Сто лет назад, 6 августа 1915 года, горстка полуживых защитников крепости Осовец обратила в паническое бегство три германских полка
Только в последнее время о том героическом эпизоде Первой мировой стали писать и снимать фильмы. Но почти столетие забытья стерло подробности боя. Сейчас уже мало кому известно, что поднимали в атаку горстку выживших после применения газов защитников небольшой крепости Осовец, ставшей преградой на пути немцев к Белостоку, два белоруса. Что среди служивших тогда в гарнизоне более трети были нашими земляками. Да и коменданта генерала артиллерии Николая Александровича Бржозовского так и хочется записать в соотечественники: он окончил знаменитый Полоцкий кадетский корпус, называвшийся в те годы военной гимназией.
К сожалению, места рождения благородного и любимого всеми командира сейчас никто не знает.
— Он мог родиться и под Варшавой, и в Сибири, где представители этой фамилии находились в ссылке, — говорит председатель правления благотворительного культурно-исторического фонда памяти Первой мировой войны Вячеслав Бондаренко.
Но мог и на Случчине, где тоже известен род Бржозовских. Сведения о талантливом военачальнике, прошедшем турецкую, китайскую и японскую кампании, запрятаны в архивах не случайно. После революции генерал примкнул к Белому движению, сражался против большевиков. Находясь в эмиграции в Югославии, в тридцатые годы прошлого столетия был комендантом инвалидного дома. Известно, что он отец троих детей. И есть вероятность приоткрыть тайну этой выдающейся личности.
«Там, где миру конец, стоит крепость Осовец», — это из солдатского фольклора. На самом деле бастион находился в 23 километрах от тогдашней Восточной Пруссии. Обойти его было невозможно: форты располагались на высоком берегу реки Бобр и контролировали всю округу, в окрестностях — сплошные болота.
Уже в начале войны мир с восхищением следил за обороной этой твердыни. Первый натиск немцы предприняли в сентябре 1914-го, перебросив из Кенигсберга орудия большого калибра. Шесть дней они обстреливали укрепления. И безуспешно. В январе 1915-го германцы применили против защитников свои знаменитые «Большие Берты» — осадные орудия 420-миллиметрового калибра, которые 800-килограммовыми снарядами проламывали двухметровые стальные и бетонные перекрытия. От каждого взрыва образовывалась воронка в пять метров глубиной и пятнадцать — в диаметре. Враги подсчитали, что для принуждения к сдаче крепости с гарнизоном в тысячу человек достаточно двух таких орудий и 24 часа методичной бомбардировки: 360 снарядов, каждые четыре минуты — залп. Но под Осовец они привезли 4 «Большие Берты» и еще 64 других мощных орудия, всего 17 батарей.
Самый жуткий обстрел воины выдержали в начале осады. «Противник 25 февраля открыл огонь по крепости, довел его 27 и 28 февраля до ураганного и так продолжал громить крепость до 3 марта», — вспоминал выживший военный инженер С. А. Хмельков, ставший в советское время профессором и написавший единственный очерк о тех событиях, но без упоминания каких-либо имен.
За неделю было выпущено 200—250 тысяч только тяжелых снарядов. А всего за время осады — до 400 тысяч. «Кирпичные постройки разваливались, деревянные горели, слабые бетонные давали огромные отколы в сводах и стенах; проволочная связь была прервана, шоссе испорчено воронками; окопы и все усовершенствования на валах, как то: козырьки, пулеметные гнезда, легкие блиндажи, стирались с лица земли». Над крепостью нависли тучи дыма и пыли. Вместе с артиллерией крепость бомбили аэропланы.
К слову, у России имелись и другие крепости — совершенно грандиозные. Например, Новогеоргиевская считалась одной из самых мощных в Европе. Там находился почти 100-тысячный гарнизон при 1000 тяжелых орудий. Крепостью гордились и считали ее неприступной. Но продержалась она… всего десять дней. Могла бы и больше, но командующий — генерал Бобырь — ускакал к немцам и уже оттуда распорядился о капитуляции. Одних только офицеров сдалось 2100 человек плюс 23 генерала. В целости и сохранности получили немцы колоссальную по мощи артиллерию — львиную долю тяжелого вооружения русской армии.
С Осовцом вышло иначе. Командование, полагая, что требует почти невозможного, просило его защитников продержаться хотя бы 48 часов. Крепость стояла еще полгода...
Доподлинно установленный факт: в Осовец в начале 1915 года под белым флагом явился германский офицер и предложил полмиллиона имперских марок за сдачу фортов:
— Поверьте, это не взятка и не подкуп, а простой расчет. При штурме мы истратим снарядов на полмиллиона марок. Нам выгоднее пожертвовать этой суммой, но сохранить снаряды. Не сдадите крепость — обещаю вам, через сорок восемь часов Осовец как таковой перестанет существовать!
В ответ прозвучало:
— Предлагаю вам остаться здесь. Если через сорок восемь часов Осовец будет стоять, я вас, извините, повешу. Если будет сдан, пожалуйста, будьте так добры, повесьте меня. А денег не возьмем!
