21 год усиленного режима. Оглашен приговор по делу об убийстве могилевчанки, которое поручал пересмотреть Президент

«Я не видел ее, просто бил. Кричала или нет, не помню — я был «в хлам». Потом смотрю: ее рука свисает со спинки кровати... В общем, пошел на кухню, помыл руки, помыл нож». От этих откровений Юрия Иванова оперативным сотрудникам в 2009 году, когда он рассказывал, как в ночь с 3 на 4 февраля в Могилеве зверски исколол ножом свою знакомую Светлану Поддубскую, и сейчас мурашки по коже. Позже от своих слов могилевчанин отказался... Это дело уникально оправдательным приговором Иванову тогда и открывшимися новыми обстоятельствами теперь. И вот сейчас, спустя 9 лет, в Верховном Суде снова встречаются участники тех событий: тот же обвиняемый и его адвокат, отец и сын убитой, свидетели и эксперты, представитель обвинения.

Взгляд в недалекое прошлое

В 2010–м обвинявшийся в убийстве Иванов был признан невиновным и на всякий случай перебрался в Россию. Родственники же погибшей продолжали искать наказания для преступника. Дело было основательно пересмотрено лишь после обращения отца Светланы к Президенту. Неожиданный поворот произошел в прошлом году: прежний приговор отменили по вновь открывшимся обстоятельствам, дело направили на новое расследование. И хотя, как сообщал председатель КГБ, рассматривались разные версии и проверялось множество людей, все ниточки снова привели к Иванову. Из Санкт–Петербурга его конвоировали в Минск. По материалам дела, в день убийства этот человек был пьян и в момент ссоры нанес Поддубской более 40 ударов ножом, затем забрал ее украшения, телефон, деньги и паспорт. Преступление, полагают, пытался скрыть, открыв конфорки на плите, что, по замыслу Иванова, должно было привести к возгоранию. Предотвратили его работники аварийной службы. В суде рассказали, что поступила заявка, мол, человек хочет покончить с собой: «Прибыли на место, вошли в коттедж — прибор сработал на максимум. На газовой плите были открыты все краны, на втором этаже находился труп».

Теперь на одном из заседаний огласили протокол осмотра места происшествия, трупа. Посмотрели видеозапись, датируемую 5.02.2009. Жуткие кадры из прошлого: в доме эксперт показывает на следы крови на полу, лестнице, гладильной доске, стене и кровати. В спальне на окровавленной простыне — застывшая в беспомощной позе темноволосая женщина. «Раны на шее, предплечье, челюсти, груди, животе, у ключицы», — перечислял судебный медик, до этого с трудом разжавший вцепившуюся в спинку кровати окоченевшую руку жертвы. Когда крупным планом показали ее лицо, старавшийся казаться безучастным, вдруг побледневший Иванов не выдержал, отвел взгляд.

Орудие убийства, клинок, спустя пару дней после рокового события нашел в мусорном контейнере у гостиницы «Лира» дворник Арсеев. Забрал, говорит, и отнес в подсобное помещение: «Еще подумал: вдруг нож здесь не просто так, вдруг что–то случилось? Потом мне позвонила мастер нашего участка (ей звонили из милиции), спрашивала, не находили ли мы с коллегами чего. Я сказал, что нашел лезвие ножа. В тот же день отнес его в милицию».

Близкий враг

Поначалу именно на бывшего мужа Светланы Руслана Демьянюка как на возможного убийцу указывали почти все, кто знал о его с Поддубской непростых семейных отношениях. Допрошенный свидетель Иван Войтехович (он с сыном пять лет занимался отделкой коттеджа убитой) охарактеризовал их так: «Часто ругались, он не работал, стрелял в доме из пневматики. После этого его судили за угрозу убийства Свете. В итоге она и Руслан разошлись». О постоянных ссорах пары в суде говорили также отец Поддубской и ее коллега. Виктория, видевшая Светлану за день до убийства, вспомнила, что в офисе та созванивалась с парнем, сказав ему на прощание: «До встречи». На следующий день на работу не вышла, на звонки не отвечала.

О существовании Иванова окружение погибшей узнало лишь на следствии. Подозрения на его счет появились у милиции, усилившись после проверки на полиграфе. Проводил ее эксперт Андрей Пристромов. Отвечая теперь на вопросы председательствующего Сергея Гурова, говорит: «Мы проверили 7 человек, первым — Демьянюка, Иванова — в числе последних. У всех, кроме Юрия, реакция была отрицательной, к убийству они непричастны. Опрос проводился, как обычно, наедине, для точности — несколько раз. К примеру, на вопрос, «какие преступления вы совершали?», полиграф показал у Иванова положительную реакцию на ответ «убийство». На вопрос, «как убили Светлану?», на детекторе была реакция на ответ «зарезали». В итоге длительное исследование позволило сделать вывод о причастности опрашиваемого к преступлению: он располагал информацией об убийстве, месте, времени и способе его совершения, знал, что явилось орудием и куда оно потом подевалось, куда бил, какая на обоих была одежда и т.д. Дать правильные ответы мог только человек причастный».

Иванов: «Мое задержание в России — похищение»

Обвиняемый заявил в суде, что показания даст в самом конце: после допроса свидетелей, изучения материалов дела и снятия всех противоречий и неточностей. Полагаю, оставляя себе шанс для маневра. До последнего утверждал, что он жертва ужасной ошибки, что невиновен, признательные показания дал под давлением, а с прокурорами, мол, вообще репетировал допрос... Однако он явно путался и сейчас, и 9 лет назад. С его слов, его то били, то не били. То об убийстве он узнал до проверки на полиграфе, то после нее и прочее в таком духе. Кстати, летом 2017–го он заявлял, что его задержание в Санкт–Петербурге — похищение.

Теперь — факты. В суде специалист Госкомитета судебных экспертиз Александр Шустовский, исследовавший видео беседы обвиняемого с оперативными сотрудниками в феврале 2009–го, показал, что признаков давления, запугивания, внушающего воздействия или что человек говорил заученный текст, не увидел: «Иванов держался уверенно, на вопросы отвечал развернуто, подробно рассказывал о совершенном им убийстве и какие вещи куда вынес». Теперь подлинность признательных слов фигуранта доказал и выдающийся белорусский ученый, завкафедрой БГУ С.Лебединский, проведя уникальный психолингвистический анализ показаний милиционеров, экспертов и предполагаемого преступника.

А вот фрагмент озвученной в суде расшифровки аудиозаписи 2009 года с содержанием разговоров Юрия и сотрудников ОВД: «Мы договорились встретиться со Светой, пришел к ней домой. Это 3–го было. Готовили с ней ужин, сели пить. Потом она мне: «Ты никчемный, бесполезный, не работаешь». Начали ругаться. Пересидели. Пошли наверх, она ко мне, то да се... На тумбочке возле кровати лежал нож. Говорит: «Будешь себя плохо вести — накажу». Потом опять — мне: «Неудачник... Ненавижу». В общем, я нервничал. Взял этот нож и нанес удары. Ее не видел, просто бил... Потом пошел на кухню, помыл руки, помыл нож. Оделся, взял ее мобильный, кольцо, сережки, кошелек и паспорт». Судя по расшифровке аудиозаписей, о том, что убил, могилевчанин говорил и с сокамерниками.

Генетиков не обманешь

По ходатайству прокурора в суде эксперт Надежда Михневич дала пояснения по заключению проведенной ею в 2009–м генетической экспертизы: «Под ногтями убитой была найдена кровь, и мы смогли установить присутствие примесей биологического материала, ДНК мужчины, и этот мужчина не Демьянюк. Мы видели, что кровь была и в кухонной мойке, но кому она принадлежит, сказать было сложно, ведь тогда не имелось таких, как сейчас, столь чувствительных реагентов, мы не всегда могли работать с ДНК, к примеру, подвергшейся воздействию химических и других факторов». В 2017–м в Беларуси появилась возможность, которой не было прежде, — провести необходимый анализ ДНК биологических смывов с мойки, сделанных в 2009 году. На этот раз выводы экспертов стали прямым доказательством вины Иванова. Исследование проводилось дважды, в обоих случаях получен одинаковый результат. Это стало одним из ключевых моментов в разбирательстве по делу.

