Сам он назвал его автошаржем. И поместил в книгу о своей жизниСловно огромный авиалайнер встречает всех въезжающих в наш город со стороны Москвы. «Что это? Кем сотворено?» — обязательно спрашивают гости Минска. Но если на первый вопрос готов ответить первый встречный студент с чертежной тубой в руках: это объединяющий четыре факультета корпус БНТУ, то со вторым дело сложнее. Нет, фамилия автора не тайна — И.Есьман. Просто сразу же возникают новые вопросы: почему именно «самолет»? Как удалось в брежневскую эпоху запроектировать такой авангард? Неужели никто «крылья» не подрезал?
Какое счастье, что спросить об этом можно у самого Игоря Ивановича! Отметивший недавно 75–летие юбиляр по–прежнему бодр и полон энергии. Вместе с супругой Ларисой Александровной, тоже архитектором, приглашает на чай в дом с окнами во всю стену. Собственного проекта, кстати. В окружении самодельных камей, резных ковшиков, генеалогических таблиц чаепитие становится не просто ритуалом — презентацией книги о прожитой жизни, которую он «выпустил» всего в четырех экземплярах. Написал и на принтере распечатал. Для себя, детей и внуков.
Глава первая. Коробка карандашей
Ну кого сегодня удивишь таким подарком — карандашами и альбомом для рисования! Но когда тебе всего пять лет, а на дворе суровый 1937 год, картонная коробочка с радугой внутри выглядит настоящим сокровищем.
Отец Игоря работал в Минске на стройке Дома Красной Армии. По вечерам после службы приносил домой загадочные чертежи синего цвета, брал чертежную доску и начинал выводить замысловатые линии.
Из книги И.Есьмана: «На бумаге появлялись ступени лестницы, поручень, ограждение. Я с удовольствием наблюдал, как он вырисовывал завитушки в виде растительного орнамента, розетки. После чего брал лист бумаги в клеточку и пытался изображать что–то подобное».
Наблюдательный отец увлечение сына заметил и оценил. Поэтому и принес однажды домой большую коробку с цветными карандашами и альбом для рисования. С высоты сегодняшних дней Игорь Иванович признается: «По значимости для меня этот подарок сейчас можно сравнить, пожалуй, с компьютером».
Впрочем, карандаши сыграют свою символичную роль позже. А пока подрастающий мальчишка, как и большинство ровесников, грезит авиацией. Точнее, начальной ее стадией — авиамоделизмом.
Началось все с того, что одноклассник принес в класс кучу деталей. С незнакомыми, но очень романтично звучащими названиями — нервюра, шпангоут, стрингер! Окруженный сверстниками, гордо пояснил: делаю из них модель самолета.
— Меня это так поразило, что я попросил: поговори, можно ли мне тоже строить самолеты, — улыбается воспоминаниям Игорь Иванович. — После войны какие главные игрушки у мальчишек? Снаряды, патроны. Вокруг разруха полная. А тут такое увлечение! Дворец пионеров находился на площади Свободы. Пошел я туда в день занятий, там говорят: «Давай, пробуй». И первое задание дали — простенькую авиамодельку сделать. А в актовом зале, смотрю, подвешены готовые модели с механическим двигателем, планера. Я, как увидел, решил во что бы то ни стало построить такие же! И ощутить, как они летают. И сразу же увлекся. В тот же год меня взяли на всесоюзные соревнования по авиамоделизму. Тогда ему придавали огромное значение!
Глава вторая. Русская рулетка
Впрочем, все могло кончиться, едва начавшись. В те послевоенные годы выбирать профессию можно было после окончания 7–го класса. Стране требовалась рабочая сила. Вот Игорь и решил, что хватит сидеть на шее родителей.
Из книги И.Есьмана: «Мой дядя повел меня к художнику Волкову определить мою дальнейшую судьбу. Тот работал тогда над темой освобождения города Минска от фашистских захватчиков. Внимательно осмотрев рисунки, дал добро для поступления в художественное училище, которое располагалось в здании Оперного театра. Я с удовольствием воспринял такое решение и пошел сдавать вступительные экзамены».
