Айсберг оперы и балета

27 марта все культурные люди отмечают Международный день театра. В честь праздника корреспонденту «ЗН» устроили экскурсию в Большом театре оперы и балета и даже пустили туда, куда простых зрителей не приглашают.  

27 марта все культурные люди отмечают Международный день театра. В честь праздника корреспонденту «ЗН» устроили экскурсию в Большом театре оперы и балета и даже пустили туда, куда простых зрителей не приглашают.

 

Чтобы поднять занавес или площадку, нужно выбрать на экране нужный элемент и подвигать джойстиком

 

Волшебный пульт

Люди любят зрелищные спектакли, когда все летает и кружится, когда одна за другой происходит смена декораций. Это театральная магия, которая работает не на волшебной пыли Питера Пэна, а благодаря реальным механизмам.

Начальник службы эксплуатации сцены Большого театра Геннадий Ренейский проводит пальцами по сенсорному экрану пульта управления, что стоит рядом со сценой, и опускает один из занавесов:

– После реставрации все стало компьютеризировано, везде электроника. Сейчас для управления спектаклем требуется один человек, раньше, когда перемещение элементов производилось вруч­­ную, нужно было до 10.

Наверху были лебедки, с помощью которых передвигались штанкеты, те самые длинные трубы, на
которых подвешиваются мягкие декорации. Люди, которые с этим работали, назывались «верховыми». Сегодня, чтобы поднять занавес или площадку, надо выбрать на экране нужный элемент и подвигать джойстиком.


Верхний мир

На самом деле Большой театр больше, чем кажется. Он возвышается на 11 этажей над землей, а еще шесть скрыто под ней. Под самой крышей находятся колосники – решетчатая верхняя часть сцены, на которой покоятся механизмы, управляющие передвижением декораций. Бродить по ним на каблуках или маленьким детским ножкам не стоит – можно провалиться. Так что я крепко сжимаю в руке диктофон и осторожно ступаю среди труб и тросов. К слову, во время спектакля здесь никто не ходит, чтобы случайно не уронить какой-нибудь предмет артистам на голову.

– Кроме двигателей, которые приводят в движение штанкеты, есть 14 механизмов индивидуальных подъемов, – начинает перечислять Геннадий Адамович. – Их можно поставить в любую точку сцены и поднять человека или груз массой до 500 килограммов. Еще есть полетные механизмы и софиты. Вверху находятся дымовые лю­ки. Они открываются при пожаре, чтобы дым вытягивался и выгорала только сцена. Именно на ней чаще всего и бывают пожары. Поэтому она отделяется от зала пожарным занавесом, сделанным из негорючего материала.

Завороженно смотрю по сторонам, и все здесь кажется каким-то потусторонним. Что же будет дальше?

 

Повернуть – сил не хватит


Нижний мир

Сцена в театре – это вам не школьный актовый зал. Она может крутиться, подниматься и опускаться. Разве что телепортироваться с нее пока не получается. Секрет в том, что скрыто от глаз зрителя в карманах и разнообразных выемках.

В нишах арьерсцены находятся специальные подвижные площадки – оперная и балетная фуры размером 15 на 16 метров каждая. При необходимости какую-нибудь из них можно выдвинуть на сцену и «утопить». На балетной фуре есть два слоя фанеры, которые пружинят, когда артисты танцуют. Оперная примечательна тем, что содержит «кольцо» и «круг», которые могут вращаться. На практике это выглядит так, что пол приходит в движение. «Очень хорошо эти возможности использованы для смены декораций в спектакле «Риголетто»: вот улица, а вот таверна...»

Бывает, сидишь в зрительном зале, переживаешь за героя, а он раз – и будто сквозь землю провалился. А ведь так оно и есть. Дело в том, что сцена неоднородна. Она разбита на 20 маленьких площадок размером 3х3,2 метра и одну большую, практически на всю сцену. Мы спускаемся в подвал, чтобы посмотреть на них снизу. С такого ракурса видно, что они сдвоенные и могут перемещаться вверх и вниз. На верхней части есть люк-провал. Под него закатывается кабинка-лифт, которая и позволяет организовать внезапное исчезновение и появление персонажа или нового реквизита. Например, в опере «Кащей Бессмертный» используются четыре таких устройства.

Для каждого спектакля заранее расписывается, в каком такте музыки опустить определенный элемент сценографии. Во время действа оператор слушает команду помощника режиссера и в нужный момент приводит систему в движение по управляющей этим спектаклем программе.

Мы идем на шесть этажей вниз, чтобы посмотреть блоки управления гидравликой, и открываем дверь с надписью «Трюм». Спускаемся по крутой металлической лесенке. По такой же, наверное, бегали герои «Термина­тора-2» в заключительной части фильма. Нашему взору являются высокие синие аккумуляторы, заправленные азотом. Тут же стоят датчики, которые фиксируют содержание кислорода в воздухе. Если его станет меньше 19 %, то есть произойдет утечка азота, сработает сигнализация и включится вытяжка. Сейчас все хорошо, и на дисплее бодренько светится красным 21.

Мне доверяют проверить, нет ли утечки. Я брызгаю на трубу в нужном месте жидкостью из специального баллона. Ничего не происходит, пена не появляется, значит, все в порядке.


Внутренность обманчива

Вообще, если бы я не знала, что нахожусь в театре, то и не поверила бы. Слишком все это отличается от того, что происходит на сцене.

– Как и на любом предприятии, сначала страшно становится и глаза разбегаются, – подбадривает меня Геннадий Адамович. – Для меня ничего сверхъестественного в этом нет, вся моя жизнь связана с электроникой. По специальности я инженер электромеханики. Никогда не думал, что попаду в театр. После реконструкции здесь поменяли всю «начинку», и мои знания понадобились.  Мне здесь нравится, потому что я нужен.


Елена ТАЛАЛАЕВА, фото Дмитрия ЕЛИСЕЕВА, «ЗН»

 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter