Чего еще мы не знаем о марках, кино и Мицкевиче

Запах свежего ремонта и новых страниц в сентябре витает не только в школах. Немало музеев и библиотек празднуют свои дни рождения в этом теплом месяце. У некоторых нынче даже по два юбилея — в самом начале осени попытки восстановить то, что когда–то разрушилось, нередки. Вспомнить все, что забылось, собрать, что рассыпалось...

Уходящая натура

В сентябре 1958–го в Минске зарегистрировали первый в послевоенной Беларуси клуб коллекционеров. В него вошло около 60 человек — в основном филателистов. В советские годы марки собирали многие. Такое хобби не требовало больших затрат, обзаводиться коллекцией мог кто угодно и где угодно: марки гасили уже типографским способом и продавали за копейки. К 1983 году, когда Минск праздновал 25–летие своего клуба большой выставкой, филателистов только здесь было 13 тысяч. Почти столько же — в Витебске, Бресте, Гродно, Гомеле...

Сегодня их всего несколько сотен. В Минске — почти 50. Старая гвардия, собирающаяся по четвергам в помещении по улице Кульман, которое арендуют из своих пенсий.

— Филателисты должны встречаться, обмениваться марками, — убежден председатель Белорусского клуба филателистов Лев Колосов. Добавляя при этом, что «мы, конечно, уходящая натура».

По мнению Льва Леонидовича, роковую роль в том, что филателия превратилась в хобби для одиночек, сыграли компьютеры и смартфоны. Ведь прежде всего марки были поводом для общения, для, как говорили раньше, «повышения культурного уровня». А теперь — соцсети, википедии... В Польше, Англии, Америке, по всему миру почтовые знаки собирают такие же, как Лев Леонидович, оригиналы, упрямо не желающие забывать, каким был мир в доцифровую эпоху.

К слову, Колосову удалось установить, что филателисты появились у нас еще в ХIХ веке — в первом филателистическом издании Российской империи журнале «Марки» за 1886 год встречаются объявления об обмене из Гродно и Пинска. Вообще, история филателии — тема интереснейшая и малоизученная. Чего стоят одни сюжеты о выпуске и коллекционировании марок на рубеже мировых войн! Всероссийское общество филателистов было создано в 1923 году, тогда же появились и его отделения в Минске, Гомеле, Рогачеве, Витебске, Мозыре.

...Лев Леонидович продолжает работать в архивах. Восстанавливая вместе с историей белорусской филателии имена и судьбы людей и обнаруживая, как мало мы все еще знаем о своем прошлом.

3D из советского детства

Цитату Сергея Эйзенштейна про стереокино, за которым завтрашний день, на страницах наших газет в сентябре 1978 года не вспомнил только ленивый репортер. Хотя первый показ объемного фильма в минском «Мире» бешеного ажиотажа у публики не вызвал. В белорусской столице тогда было 30 кинотеатров, и полноценного похода в кино стереосеансы не заменили, с самого начала заняв свое место где–то среди покатушек на аттракционах. Систему «Стерео–70», позволяющую демонстрировать картины с двух 70–миллиметровых пленок одновременно, в СССР придумали еще в 1963 году, и «Мир» стал далеко не первым из советских кинотеатров, где ее установили.


Опыты с объемным изображением на экране в Советском Союзе начали проводиться почти сто лет назад, уже в 1940–м в московском кинотеатре «Художественный» публике предлагали красно–синие или красно–зеленые очки. Тем не менее систему «Стерео–70» стоит вспомнить еще и потому, что именно за нее советский кинематограф получил свой последний «Оскар» в 1991 году — за технические достижения. Это было действительно революционное оборудование, обещавшее наступление эры голографического кино, появления которого с нетерпением ждал Андрей Тарковский, принимавший участие в экспериментах. Но с распадом СССР игры с трехмерным изображением, доступным зрителю без очков, прекратились. А для минчан, которые были детьми в 1970 — 1980–х, «Мир» навсегда остался любимейшим кинотеатром.