Но оказалось, опоздал: закончился прием. Правда, учтя рекомендацию Волкова, для подростка сделали исключение. Направили на экзамен по рисунку. Прямо в фойе оперного выставив гипсовую композицию и дав мольберт ровно на два часа. Справился он легко, а на следующий день новое испытание — живопись. В том же фойе. В день спектакля. Ну как тут усидишь, когда за спиной то и дело появляются любопытные! В общем, не выдержал Игорь столь публичного экзамена и сбежал. А по дороге встретил товарища по школе: тот нес документы в архитектурно–строительный техникум. Подумав, и он отнес туда свой аттестат, а сам уехал на соревнования по авиамоделизму в Москву. Вернувшись, узнал, что сверстники уже сдали вступительные экзамены.
Он опять опоздал. И снова выручила рекомендация — на этот раз Дворца пионеров. Игорь стал студентом МАСТа.
Но аэроклуб по–прежнему оставался заветной мечтой. Туда, правда, брали только после 10–го класса, а у него за спиной всего 7.
— Я обратился к Иосифу Иосифовичу Рубину, тогдашнему руководителю авиамодельного кружка. В порядке исключения зачислили меня, как авиамоделиста, на летное отделение. Год мы изучали теорию полетов. Затем приступили к наземной подготовке на аэродроме — знакомились с самолетом, агрегатами, кабиной. Одновременно я занимался авиамоделизмом во Дворце пионеров. И вот однажды знакомый кружковец садится за столом напротив меня и говорит: «Посмотри, какая игрушка!» Достает из кармана пистолет. Вроде шутя наводит на меня и начинает щелкать. Щелк, щелк, барабан крутится, а в нем был патрон. И раздается выстрел — и пуля попадает мне в шею! Меня сразу в больницу. Переживал я там больше не из–за раны, а по поводу медкомиссии — как теперь ее пройду?! Хорошо, врач после осмотра сказала, что допускает к наземной подготовке! Я был так счастлив! Но на аэродроме врач всегда проверяла меня перед каждым полетом. Честно говоря, когда выполнял фигуры высшего пилотажа, перегрузки чувствовал. Но об этом никому не говорил. Гораздо важнее, считал, ощутить первый самостоятельный полет: звук мотора, ветер в лицо...
— Сколько лет вам было?
— Это уже 1948 год, значит, 16 лет. Нас считали переростками, потому что мы потеряли за войну годы обучения в школе.
— На каком самолете летали?
— На По–2 — два года курсантом.
Глава третья. Взлет и посадка
Глаза зажигаются, глаза горят — вот что делает с человеком возвращение в молодость! Впрочем, только ли в молодость — еще и в небо! В голубую высь, под облака, откуда сверху видно все — ты так и знай!
Из книги И.Есьмана: «Однажды мы летали по «коробочке» — это взлет и отработка поворотов: 100 метров первый поворот, 200 метров — второй, 300 метров — третий, затем четвертый и наконец посадка. Такой полет идет с инструктором: он сидит и тебя контролирует. И вот на третьем повороте самолет вдруг стало трясти, давление масла в двигателе пропало — вижу, инструктор замахал головой».
— Переговорное устройство тогда было элементарное: в шлеме такая трубочка, шедшая к моему уху, от раструба — туда просто следовало кричать. Обратной связи не было, — Игорь Иванович энергично жестикулирует. — Инструктор командует: «Иди на посадку, не сделав 3–го и 4–го поворотов». То есть с боковым ветром надо садиться. Я быстро разворачиваюсь, сбрасываю газ. А на аэродроме обычно при таких полетах присутствует либо начальник аэроклуба, либо командир звена — ответственный за полеты. Летало одновременно четыре самолета...
— Это на Боровой было?
— Нет, на Боровой тренировались планеристы и парашютисты, а летчиков возили дальше, по Слуцкому шоссе 30 километров, на аэродром «Озеро». На полуторке, иногда мы даже с ночевкой там оставались. И вот сели мы нормально, как положено. Видим, бежит командир звена: «Вы что вытворяете?» И выговором грозит. Инструктор ему объяснил ситуацию. Стали разбираться, что случилось. А у По–2 двигатель открытый, 5–цилиндровый, и в каждом цилиндре по две свечи. Я заметил, что один из свечных проводов болтается, а свечи нет! Техник, который готовил самолет к полету, ее не закрутил — она раскрутилась в полете! В итоге вместо выговора мы получили благодарность за правильное поведение в воздухе.
А потом он поехал поступать в Пугачевское летное училище в Саратовскую область. Вместе с тремя десятками таких же добровольцев прошли медкомиссию, и вдруг всех вызывают и говорят: «У нас перебор, из Чкаловска пришлось взять группу, вот вам суточные — езжайте домой».
