История "Совесткого шампанского"

Автомобиль из бутылки

Шампанское не только превратилось из королевского напитка в самый расхожий народный символ Нового года, но и будоражило умы мечтой о "Волге"
“Стахановцы сейчас зарабатывают много денег, много зарабатывают инженеры и трудящиеся. А если захотят шампанского, смогут ли они его достать?” Озвученная 78 лет назад наркомом продовольствия СССР Анастасом Микояном сталинская озабоченность судьбой стахановцев привела к качественной модернизации “стакановского движения” в нашей стране. Отныне и по сей день одним из символов больших праздников — и прежде всего Нового года — в нашей стране стал шипучий напиток прежде дворянского, а до того и вовсе королевского стола.


Если по утрам, как известно, шампанское пили “либо аристократы, либо дегенераты”, то на новогоднем столе советских людей темно-зеленые тяжелые бутылки с укутанным фольгой горлышком стояли повсеместно. Начало одной из самых народных традиций положило принятое летом 1936-го постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) “О производстве “Советского шампанского”, десертных и столовых вин”, ставшее поистине историческим. Хотя бы потому, что начало полуторатысячелетнему пути игристого вина по планете невольно заложил в конце V века северофранцузский король Кловис, крестившийся в одной из церквей города Реймс в центре провинции Шампань. Другая версия датой возникновения шампанского называет 1668 год, когда монах и смотритель винного подвала Пьер Периньон угостил друзей необычным “живым” вином.

Как бы то ни было, оценившие перспективность нового продукта и наладившие его выпуск виноградари получили не только сверхприбыли, но и смертельную опасность. Работники винных погребов и их владельцы нередко гибли или калечились при взрывах бутылок или под лавинами обрушившихся на них бутылочных гор: качество стекла в те времена было еще то. С годами технологии совершенствовались, причем немалый вклад в это внесли советские ученые. Внутри же страны популярность “Советского шампанского” значительно опережала объемы его производства, вспоминают, дополняя друг друга, пенсионеры из Брестской области супруги Людмила Полховская и Геннадий Муравейник:

— Его просто не хватало. В наших Ивацевичах разве что в начале пятидесятых годов проблем с шампанским не было, оно продавалось по 3,62 рубля, чуть дороже водки (та была по 2,87 и 3,12 рубля). При Хрущеве как-то выдался безалкогольный год, когда ни шампанское, ни другое спиртное было вообще не купить. В остальное время до самого краха СССР игристое вино в продаже было, но его надо было успеть купить. Поэтому к Новому году готовились заранее: уже в ноябре — декабре, если видели в продаже, закупали впрок.

Минчанка Алла Головатая отмечает аналогичную ситуацию и в Минске. Хотя снабжение здесь было не в пример лучше, чем в Беларуси в целом и за ее пределами, предновогодний дефицит все же давал о себе знать:

— Острой нехватки шампанского в Минске я не помню, в продаже в 70-е годы было молдавское и украинское. В застойные годы высшим шиком считалось заполучить к празднику бутылку краснодарского “Абрау-Дюрсо” — шампанского, доступ к которому здесь имела лишь партийная, научная и другие элиты. А вот в Полярном — закрытом по сей день городе, обслуживающем базы подводного флота, где я работала по распределению, спиртное не продавалось вообще. И за вином к Новому году приходилось ездить в Мурманск. Кстати, на Севере цены на все продукты были выше, чем в БССР и вообще в европейской части страны, а снабжение — хуже.

Решение проблемы игристого дефицита в Беларуси было найдено в феврале 1978 года, когда с конвейера Минского завода шампанских вин сошла первая примерно 10-тысячная партия темно-зеленых 0,8-литровых бутылок. Ныне это предприятие не только целиком удовлетворяет внутренний спрос, но и экспортирует продукцию в страны Евросоюза, Россию, США, Израиль, Вьетнам. Рассказывают, что испробовавший одним из первых производимое в Минске элитное шампанское “Радзивилл” французский посол вынес вердикт: “Более чем прилично”.

Но это случилось уже в наши дни. На заре же своего становления минский завод не только значительно облегчил участь наших потребителей, но и невольно способствовал появлению в народе накопительного хобби. Пустые бутылки от шампанского в отличие от другой стеклотары были одноразовыми и в приемных пунктах не принимались. Но выбрасывали их не все. В горлышко проходила 10-копеечная монета, и из уст в уста передавалась легенда о том, что если бутылку от шампанского наполнить доверху такими монетами, этого хватит на самый престижный автомобиль того времени — новую “Волгу”. В моей семье проверить это опытным путем не удалось, хотя в начале восьмидесятых попытки делались. Проблема была в том, что автором этих строк, тогда еще дошкольником, монеты оттуда изымались на мороженое чаще, чем попадали внутрь. Оно и к лучшему: произведенные много позже расчеты показали, что в стандартной 0,75-литровой стеклотаре уместились бы лишь 2,8 тысячи советских гривенников, то есть до 280 рублей. Для покупки “Волги” этого было бы явно не достаточно, разве что на мопед хватило бы с лихвой.

Для автора же этих строк получившее в СССР всенародное признание шампанское стало одним из символов краха советской эпохи. Случилось это в безрадостный день 31 декабря 1990 года, когда сотни тысяч минчан бродили по пустым магазинам, пытаясь отыскать хоть что-нибудь вкусное и праздничное. Ценой неимоверных усилий и связей мне удалось попасть в числе других блатных в подсобку продуктового магазина. Выносить из служебной двери на глазах у толпившихся перед чистыми прилавками граждан туго набитые пакеты было очень неприятно, но развязка случилась позже: перед самым домом полиэтиленовые мешки почти синхронно порвались. Тщательно укрытые серой бумагой “деликатесы” — сыр, колбаса, консервы, банки с горошком и сгущенкой, бутылки со спиртным — вывалились перед ковылявшим навстречу с пустой авоськой в руках пенсионером, а бутылка шампанского покатилась к его ногам. Она не взорвалась в отличие от того деда, разразившегося страшной руганью в адрес “проклятых номенклатурщиков”. И также именно под шампанское. Точнее, над ним.

Вдова, да не та

Название “Советское шампанское” может существовать лишь на русском языке, латинскими буквами писать его на этикетках нельзя: международные конвенции признают шампанским только вино, виноград для которого выращен в Шампани. Поэтому для экспортных поставок в 1969 году СССР зарегистрировал товарный знак “Советское игристое”, а в 2000 году наш завод шампанских вин стал Минским заводом игристых вин. Американцы поступили иначе: они назвали административный центр провинции, производящей игристые вина, Шартром (по названию города во Франции) и поселили там некую мадам Поммери, фамилия которой совпадает с названием французской винодельческой фирмы. Американскому шампанскому дали марку “Вдова Поммери”, напоминающую “Вдову Клико”, а для его производства стали  выращивать виноград, культивируемый в Шампани. В результате эстетам, брезгующим американскими винами, с чистой совестью предлагается дорогое “шампанское, произведенное в Шартре из французского винограда”. И те охотно ведутся.

Цена на шампанское в СССР

до 1961 года (в бутылках 0,8 л) — 3,62—3,67 рубля;

с 1961 по 1979 год (в бутылках 0,8 л) — 4,65 рубля;

с 1979 года (в бутылках 0,75 л) — 5,50 рубля;

в ресторанах (в бутылках 0,75 л) — 6,80 рубля.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter