дольше мы будем ждать, тем меньше останется свидетелей. Мы ждем от американцев извинений и компенсаций 30 лет. Посмотрите, что получается: своим пилотам, которые скидывали на наши головы эти химикаты, которые травили наших людей, леса и поля, американцы компенсации платят, а когда дело коснулось нас, пострадавших значительно больше, — им, видите ли, нужны новые исследования и новые доказательства».
Вернувшись из Вьетнама, я купила несколько американских фильмов о той войне — захотелось посмотреть еще раз. В некоторых местах, особенно в горах недалеко от границы с Лаосом, где земля буквально перепахана взрывами, у меня неоднократно возникало ощущение, что все эти пейзажи я уже видела — в тех самых фильмах. Хотя, сами понимаете, их снимали вовсе не во Вьетнаме. Начать решила с «Охотника на оленей» — говорят, отличный фильм с антивоенной направленностью. И знаете что? Не смогла досмотреть — потому что теперь о той войне я знаю (немного, совсем немного, но все–таки) от другой стороны — победившей. Ву Суан Хонг, председатель Вьетнамского союза дружбы с иностранными государствами, сказал: «У американцев есть только один хороший фильм про нашу войну — «Рожденный 4 июля», все остальное — комплекс по поводу позорного поражения».
Бабушки из Сонгми никогда не видели голливудские фильмы о войне — потому что ни один режиссер с той стороны не сможет снять то, что они пережили. Глядя то кино, я все не могла понять: как вышло так, что маленькие сухонькие вьетнамцы победили бравых американских парней? Теперь таким вопросом не задаюсь — я видела глаза вьетнамских солдат и партизан: кто, как не они, могли выйти из той мясорубки победителями? Потому что нельзя победить народ, который сражается на своей земле.
Ханой — Дананг — Сонгми — Хошимин.