Разочарование удалось пережить благодаря тому, что в родном городе Есьману предложили вакантное место летчика–инструктора спортивного звена.
— Это был мой первый оклад, около 900 рублей. Его можно было сравнить с окладом моего отца. Он стал большим подспорьем для семьи.
Увы, небесная романтика закончилась очень скоро — после вызова на медкомиссию. У Игоря нашли повышенное давление. Предложили лечь на обследование. Диагноз подтвердился — с небом пришлось прощаться. Он покинул аэроклуб и устроился на машинопрокатную базу стройтреста номер 7, которая ремонтировала экскаваторы, тракторы, подъемники, а также изготавливала по заказам стальные строительные конструкции.
Глава четвертая. «Оса» из политехнического
Он любил самолеты, а тут бульдозеры–экскаваторы! Вместо небесных птиц — тяжелая, неуклюжая техника, рожденная ползать, но уж никак не летать. Только тот, кто спускался с небес на землю, может понять его чувства. Практически одновременно с приходом Игоря на базу поступил большой заказ — вырубить из листовой стали уголки. Автогеном резать — и дорого, и долго! А ножей нет таких, чтобы быстро резать!
— Начальник говорит мне — сделай станок для этой цели. А у меня даже никакой специальности нет! Перечитал кучу литературы по механике, заточке — в общем, много информации разной. А на свалке в хозяйстве была мощная станина, я ее всю обмерил, перевел на бумагу и дома запроектировал одну штуку. По моим чертежам, под моим руководством в механическом цехе сделали то, что я заказал. И вот день испытаний, собралось начальство, заправили металл в агрегат, включили — и он начал резать. Представляете мою радость и гордость! И в тот же день пришло сообщение из политехнического института (я параллельно сдавал туда экзамены), что меня зачислили на архитектурное отделение строительного факультета. Когда поступал, была анкета с вопросом: в случае недобора баллов на каком другом факультете хотите учиться? Я поставил прочерк — других мне не надо было. Только архитектурный.
Из книги И.Есьмана: «В институте была организована сатирическая стенгазета «Оса», которая выпускалась на 6 — 8–метровых подрамниках. Мы, студенты архитектурного отделения, были в ней художниками. Выезжали в подшефные колхозы и там тоже делали выпуски. Сельчанам они очень нравились. Собирались толпы. «Глядзiце, гэта ж наш Вася з бутэлькай».
Возвращаясь домой с занятий, он мечтал, как построит на улицах родного города новые дома. Представлял, какие красивые это будут здания, с парадными дверями в подъездах — он даже ручки для них в уме придумывал. Но после окончания института молодой выпускник, успевший жениться, получил направление в Барнаул. Какой Барнаул, если Минску нужны архитекторы?! Приезжие, конечно, хорошо, но кто сказал, что чужой город можно строить с большей любовью, чем тот, где сам появился на свет? Он пошел по инстанциям, пока наконец не получил долгожданную резолюцию: «Остаетесь в распоряжении Госстроя БССР».
Глава пятая. Дом–самолет
Институт строительства и архитектуры АН БССР разочаровал его. Здесь было хорошо работать тем, кто собирался защитить диссертацию. А Игорь мечтал не о теории, а о практике. Через два года он перешел в «Минскпроект». Первое задание — киоски для газет. С высоты сегодняшних дней можно улыбнуться, но, по большому счету, это стационарное рабочее место продавца печатной продукции: зимой и летом. Город прирастал нарядными киосками, а перспективному специалисту в 1961 году предложили очень серьезный заказ — проект института иностранных языков.
Из книги И.Есьмана: «В нем впервые в Минске применен в качестве основной несущей конструкции железобетонный каркас, который и определил характер архитектуры учебных корпусов. Сохранились приятные воспоминания о ректоре института — Фроле Парфировиче Шмыгове. Он с большим уважением относился к проектировщикам, строителям, детально изучал проект. Забавный момент: мой сын Глеб учился в одном классе со Шмыговым–внуком».
Успешно воплотив творческий замысел на улице Захарова, Есьман в некотором роде предопределил свою дальнейшую специализацию. Послевоенный Минск ведь прирастал не только киосками, но и вузами.
