Нужны ли профессионалы в литературеНедавно довелось ехать в маршрутке, в салоне которой колыхался приторный мотивчик: «Женское счастье... Был бы милый ря–адом, ну а больше ничего не на–а–до!»
В такт музыке позванивал молоточек под расхолаживающей в любви к транспорту надписью «Использовать в случае аварии» и притопывали ботинки пассажиров... Кроме меня, в салоне находились еще четверо. Все — именно того пола, который потенциально должен составлять женское счастье.
Мой гневный мысленный монолог о том, что бы я сделала с авторами таких «гимнов патриархату», прервался на приятной для слуха интеллектуального человека остановке «Академия наук». Хотя, думала я по дороге к месту написания сей статьи, откуда есть пошло название «Академия»? Тиран Дионисий продал своего учителя Платона в рабство... Ученики философа скинулись на выкуп. Вот на эти деньги Платон впоследствии и купил возле Афин участок земли, где открыл философскую школу. А поскольку в том месте был похоронен герой Академ, школу назвали академией. Так что любое явление культуры следует рассматривать, как куст картофеля, выкопав из исторического грунта. И с чего я взъелась на невинную песенку? Тот же сюжет, но в исполнении Шекспира, почему–то не вызывает у меня протеста. Как все–таки условны наши оценки... Недавно забрела на выставку «Филя чувствует любовь» в столичный Музей современного искусства, ожидая увидеть если не кич на тему похождений Киркорова, то нечто попсово–слащавое. Оказалось, концептуальный проект молодых художников «Fil feel love»: кормление голубей перед входом, экран, на котором крупным планом — расчесываемая шерсть Фили, чувствующего любовь... Право, не ожидала, что мне когда–нибудь доставит эстетическое удовольствие созерцание комка вычесанной собачьей шерсти! Таковой поместили под стеклянный куб и сопроводили магнитофонной записью ворчания кошки... В мире победившего авангарда прочитывается достаточно скромно, а мы все еще радуемся отступлению от правил. Слишком долго образ художника и писателя был для нас тождествен образу чиновника. Костюм, галстук, заседание в президиуме... Как писал в 1929 году молодой Максим Лужанин: «...мне было мулка спаць, i таму снiлася розная дрэнь. Праўда, нiкога з пiсьменнiкаў я не снiў, але затое ўвесь час лезлi ў вочы капелюшы, акуляры i розныя другiя пралетарскiя акалiчнасцi. Няхай бы ўжо снiлiся iхнiя ўласнiкi! А то паспрабуй дамалюй да якiх–колечы акуляраў iхняга ўласнiка...» Кстати, под этим сюрреалистическим образом бестелесного писателя–чиновника подразумевался не кто иной, как госдеятель Жилунович, он же поэт Тишка Гартный, любимая мишень нападок молодых литераторов за официоз. Нет, я не жалею о том, что образ литератора радикально изменен в сторону свободного художничества и даже некой «пиарской» вальяжности... Но вот в российской прессе бьют тревогу: лучшими писателями признаются... не–писатели. Например, Оксана Робски с романом «Casual» выдвинута на премию «Национальный бестселлер». Критики Робски ненавидят, как «разорившиеся господа ненавидят бывших слуг». Российский литератор Андрей Архангельский просчитал периодичность явления непрофессионалов в литературу. 1917 — 1924 годы — поколение «красных литераторов» вроде Шолохова, одержимых целью построить новый мир. В 1945 — 1950–х появилась «лейтенантская проза», которой бывшие фронтовики вроде Юрия Бондарева стремились сказать правду о войне. В 1960–х — «литература оттепели», символ — Василий Аксенов, цель — вернуть бунтарство в литературу. Перестроечная волна, утверждающая молодежные ценности, выявилась личностями вроде Бориса Гребенщикова... В конце концов, белорусскую литературу создавали в большинстве «непрофессионалы», выходцы «з–пад стрэх»... Кто такой «профессионал»? Тот, кто живет за счет своих произведений? Классикам это удавалось чрезвычайно редко. Флобер, более других заслуживающий названия «профессиональный писатель», — он ничем иным, кроме писательства, не занимался: создавал «Мадам Бовари» и «Саламбо», но жил за счет полученного наследства... А когда прожил его, пришлось на старости лет поступать на службу. Ныне зарабатывают творчеством те, кому удалось сделать свои книги товаром. И есть у кого диплом о литературном образовании, нет ли — читателю все равно. Ну не писательница Оксана Робски... Так и продукция ее никогда не будет признана за высокую литературу. А кто мне докажет, что Павел Войницкий, один из троицы, положившей клок вычесанной у Фили шерсти под стеклянный колпак, не художник, точнее, скульптор, если я знаю его работы, побеждавшие на международных конкурсах? А может быть, вы думаете, что написать нехитрые строки песенки, с которой я начала свои сегодняшние рефлексии, доступно каждому? Как–то получила письмо от 12–летнего школьника со стихами и деловым предложением. Тинейджер готов обслуживать белорусскую эстраду, производя тексты на любые темы. За приличный гонорар, разумеется. Пришлось юное дарование разочаровать. За текстом хорошей песни — всегда огромная работа, причем совместно композитора и поэта. Кстати, именно кажущаяся легкость работы «текстовика» и ведет к тому, что вместо того, чтобы обратиться к профессионалу, музыканты «выращивают Бабу Ягу в своем коллективе», порождая глубокомысленные ляпы, с трудом маскируемые мелодией. Бывает, не спорю, соединение поэтического и музыкального дара. Это явление желанное, редкое... А пока мне вновь на станцию метро «Академия наук» и вновь я буду вспоминать неизвестного античного героя Академа, философа Платона и собственную неоконченную диссертацию. Поскольку, извините, таково уж свойство литераторского мышления — пребывать в тумане постоянных рефлексий и аллюзий, и ни в какой академии, даже платоновской, этому не научат.
