Владиатор уходит, чтобы вернуться
В белорусском спорте трудно найти фигуру более противоречивую, чем Владимир ВОЛЧКОВ. Полуфиналист «Уимблдона» (в 2000–м остановить белоруса смог лишь легендарный Пит Сампрас, а после турнира Володя получил свое самое знаменитое прозвище, созвучное Терминатору, — Владиатор!), Волчков добрался до 25–й строчки мирового рейтинга, однако не сумел задержаться там надолго. Эмоциональный, разноплановый игрок, способный вытянуть самый сложный матч, он так же неожиданно может и уступить в, казалось бы, совершенно безобидных ситуациях. Наконец, герой матчей Кубка Дэвиса, так и не сумевший развить свой командный успех в личных турнирах. Володина карьера с самого начала напоминала американские горки с их бесконечными взлетами и стремительными падениями. И долго такие качели раскачиваться просто не могли. «Если мы проиграем, я, скорее всего, уйду из тенниса, — заявил Волчков накануне недавнего противостояния Беларусь — Швейцария. — Я еще 4 года назад думал об этом, но мы вышли в Мировую группу, а дальше вы сами все знаете...»
Швейцарии мы проиграли. Проиграли в упорной борьбе, одним из важнейших моментов которой стал драматичный матч, в котором Владимир Волчков (380–й номер мирового рейтинга!) противостоял 29–й ракетке мира Станисласу Вавринке. После игры швейцарец (как, впрочем, и все, кто прежде сталкивался с Волчковым в кубковых матчах) лишь брови гнул в недоумении по поводу неоправданно низкого рейтинга столь сильного игрока. А собравшиеся на пресс–конференции журналисты, затаив дыхание, ждали: ну вот сейчас Вова скажет это — и все, закончится часть истории белорусской команды, которая была связана с его именем. Но Волчков ничего такого не сказал. Обещал подумать. Долго ли? Надо разбираться. И лучше — тет–а–тет...
— Володя, показалось, что в матче с Вавринкой тебе не хватило совсем чуть–чуть для победы. Быть может, не стоит так уж сразу ракетку на гвоздь вешать?
— Даже и не знаю. Закончится олимпийский цикл, тогда можно будет говорить о чем–то конкретно. С другой стороны, я думаю, что мы с Максом еще способны принести пользу в парных встречах. И я, например, с удовольствием помог бы команде. Но рассчитывать на одиночку — это уже несерьезно.
— Матч со Швейцарией многие рассматривали и с точки зрения пристрелки к Олимпиаде...
— Последние полгода я старался держать себя в форме. Сыграв в Кубке Дэвиса, понял, что интерес к игре еще есть и есть возможность попробовать реализоваться в парном олимпийском турнире. Если мы туда все же попадем — это станет ясно в июне, — я всерьез займусь подготовкой. Мне сейчас не хватает только «физухи»: опыт и реакция в порядке, в игре с лета я добавил, прием хороший... В конце концов, еще 2 года назад мы договорились с министром спорта, что этот олимпийский цикл я отработаю. Если честно, только это и заставляло держаться на плаву.
— А если бы ничего не держало?
— Я еще года 2 назад свалился в рейтинге на такую глубину, где деньги уже не зарабатывают. Настоящий теннис — он начинается и заканчивается на границе первой сотни. А я не мазохист, чтобы бегать по корту, тренироваться на износ и не получать от этого никакой отдачи.
— В прошлом году, рассуждая о своем рейтинговом положении, ты заметил, что «с того света уже не возвращаются». Неужели было нереально хотя бы отчасти вернуть утраченные позиции?
— Я пробовал. Года полтора очень серьезно работал, действительно много тренировался. И тренера с собой на турниры брал, и физподготовкой специальной занимался... Я перепробовал все способы, которые я знал. Но вернуться в сотню все равно не получилось. Зато заработал пару новых травм.
— Почему же именно тебе так не везет?
— Знаешь, когда у человека таланта много, то ему никакое невезение не помешает реализоваться. А если ты не талантливый, а просто способный, например, то нужно только работать и надеяться.
— Выходит, ты не шутил, когда сказал, что «главную свою ошибку совершил 22 года назад, когда решил заняться теннисом»?
— Я благодарен теннису. Встретил много людей, увидел страны, понял, что такое борьба и конкуренция. И пусть я по–прежнему уверен, что для тенниса не подхожу, считаю, что выжал максимум из того, на что мог рассчитывать.
— Уйдете вы с Максом и что? Да, появился Игнатик, но он ведь один...
— ...и, кстати, уже 3 года безвылазно сидит в Америке. А здесь в него 3 года назад пальцем тыкали, с ним никто тренироваться не хотел. Тренеры ставили его в пару к девочкам в твердом убеждении, что из этого парня никогда и ничего не получится. Хорошо, с горем пополам нашлись люди, которые помогли ему уехать, и в результате сегодня мы имеем лучшего юниора мира, который только что вышел и сыграл четыре сета с 30–й ракеткой рейтинга! Володя — прирожденный чемпион. Его не надо учить побеждать: сам будет драться до конца.
— А кто конкретно в него пальцем–то тыкал, не вспомнишь?
— Таких специалистов у нас из десяти — восемь. Я не буду называть имен. Бессмысленно. Да и проблема не в одном Игнатике.
— А в том, что нашими детьми занимаются неквалифицированные люди?
— В том, что ими занимаются люди, считающие себя квалифицированными. То есть они когда–то играли в теннис, имеют какие–то разряды, когда–то даже заканчивали институты. Но теннис 20–летней давности и теннис современный — это две разные игры.
— С другой стороны, вы с Максом — продукт той, советской системы...
— Так главный парадокс в том, что весь мир работает по советским методикам. Только они их прокопали гораздо глубже. А у нас большинство довольно тем, что есть. Тренеров–самородков, у которых горят глаза, единицы.
Фото Александра РУЖЕЧКА, "СБ".