...Допрос обвиняемого в Верховном Суде длился три дня. Все это время он старался убедить суд в несостоятельности доказательной базы, приводя сомнительные доводы. Председательствующий предложил все же разобраться в противоречивых показаниях Иванова. «Я Поддубскую не убивал», — отрезал тот, не найдя, что ответить о найденных отпечатках пальцев обвиняемого на одной кружке — в спальне убитой, на другой и бутылке из–под водки — на кухне. Сергей Гуров продолжил:

— Скажите, Иванов, как ваш биологический материал мог появиться под ногтями Поддубской?

— Может, когда она прикасалась к моим волосам, — робко отозвались из клетки.

— Как вы объясните и то, что вашу ДНК обнаружили в смывах кухонной мойки на месте происшествия?

Внятного ответа не последовало. «Наверное, точно не помню, перепуталось все в голове», — такими в основном были и дальнейшие ответы. Затем суд выяснял и другие моменты, приобщал к делу ответы из российских правоохранительных органов и Генпрокуратуры Беларуси — на жалобы Иванова. Одна из них с настоянием прекратить уголовное преследование. Оснований для этого не нашлось.

***

Других темных пятен у обвиняемого вроде как нет. Женился, развелся, трудился... Иванов походит на человека поверхностного и не привыкшего отвечать за свои поступки. Некоторые штрихи к портрету добавляет его безответственное отношение даже, казалось бы, к близким людям. К примеру, довольно долгое время он не считал нужным выплачивать алименты на ребенка, встречаться с ним, а на вопрос: «Нет ли у вас других детей?» — равнодушно ответил: «Не знаю, может, и есть. Встречался с девушкой, знаю, что была беременна...» По мне, так совершенно заурядная личность. Именно такие в большинстве случаев и совершают жестокие преступления. Возможно, в душе Иванов корит себя за те адские минуты пьяного «помешательства» в доме Поддубской. Публично он свою вину отрицает. В прениях сторон адвокат Людмила Чечикова (недавно она сменила прежнего защитника, в 2010–м приведшего Иванова к оправдательному приговору) ссылалась на недопустимость ряда доказательств (с чем сложно согласиться даже стороннему наблюдателю). Нельзя, говорит, нам полагаться на полиграф, генетическую экспертизу, «чудесное появление» ножа (хотя в чем чудо — не объясняет).


Все эти доводы гособвинитель Сергей Гергель разнес в пух и прах, проанализировав доказывающие вину материалы. О них сказано выше. И еще: алиби у обвиняемого нет. Неубедительны его доводы и о психологическом, физическом воздействии. Их исключила, к примеру, проверка в КГБ на полиграфе всех сотрудников, о которых говорил фигурант. Мотивом убийства, напомнил прокурор, послужила ссора на почве личных отношений. Он попросил для Иванова 22 года колонии усиленного режима. Отец и сын погибшей попросили честной оценки и, если человек виновен, — максимального наказания. Потерпевшие также поблагодарили правоохранительные органы, прокуратуру и суд за тщательное разбирательство. Обвиняемый же в последнем слове себе не изменил: «Невиновен». Никаких неожиданностей.

...Председательствующий — опытнейший юрист, потому в совещательной комнате вместе с народными заседателями будет сделан независимый и верный вывод. И вот оглашается решение. Зал слушает стоя. 21 год колонии усиленного режима — таков приговор. Он в апелляционном порядке обжалованию не подлежит, с момента оглашения вступил в силу. Иванов считает, что к нему суд отнесся слишком сурово, поэтому наверняка не преминет воспользоваться своим правом на подачу жалобы в порядке надзора. Однако эта человеческая драма, обильно политая кровью, не завершится одним приговором. Ведь без ответа остался вопрос: только ли скромные возможности экспертизы прошлых лет сыграли на руку преступнику? В Генеральной прокуратуре отметили, что о результатах порученной ей проверки, оценки деятельности всех, кто прежде участвовал в процессе, будет сообщено позже. А потому не будем ставить точку и мы.

gladkaya@sb.by