Изначально это называлось проектом комплекса Минского архитектурно–строительного института (МАСИ) — грандиозное по сложности и ответственности задание. Игорь Иванович сперва даже растерялся перед объемом предстоящей работы. Тем более что доброхоты тут же попытались навязать свои решения. Советчики хороши, когда просишь подсказки. А у него уже своя идея стояла перед глазами: «воздушное» здание в виде лайнера прямо на въезде в Минск со стороны аэропорта. Будущим архитекторам, считал он, сам Бог велел учиться зодчеству в стенах красивой альма–матер.
Из книги И.Есьмана: «Бывал такой подъем морального состояния, что, возвращаясь домой поздно вечером, глядя на прохожих, хотелось крикнуть им: «Люди! Я счастливей всех вас!» Повод, который вызывал такой сильный всплеск морального удовлетворения во мне, стоит по проспекту Скорины».
Глава шестая. Бутылка шампанского в бетоне
И все же слишком много идей, скрупулезно рассчитанных бессонными ночами, уходило в песок. Просачивалось, как через ненадежную конструкцию.
— В начале строительства Петр Миронович Машеров сам курировал объект. Принимал участие в планерках строителей, изучал важные вопросы. Но тут с ним случилось то, что случилось. И деньги начали срезать. Первоначально корпус стоил в старых ценах 14,5 миллиона рублей. Волевым путем оставили 10,4 миллиона. Что можно убрать из объекта? Конструкции не уберешь, перекрытия тоже — только отделку, заменив на более скромную, более дешевую. Антресольную часть над входом мы проектировали как место для выставки лучших студенческих работ. Здесь нет ни вентиляции, ни обогрева, ни окон, свет только верхний, что удобно только для экспозиции. С помощью перегородок университет сделал 5 комнат и сдал их в аренду. Я предлагаю эти перегородки сломать, чтобы привести все в то состояние, которое было запроектировано вначале. Тут должна быть выставка студенческих работ! В корпусе запроектировано 2 буфета — на 2–м и 3–м этажах. Сейчас университет занял эти помещения под библиотеку. А буфет забросил в подвал первого этажа, где нет ни вентиляции, ни канализации, ни подвода воды. Темно и грязно. Значит, надо оттуда выбросить буфеты и перевести на изначальное место, заодно разобравшись и с библиотекой.
— А вот в этих аудиториях на 100 мест, — Игорь Иванович показывает на другую часть проекта, — предусмотрено воздушное отопление. Оно никогда не работало. Его не запустили в ход. Потому студенты и преподаватели постоянно ругали архитекторов за то, что запроектировали такой холодный корпус. Сейчас специалисты решают, какой тип отопления будет после ремонта. Преподаватели также жалуются, что на южной стороне солнце слепит. Мы принимаем меры — будут защитные ребра. В то время еще не было вертикальных жалюзи. Сейчас их будем устанавливать. Под строительство архитектурного было отдано 96 гектаров земли — от проспекта до Староборисовского тракта. Сегодня в поисках свободной земли сторонние заказчики стараются влезть на эту территорию. Потому что подведены все коммуникации — вода, тепло, канализация, электричество. Но если сюда придет сторонний заказчик, будет нарушена перспективная разметка проекта. Ведь вся территория была разбита на зоны — спортивную, учебную, жилую. И каждая должна была иметь свои объекты: беговые дорожки, манеж, стадион. Сегодня из 96 га университет занимает 18. Понятно, сам он не в состоянии осваивать такие большие площади. Но у университета должна быть своя территория на перспективу. И ее нужно беречь!
— Кстати, а большие подвалы в этом корпусе? Похожи на те, что составляют легенду МГУ?
— Нет, таких требований у нас не было. Бомбоубежищ мы не проектировали. Здесь характерно другое: под высотной частью фундамент — сплошная плита 140 сантиметров высотой. Ее замонолитили и на ней стали возводить здание. Помню, когда строители начали заливать плиту, мы приехали и бросили туда бутылку шампанского. Там ее и забетонировали. Над корпусом, замечу, вместе со мной работали лучшие кадры «Минскпроекта»: архитектор Виктор Аникин, инженеры Валерий Левин и Давид Янко.
— Из ваших слов вытекает, что корпус подлежит капитальному ремонту?