Вот только с кем состоялся этот разговор? В фильме российского телевидения диалог представлен с начальником штаба Свешниковым. В белорусских публикациях и фильмах — с Бржозовским. Сейчас трудно установить, кто на самом деле вел переговоры. Но по предположению Вячеслава Бондаренко, вероятнее всего — комендант. Только он мог принимать столь судьбоносные решения.
Со второй линии обороны, которая находилась за пределами фортов, немцы русскую пехоту сбить так и не смогли. К взрывам она привыкла настолько, что солдаты рассуждали: «Пущай постреляет, по крайней мере, выспимся». Они смертельно устали от боев начала февраля и работ по укреплению крепости, после них артобстрел действительно казался чем-то эфемерным.
И тогда немцы применили отравляющие газы. Готовились тщательно, терпеливо выжидая нужного ветра. Развернули 30 газовых батарей, несколько тысяч баллонов. 6 августа 1915 года в 4 утра на русские позиции потек темно-зеленый туман смеси хлора с бромом. Газовая волна 12—15 метров в высоту и шириной 8 километров проникла вглубь до 20 километров. Противогазов защитники крепости не имели.
«Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, — вспоминал Сергей Александрович Хмельков, сам ставший жертвой отравления. — Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели». Все медные предметы на плацдарме — части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее — покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора, мясо, масло, сало, овощи и все, что хранилось без герметической упаковки, отравлены.
Томимые жаждой бойцы нагибались к воде, но тут, на низких местах, газы задерживались, и вторичное отравление вело к смерти. В общем, ко времени подхода немцев к позиции число защитников определялось в каких-нибудь 160—200 человек, способных действовать оружием.
Считая, что гарнизон мертв, немецкие части пошли даже не в наступление — на зачистку. 14 батальонов ландвера — не менее семи тысяч пехотинцев. И тут случилось невероятное. Навстречу немецкой пехоте в контратаку поднялись защитники первой линии — остатки 13-й роты 226-го Землянского полка, чуть больше 60 человек. С изувеченными химическими ожогами лицами, замотанными в тряпки, сотрясаясь от жуткого кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки, они повергли врага в ужас. Несколько десятков полуживых бойцов обратили в паническое бегство три германских пехотных полка! Ничего подобного мировое военное искусство не знало...
Вел в атаку храбрых воинов уроженец деревни Веркалы Игуменского уезда Минской губернии подпоручик корпуса военных топографов Владимир Карпович Котлинский. Он был смертельно ранен и передал командование своему земляку из Минска подпоручику 2-й Осовецкой саперной роты Владиславу Стржеминскому.
После 2-я Осовецкая саперная рота была преобразована в 39-ю отдельную саперную роту. В ночь с 6 на 7 мая 1916-го во время минометного обстрела русских позиций у деревни Першаи (ныне Воложинский район) одна из мин попала в траншею, где находился взвод Стржеминского. От близкого взрыва тот получил тяжелые ранения. В полевом госпитале ему ампутировали правую ногу и левую руку по локоть. Он почти ослеп, правый глаз впоследствии так и не восстановился полностью. После операции Стржеминский эвакуирован в Москву для лечения.
Дальнейшая жизнь героя Первой мировой, в 22 года ставшего инвалидом, сложилась не менее интересно. В госпитале он познакомился с девушкой-скульптором, которая ухаживала за ним и влюбилась в изувеченного подопечного. Молодые люди поженились. Владислав под влиянием супруги увлекся живописью и стал известным художником-авангардистом. Стржеминский даже создал собственное направление в модернистской живописи — унизм. В разное время молодая семья жила в Вилейке, Владислав работал в местной гимназии, создал цикл рисунков под названием «Западная Беларусь». Известно, что учитель рисования оригинально украшал центральную улицу провинциального городка Западной Беларуси. Но известным художником стал в Лодзи, где и умер 28 декабря 1952 года.
В настоящее время имя Владислава Стржеминского носит Академия изящных искусств в Лодзи, а в Вилейке в мае 2013-го ему установлен памятник.
К августу 1915 года в связи с изменениями на Западном фронте, стратегическая необходимость в обороне Осовца потеряла всякий смысл. В связи с этим верховным командованием русской армии принято решение прекратить оборонительные бои и эвакуировать гарнизон крепости. 18 августа началась эвакуация, которая проходила без паники, в соответствии с планами. Все, что невозможно было вывезти, а также уцелевшие укрепления, взорвали. Генерал Бржозовский покинул опустевшую крепость последним. Он подошел к расположившейся в полукилометре от оборонительных укреплений группе саперов. Царило тягостное молчание. Последний раз посмотрев на свою полуразрушенную, осиротевшую, но непобедимую крепость, комендант Бржозовский сам повернул ручку. Целую вечность бежал по кабелю электрический ток. Наконец раздался страшный грохот, все затряслось, и в небо взметнулись фонтаны земли вперемежку с кусками железобетона. Осовец умер, но не сдался! 25 августа немецкие войска вошли в пустую, разрушенную крепость.
klimovich@sb.by