Тамара Лисицкая, известная телеведущая, сценарист и автор книг о минчанах, до сих пор не забыла своих детских эмоций от визита в наш первый 3D–кинозал:

— Это было глобальное потрясение, после сеанса даже кружилась голова. Хотя мой папа, инженер–физик, накануне нашего семейного визита в «Мир» готовил меня к тому, что предстоит увидеть, объяснял процесс с научной точки зрения. Мы долго туда собирались, но каждые выходные находились более важные дела. Спешить было некуда — стереофильмов снимали мало, одна и та же картина шла в «Мире» не меньше года, купить билет проблем не составляло. Однако для моих ровесников это было обязательной церемонией — хотя бы однажды сходить в «Мир» на стереосеанс. Вроде мечты посидеть за рулем «Мерседеса», которая появилась у нас в 1990–х.

Глубокие корни

Но в 1990–х грезили не только о «Мерседесах». В сентябре 1998–го осуществилась одна из самых амбициозных надежд наших историков и литераторов — право белорусов считать Адама Мицкевича своим признали официально.


Открытие музея–усадьбы в Заосье, где Мицкевич появился на свет, и последовавшую за этим международную конференцию в минском Доме дружбы приурочили к его 200–летию. Впервые привычное всем определение «великий польский поэт» не прозвучало ни разу. Участники конференции дипломатично решили, что любой из народов, проживавших на территории ВКЛ, вправе признавать наследие Адама Мицкевича частью своей культуры.

Однако недавняя находка Змитера Юркевича, известного историка–архивиста и художника, способна окончательно убедить, по его собственному выражению, «даже крайних скептиков» в том, что кровная связь Адама Мицкевича с Беларусью неоспорима.

Википедия до сих пор сообщает, что «мать поэта происходила из шляхетского рода Маевских, франкистов (крещеных евреев) из–под Львова». Хотя фактов, подтверждающих это документально, нигде не обнаружено. Тем не менее, когда все в тех же 1990–х один из наших исследователей опубликовал свое предположение о родстве Мицкевича со старинным шляхетским родом Маевских с Новогрудчины, разгорелся чуть ли не международный скандал. И вот наконец в многолетних спорах о происхождении матери поэта можно поставить жирную точку. Работа в архивах Беларуси, Польши, Литвы позволила Змитеру Юркевичу составить убедительную родословную предков Адама Мицкевича «по кудели». Крестильные метрики его матери Барбары и ее сестры, документы о браке ее родителей и множество других бумаг доказывают, что корни Мицкевича в Беларуси гораздо глубже, чем считалось. Документально подтверждено, что род его матери жил здесь еще в 1670 году.

— Галоўная знаходка — дакумент 1769 года, якi на маю просьбу пераклаў з лацiны спадар Алесь Жлутка, — комментирует свою находку Змитер Юркевич. — «У фальварку. [Ск]епеяў 8–га дня. Над ахрышчанымi летась 18 чэрвеня ў патрэбе з адной вады двайнятамi (блiзнятамi)–немаўлятамi, дочкамi законных сужэнцаў, менавiта Мацея Маеўскага i Ганны давяршыў абрады хросту Антонi Клочка. Першай з iх даў iмя Барбара, пры сведках Iгнаце Корсаку i Тэрэзе Вайнiловiчавай, а другой — iмя Мар’яна, пры сведках Мiхале Вiгоцкiм з Мар’янаю Iваноўскай».

Не разгаданной до сегодняшнего дня осталась, пожалуй, одна лишь тайна поэта: писал ли он по–белорусски? В свое время сын Адама Мицкевича Владислав предпринял все, что было в его силах, чтобы сделать из отца «великого польского поэта», безжалостно отцензурировав все его наследие. По мнению Юркевича, белорусскоязычные произведения могли существовать:

— Продкi Мiцкевiча былi фактычна «ад сахi», дробны шляхецкi род, у Завоссi яны, падобна, нават не мелi прыгонных, самi абраблялi зямлю. Было б дзiўна, каб паэт, якi ў сваiх лекцыях згадваў беларускую мову як «самую багатую i чыстую» з усiх славянскiх моваў, яе не ведаў i прынцыпова цураўся.

Поводов продолжить дискуссию о наследии поэта–юбиляра до конца года будет еще много. Ближайший — старосветский бал в Доме–музее Адама Мицкевича в Новогрудке, гостей ждут сегодня с 15 часов. И музей не забудьте поздравить с юбилеем — 11 сентября он отметил 80 лет со дня открытия.

cultura@sb.by