— Сегодня есть распоряжение Президента в кратчайшие сроки выполнять капремонт здания, — кивает головой И.Есьман. — Мы его должны утеплить, облицевать, устранить нежелательные переделки, сделанные в ходе эксплуатации. Поэтому сейчас большая группа специалистов работает над тем, чтобы скорее выпустить проект и начать его осваивать. Мы должны выдать рабочие чертежи для реконструкции здания. Корпус очень большой и сложный по конфигурации, пластике фасада. Визуально он абсолютно изменится. Внутри мы также меняем практически все интерьеры. Начиная от пола и заканчивая потолком.
— Будет ли остановлен учебный процесс?
— Заказчик сам решит, как поступить, во всяком случае, учебный процесс не должен нарушаться. У нас корпус условно разделен на четыре блока. Каждый блок может функционировать самостоятельно. Там будут свои лестничные клетки, и входить можно будет без проблем.
— А как по срокам?
— Ремонт займет не меньше года, я думаю. На отдельные виды работ, как сейчас принято, будут объявляться тендеры, в ходе которых заказчики выберут самый лучший вариант, самый дешевый, самый качественный. Кроме того, мы приводим в порядок всю площадь перед корпусом. Во время проектирования вход намечался непосредственно с дороги. А сейчас из–за строительства метро остановка далеко от корпуса. Мы сделаем подход к нему в другом месте, там же будет большая автостоянка для студентов и преподавателей.
Глава седьмая. Петля Есьмана
Повернись планиды другим боком — мы могли бы любоваться Белорусским государственным университетом в исполнении Игоря Ивановича.
– Этот заказ вновь попал ко мне. Наверное, потому, что я уже имел опыт проектирования учебных заведений. Но по рекомендации одного человека (я не буду называть его имя) ректор Белый параллельно заказал проект в Москве.
Из книги И.Есьмана: «В назначенный день — рассмотрение проектов. Выступает главный архитектор института. Но, защищая свой проект, он все время критически характеризует соседний. Белый В.А., ректор университета, кивает, соглашается. Я не сдержался, прерываю с места: «Автор здесь, он доложит о своем проекте». Замешательство. Стиль доклада изменился. Думаю — хорошо и вовремя».
— Место тогда отвели для новых корпусов БГУ замечательное, — показывает чертежи хозяин дома. — Напротив микрорайона Восток, между нынешним зданием Национальной библиотеки и лесопарком. Я считаю, что оно идеально подходило для университета. Тут недалеко и Академия наук, и въезд в город.
Этот проект так и не увидел свет. В числе многих других задумок Есьмана.
Но лучше говорить о воплощенных идеях, чем оставшихся лишь в чертежах.
— Я изобрел петлю (соавтором стал Анатолий Глеб), помогающую в сборке мебели. Она в Женеве получила золотую медаль. Перед жюри стояла задача: кому присуждать — петле или искусственному сердцу? В итоге по золотой медали получили оба экспоната! — Игорь Иванович с гордостью достает патенты, наброски декораций для спектаклей, проекты памятников, значков, эскизы марок, товарных знаков. — В 1967 году в честь 900–летия Минска были объявлены конкурсы на эмблему, значок, медаль. И я выиграл конкурс по всем трем номинациям. В то время мэром города у нас был Шарапов Василий Иванович, он отправил меня в Москву, на монетный двор, с заказом на медали.
— Сколько их сделали, не помните?
— Знаю, что 5 тонн металла для медали самолетом прислали в Минск, а также инструменты для ее штамповки. И пошло. Заказы на такую продукцию буквально сыпались: «Почетный гражданин города Минска», лауреат премии Ленинского комсомола, «60 лет БССР», «50 лет ВЛКСМ», «30 лет освобождения Белоруссии», памятная медаль в честь вручения Минску Золотой Звезды города–героя. Потом меня увлекли товарные знаки. Хороший заработок был в то время, один принятый товарный знак стоил 60 рублей. Пол–оклада! А вот мое творчество другого рода. В Гаграх я нашел камешек, похожий на меня. Решил сделать автошарж! Портрет Пикассо тоже вырезал на камешке. А внуку Грегори, он живет в Канаде, я нарисовал к дню рождения блок марок. Так он наклеил их на конверт и отправил письмо в Израиль.
...В гостеприимной квартире можно сидеть долго–долго и разговорам не будет конца. Про архитектуру. Про родословную Есьманов, восстановленную Игорем Ивановичем за последние 600 лет. Про его книгу, главы из которой мы незаметно пролистали. Самое главное из нее мы, кажется, поняли: почему появилось в Минске здание в виде лайнера. Мечты о небе даром не проходят.
